Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2 - Кургинян Сергей Ервандович (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Мне представляется крайне важным рассмотреть еще одно не вполне, очевидное обстоятельство, имеющее серьезнейшее значение для нашего будущего.
Весь XIX век, контрэлита Российской империи была обуреваема долгом перед народом, хождением в народ, заботой о нем. Элита издевалась над этим. И до 1917 года, и особенно после. Но именно народофилия контрэлиты не позволила «бобку» февраля 1917 года подвести черту под российской историей.
Народофобчество сформировалось потом в диссидентской среде, ушедшей во внутреннее подполье, в белоэмигрантской среде. Либеральное спецпокаяние–1 и квазибелое спецпокаяние–2 являются буквальной альтернативой народофилии. Произошел, так сказать, «разворот вектора на 180 градусов». То есть инверсия. Мол, беспокоились и добеспокоились. От страстной народофилии — к столь же страстной народофобии, лжеевангелием которой стало, конечно, «Собачье сердце» как политический и метафизический (гностический) манифест. Что беспокоиться-то о Шарикове? Добеспокоились («народ-богоносец надул»).
Либералы (покаяние–1) и так называемые «белые патриоты» (покаяние–2) — это парадоксально единое целое. Источник единства — в народофобии. Понаблюдайте, как наши нувориши обнимаются с эмигрантской аристократией. Аристократией, ненавидящей этих нуворишей социально, культурно, этнически. Что общего у столь разных элитных групп? Народофобия, что еще? Квинтэссенция народофобии — спецпокаяние. Ибо это ВСЕГДА по сокровенной (а иногда и обнаженной) сути своей — покаяние народа перед элитой. И НИКОГДА — покаяние элиты перед народом.
Но что такое элита без народа? Это «элита для себя», постыдная и жалкая тусовка, обреченная на шикарное прозябание. Связь с народом — это не умение пить водку и закусывать огурцом. И не хождение босиком по траве-мураве. Подлинная связь между элитой и народом обеспечивается Духом истории. Им и только им.
Элита (класс), вобрав в себя историческую энергию, перестает быть элитой для себя (классом для себя) и становится мощным историческим генератором (субъектом). В качестве такового она передает историческую энергию народу (субстанции). Субстанция, откликающаяся на исторический зов, — это исторический народ. Народ-Иаков. Субстанция, неспособная откликнуться на исторический зов, — это мертвый народ. Народ-Исав.
Только живой народ, живая субстанция, заполненная тонкими историческими вибрациями, создает передовое (а значит, жизнеспособное) государство. Государство — это форма. Содержание — исторические вибрации. «Государственники»? Нельзя поклоняться форме. Форма, отвергшая содержание, истлевает. Народофобческая элита, будучи вне истории, обречена на «бобок». Народофобческая политическая Система — на дисфункцию. Дисфункция и «бобок» губят государство даже при отсутствии «врагов унешних и унутренних». Чуть-чуть истлевшее рухнет, только если будет нанесен сильный удар. Сильно истлевшее — если чуть-чуть подтолкнут. А совсем истлевшее рухнет под своей тяжестью.
Как бороться с подобной макротенденцией?
Адекватно ее масштабу и содержанию. Если масштаб таков, как я описал, то мы и впрямь имеем дело с метафизическим дежа вю. Всмотритесь в это дежа вю еще и еще раз.
«Бобок–1» — маразм наших элит перед татарским нашествием.
«Бобок–2» — маразм элит, породивший Смутное время.
«Бобок–3» — маразм февраля 1917 года, который мы столь подробно рассмотрели.
«Бобок–4» — маразм советских элит перед августом 1991 года.
Нам нужен еще и «бобок-5»?
Всмотритесь и… Если в вас возникает внутренний протест и вы хотите противодействовать «бобку–5», то ищите связь с Духом истории. Других возможностей противодействия нет.
Народофобия и Дух истории — «две вещи несовместные». Дух истории приходит только к элите, не разорвавшей связь с народом. Иначе зачем ему приходить? Ведь он приходит для того, чтобы субъект соединился с субстанцией. А если субъект заранее разорвал отношения с субстанцией? Дух истории, лишь заприметив это, сразу покидает территорию, на которой допущен подобный — во сути ликвидационный — разрыв.
