Актуальные проблемы государственной политики - Кара-Мурза Сергей Георгиевич (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
К. Леви-Стросс. Структурная антропология
Из истории политической науки
Клод Леви-Стросс (1908—2009)
Французский антрополог и этнограф, основатель школы структурализма.
Основные сочинения: «Раса и история» (1952), «Структурная антропология» (1958), «Тотемизм сегодня» (1962)
§ 4. Современный кризис и положение индивида
Разрушение традиционного общества и становление капитализма на целый период сделали индивида беззащитным. Как писал Э. Фромм, «человек, освободившийся от пут средневековой общинной жизни, страшился новой свободы, превратившей его в изолированный атом». Но период «дикого капитализма» прошел, система уравновесилась, богатства из колоний и доступ к обширным рынкам позволили создать «общество потребления» для большинства населения, и оно стабильно поставляло рабочую силу хороших товарных кондиций, и поддержание стало важной функцией государства. Массовый индивид стал ценным ресурсом, тылы его защищали профсоюзы и партии, у него вновь ожила культура солидарности, уже в формах модерна. Союз труда и капитала превратили предприятие или фирму в долгосрочную социальную нишу.
Во второй половине ХХ в. появились признаки индустриализма и промышленного капитализма. Надвигались постиндустриализм и глобализация. Новое поколение предпринимателей в союзе с финансовыми спекулянтами проявило «высокую квалификацию в деле артистического исчезновения» – капитал стал подвижным, начал кочевать по миру. Как говорят, пришла эпоха «слабых связей». Регулярными стали операции по разорению массы мелких акционеров менеджерами крупных корпораций, как, например, в случае корпорации «Энрон». Вошли в норму ложные банкротства. Возник кризис доверия к главным институтам современного буржуазного индустриального общества, включая его базовый институт – предприятие. Как заметил П. Бурдьё, крах доверия приводит к угасанию тяги к политическим объединениям и коллективным действиям.
Важно!
Индивид (включая средний класс) опять стал беззащитным, и буржуазное государство за последние 30 лет перестало быть «социальным» и демонтировало гражданское общество. В отношении индивида идеология неолиберализма, на платформу которого перешли все буржуазные партии и государственная власть, оказалась гораздо более жесткой, чем либерализм времен «дикого капитализма». Главное в отношениях государства с индивидом – уход от обязанности обеспечивать стабильность образа жизни большинства населения.
Происходит «деклассирование» среднего класса в странах метрополии. Раньше периферия мирового капитализма была емкостью, чтобы поглощать кризисы центра и оплачивать субсидии своим гражданам за счет периферии. В последние десятилетия эта емкость стала недостаточной, а ряд стран (прежде всего, Азии) вырвался из долговой петли и «закрылся» от кризисов Запада. Был разработан ряд методов сброса кризисов в средний класс метрополии. В Европе после периода почти полного охвата населения социальной поддержкой уже около трети находятся вне сферы государственных субсидий.
Глобализация перенесла «серые зоны» в метрополии, и они расширяются. В 1993 г. премьер-министр Франции Э. Баладюр заявил, что 25% французов живут «в зоне неправа» – в этих зонах государство не обеспечивает безопасности обывателей. Это стало важной проблемой ЕС – как пишут наблюдатели, в Европе возникает «пустое пространство с дефицитом суверенитета».
Р. Дарендорфф ввел понятие мягкого авторитаризма (1995). Смысл его таков: «Законопослушным гражданам, которые усердно заняты своими собственными делами, а в остальном ведут спокойную частную жизнь, нечего бояться гнева своих лидеров… Но те, кто критикует правительство за его неподконтрольные действия, кто использует свободу слова для разоблачения непотизма, кто осмеливается выдвигать альтернативных кандидатов на выборах, – эти люди в опасности».
Английский философ З. Бауман считает, что прежний социальный порядок, в котором индивид мог удовлетворительно прогнозировать свое положение, превращается в новый тип отношений между людьми, от наступления которого невозможно укрыться никому. Он продолжает: «Самые страшные бедствия приходят нынче неожиданно, выбирая жертвы по странной логике либо вовсе без нее, удары сыплются словно по чьему-то неведомому капризу, так что невозможно узнать, кто обречен, а кто спасается. Неопределенность наших дней является могущественной индивидуализирующей силой. Она разделяет, вместо того чтобы объединять, и поскольку невозможно сказать, кто может выйти вперед в этой ситуации, идея “общности интересов” оказывается все более туманной, а в конце концов – даже непостижимой. Сегодняшние страхи, беспокойства и печали устроены так, что страдать приходится в одиночку. Они не добавляются к другим, не аккумулируются в “общее дело”, не имеют “естественного адреса”. Это лишает позицию солидарности ее прежнего статуса рациональной тактики».
Исследовать эти процессы в странах Запада и выработать для условий России системы защиты от кризисов не только общностей, но и конкретного гражданина и его семью – чрезвычайный и срочный вызов отечественной политологии, социологии и экономики. Довольно долго с Запада к нам будут доноситься не ароматы благоденствия, а горький запах неожиданной бедности.
Основные выводы
Стереотипизация позволяет власти и управлению изучить и понять язык, логику и поведение людей, собравшихся в конкретную общность. В свою очередь, власть и управление при взаимодействии с группами или их представителями могут выбрать при первом приближении подходящие язык, логику и поведение. В современном сложном и фрагментированном обществе без агрегирования населения на группы взаимодействие государство с обществом было бы невозможно. Обе задачи сложны, политики и чиновники нередко ошибаются, группы подданных или граждан тоже, но при наличии доброй воли обе стороны обучаются.
Представления о человеке в разных культурах различаются (например, у русских предпочитают говорить «личность»). Вспомним, что главная трудность при попытке российских либералов в начале ХХ в. построить гражданское общество по западной модели заключалась в антропологии – ином представлении о человеке.
Гармонизация политического и социального периодически давала сбои – возникали кризисы, волнения, бунты и революции. В ходе этих драм и катастроф не действовали оптимистические модели взаимодействия государства с индивидами – и Платона, и Просвещения ХVIII в. Индивиды переставали быть «копиями государства» и отвергали его идеи и законы. Происходили более или менее мирные или кровавые трансформации, в ходе которых менялись понятия, идеи, критерии справедливости, структуры политической и социальной систем.
В периоды смут, катастроф и войн государство вынуждено непосредственно призывать индивидов выполнить свой гражданский долг – по совести и по закону. В этой ситуации взаимодействие с классами, сословиями, партиями и другими общностями представляет собой массивный и медлительный процесс, а к индивиду лично власть обращается в форме приказа. Индивид получает повестку именно как индивид – в ней обозначены его имя и фамилия, час и место пункта сбора. Если он не подчинится, за ним придет патруль, если он спрячется, его найдут и расстреляют. Между властью и индивидом в этой ситуации нет никаких посредников.
Современное государство Запада обязалось охранять от посягательств тело индивида как его частную собственность, но оно изначально не брало на себя обязанность охранять право на жизнь.
В советском обществе человек был членом общины, он рождался не только с некоторыми личными, но и с неотчуждаемыми общественными, социальными правами. Поскольку он был личностью («делим»), его здоровье было национальным достоянием, и бесплатное здравоохранение было (уже бессознательно) естественным правом. Оберегать здоровье человека было обязанностью государства как распорядителя национальным достоянием и гражданским долгом человека.
