Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Западное христианство готовилось отправиться в Первый крестовый поход на самодовольный мусульманский мир, раздираемый внутренними конфликтами, с целью «освободить» Святую землю, а заодно награбить столько богатств, сколько возможно, и привезти их в Европу. Тридцатилетняя война между суннитами и шиитами истощила обе стороны. Многие правители, политики и военачальники в обоих лагерях погибли или сошли со сцены как раз в те годы, которые непосредственно предшествовали крестовому походу. «Этот год, — писал историк Ибн-Тагхрибирди в 1094 году, — называют годом смерти халифа и его военачальников». Смерть халифа вызвала вооруженную борьбу за власть в обоих лагерях. Этот новый раунд интенсивных военных столкновений еще более ослабил арабский мир. Через два года напали франки. Их жестокость, твердость и решимость потрясла раздробленный исламский мир. И он быстро распался на части.
В 1099 году после сорокадневной осады крестоносцы взяли Иерусалим. Масштабы резни, которую устроили там христиане, потрясли весь регион. Убийства продолжались два дня подряд, за это время была уничтожена большая часть мусульманского населения — и мужчины, и женщины, и дети. Евреи сражались бок о бок с мусульманами, чтобы защитить свой город, но жестокость крестоносцев вызвала панику. Чтобы провести последний ритуал, старейшины велели всем, исповедовавшим иудаизм, собраться в синагоге и вознести коллективную молитву о спасении и мире. Это была фатальная ошибка. Крестоносцы окружили синагогу по всему периметру, подожгли здание и следили, чтобы все иудеи сгорели заживо. Тяжелое жирное облако жестокости победителей бросило густую тень на весь регион, и так продолжалось в течение целого столетия. Ровно через девятьсот лет после этого зверства — одного из самых мерзких преступлений, совершенных религиозным фундаментализмом, — Римский папа извинился за крестоносцев.
Новость о страшной резне в Иерусалиме распространялась по исламскому миру медленно. Халиф аль-Мустазир предавался отдыху в своем дворце, когда почтенный кади [20] Абу Саид аль-Харави, с чисто выбритой в знак траура головой, прибыл в Багдад и, отстранив охрану, стремительно вошел в покои халифа. Он оставил Дамаск три недели назад, и путешествие в изнуряющую жару под палящим солнцем пустыни не способствовало хорошему настроению кади. Сцена, которую он увидел во дворце, не была ему приятна. Его слова были записаны арабскими хронистами:
«Как смеешь ты дремать в тени самодовольной безопасности, ведя такую же легкомысленную жизнь, как садовые цветы, в то время как твои братья в Сирии не имеют никакого прибежища, кроме седла верблюда и брюха стервятника? Кровь пролилась! Прекрасные юные девушки опозорены… Доблестные арабы смирятся с оскорблением, а храбрые персы примут бесчестье… Никогда мусульмане не были так унижены. Никогда их земли не опустошались так безжалостно…»
Хронисты описывают, как взрослые мужчины начали причитать и плакать, особенно когда кади описывал судьбу Палестины и падение Иерусалима. Эта речь поразила всех присутствующих, однако сам аль-Харави остался равнодушен к этому всплеску эмоций: «Самое никчемное занятие для мужчины — проливать слезы, когда сабли ворошат угли войны».
В течение последующих ста лет крестоносцы селились в этом регионе. Многие мусульманские властители, считая, что франки собираются здесь остаться, начали сотрудничать с ними как в военной, так и в торговой сфере. Мягкость цивилизации, на которую напали крестоносцы, возымела на них некоторое влияние. Некоторые из их лидеров порвали с христианским фундаментализмом и помирились со своими соседями. Однако большинство продолжало терроризировать мусульман и евреев так, что о жестокости завоевателей ходили ужасные слухи.
В 1171 году некий курдский военачальник Салах ад-Дин (Саладин) сверг династию Фатимидов в Каире и был провозглашен султаном Египта. Через несколько месяцев, после смерти самого чтимого им господина и союзника Нур ад-Дина, этот молодой курд отправился со своей армией в Дамаск. Ему дали полную власть над городом, и он стал его султаном. Город за городом присягали ему на верность, багдадский халиф дрожал от страха. Он был уверен, что Багдад тоже падет под натиском молодого завоевателя, и вряд ли победитель примет халифа под свое покровительство. Саладин знал, что дворянство относится к нему неоднозначно, что сирийская аристократия возмущена тем, что он «низкорожденный» курд. Лучше всего было не провоцировать их, поскольку в тот период молодому завоевателю было необходимо единство в рядах своих подданных. По этой же причине Саладин никогда не приближался к Багдаду и всегда относился к халифу с почтением.