В XIX веке, повторяю, хотя бы контрэлита была одержима народофилией (не декоративной, а подлинной) и потому выстояла в ХХ-м, пройдя через «бобок–3», создав проект, сверхдержаву, осуществив великие исторические деяния. Что сейчас?
Приближаясь к завершению своего марафона, я все же обращу еще раз внимание на несколько актуальных политических публикаций. Ведь все же марафон продолжается. А его закон — в таком обращении к актуальному.
Одна из таких публикаций— это статья А.Пионтковского в «Гранях. ру» от 24 октября 2008 года. Статья называется «Родина или кузькина мать?». Дело отнюдь не в том, что автор подробно меня цитирует, именуя своим далеким собратом по разуму. А в том, что он раз за разом использует острые противопоставления, задействуя в них слово «Родина» абсолютно некорректным образом. Некорректным и научно, и политически. Поелику в условия нашего исследования входит еще и построение аппарата, причем «с колес» (смотри пункт 5 в приведенном мною списке условий), то я просто обязан ответить. Причем и концептуально, и политически.
Некогда А.Пионтковский поставил в один ряд Родину и Романа Аркадьевича Абрамовича («За Родину! За Абрамовича! Огонь!»). Теперь А.Пионтковский ставит в один ряд Родину и «кузькину мать». (Для справки: «кузькина мать» — это бомба в 50 мегатонн, которую СССР испытал на Новой Земле. У А.Пионтковского «кузькина мать» — это синдром национал-клептократии, которой, в отличие от глобальной клептократии, я якобы симпатизирую в качестве красного Савонаролы.)
Чтобы не выпячивать политическое, зафиксируем очень коротко, что ни на Украине никто никогда не опубликовал бы книгу «За Родину! За Рабиновича! Огонь!», ни в США никто никогда не опубликовал бы книгу «За Родину! За Голдмэн&Сакс! Огонь!». Но это политическое (слишком политическое, как сказал бы Ницше). Намного важнее — концептуальное. В сознании почти всех без исключения начинают путаться несколько политических категорий. Эта путаница особо опасна в случае, когда в число перебираемых и смешиваемых категорий входит категория «Родина».
Мое беспокойство носит не академический характер — отнюдь. Я знаю — и по опыту, и по соцопросам, — что существенная часть нашего бизнес-сообщества, так называемого среднего класса, обозлившись на чиновничество, называет это самое чиновничество не иначе, как «Родиной» («Родина хочет с нас 50 тысяч баксов» — имеется ввиду, что их хочет тот или иной чиновник за определенную административную услугу). Это часто говорят «на автомате» даже вполне патриотичные и любящие Россию люди.
А раз так, то пора развести категории. И установить, что есть ряд категорий, в пределах которого категориальные единицы ну никак не могут быть сведены одна к другой. Это и позволяет называть единицы категориальными. Предлагаю обсудить следующие, особо актуальные, категориальные единицы, между которыми путаница совсем уж недопустима.
Категория № 1 — Родина.
Категория № 2 — страна.
Категория № 3 — население.
Категория № 4 — народ.
Категория № 5 — государство.
Категория № 6 — элита (класс).
Категория № 7 — власть (политическая системе).
Категория № 8 — властитель (государь).
Список категорий можно было бы продолжить, но остановимся хотя бы на этом как на особо актуальном.
Прежде всего, надо установить, что Родина — это не государство, не класс и элита (Абрамович) и не население. Родина — это единство территории, населения и актуального смысла. При этом актуальность смысла является главным. Теряется актуальность — человек перестает ощущать территорию Родиной. Он перестает ее защищать. Он не хочет за нее умирать. Возникает метафизический коллапс. И все распадается. Распадается тем быстрее, чем важнее смысл для данной культуры, данного (ею скрепленного) населения.
Актуальность (нагретость, огненность) смыслу придает Дух истории. Когда Дух истории уходит, смысл остывает. Если бы всего этого не было, государства бы не распадались. Россия распалась два раза за одно столетие. А почему? Потому что страна как место проживания переставала быть Родиной. Смысл остывал — и все начинало истлевать, рушиться.