Объединение Египта и Сирии, которое символизировали молитвы, вознесенные во имя того же самого халифа в мечетях Каира и Дамаска, стало основой объединения необходимого для нападения на крестоносцев. Курдский лидер терпеливо начал военное предприятие, которое до сих пор казалось невозможным, и от которого уклонились его предшественники: он создал объединенную мусульманскую армию для освобождения Иерусалима. Вопреки общепринятому мнению, значение джихада как «священной войны» было не слишком большим. После первых побед джихад постепенно превратился в военный клич, мобилизующий и призывающий к битве. Именно варварский фанатизм Первого крестового похода укрепил Саладина в намерении укрепить собственные тылы при помощи ислама.
«Посмотрите на франков, — призывал он своих воинов. — Смотрите, с каким упорством и смелостью они сражаются за свою религию, тогда как мы, мусульмане, не выказываем никакого энтузиазма в ведении священной войны». Престиж франков был так высок, что мусульмане называли франками всех западных европейцев.
Долгий марш Саладина, в конце концов, закончился победой. Иерусалим был отвоеван в 1187 году и вновь стал открытым городом. Евреям были предоставлены государственные субсидии, чтобы они вновь отстроили свои синагоги. Христианские церкви никто не трогал, более того, убийства из мести категорически не допускались. Как пятьсот лет назад халиф Омар, Саладин провозгласил свободу вероисповедания в Иерусалиме. Однако его неудачная попытка взять Тир оказалась тактической ошибкой, которая дорого обошлась мусульманам. Римский папа Урбан [21] снарядил Третий крестовый поход, чтобы отобрать у «неверных» Святой город, и Тир стал важной военной базой крестоносцев. Их лидер, Ричард Плантагенет, вновь оккупировал Акру, казнив пленников, утопив город в крови, однако Иерусалим выстоял. Его не смогли взять. В течение последующих семисот лет этот город, за исключением одного короткого и не имевшего особых последствий периода, оставался под властью мусульман. За все это время на его тротуары больше не пролилось ни капли крови.
В XX веке произошло серьезное изменение в истории города: успешная борьба сионистов при поддержке Великобритании за создание национального еврейского государства вновь дестабилизировала Иерусалим. Результатом этого стало насильственное удаление мусульманского населения с ряда территорий и новое кровопролитие. Сейчас, когда пишется эта книга, статус Иерусалима остается спорным, его население разделено на два лагеря, и доводы разума опять оттеснены грубой военной силой.
Крестовые походы оставили глубокий след в самосознании и европейцев, и арабов. В июле 1920 года французский генерал Анри Гуро стал правителем Дамаска. Сирия досталась Франции при дележе военной добычи после Первой мировой войны, которая привела к распаду Османской империи. Одним из первых деяний генерала после того, как он вошел в город, был визит на могилу Саладина возле Великой мечети. Здесь он потряс весь арабский мир своей грубостью, попросив внимания и заявив: «Саладин, мы вернулись! Я здесь, и это навсегда поставит Крест выше Полумесяца».
Во французском посольстве во время гражданской войны в Ливане, в 1980-е годы, произошел более комичный случай, связанный с Крестовыми походами. Однажды группа видных местных христианских деятелей явилась во французское посольство без предупреждения и потребовала встречи с послом. Когда им любезно предоставили такую возможность, самый старший из посетителей на превосходном французском языке объяснил, что все они — прямые потомки франкских рыцарей, которые первыми явились в этот отсталый регион в двенадцатом столетии. По мере того как посетители рассказывали семейные предания, посол, казалось, проникался сочувствием. Снисходительная улыбка освещала его лицо, поскольку уже не в первый раз эхо прошлого звучало в его кабинете. Но тут посетители «бросили бомбу»: они заявили, что поскольку их предки были французами, они пришли потребовать, чтобы им и членам их семей были выданы французские паспорта для возвращения на историческую родину. Вот тут Его превосходительство повел себя совсем иначе. «Господа, — заявил он, — в те времена, о которых вы говорите, Французской республики не существовало. По этой причине я должен отказать вам и на этом закончить нашу встречу».
