«Клубок» вокруг Сталина - Баландин Рудольф Константинович (книги хорошего качества txt) 📗
Однако произвести государственный переворот силами одних лишь военных было слишком опасно. Чем больше людей вовлекалось в заговор, тем реальнее становилась возможность разоблачения. В сталинской системе руководства соблюдался определенный баланс между партийными органами, ведомством государственной безопасности и вооруженными силами, которые к тому же были связаны между собой.
Заговорщикам требовалось надежное прикрытие «с тыла». И оно нашлось.
На фотографиях руководства страны тех лет нередко можно видеть, как во время официальных церемоний рядом с Тухачевским и Гамарником стоит человек, обладавший большой властью и огромным влиянием, а также колоссальными возможностями. Это — Г.Г. Ягода, ставший Наркомом внутренних дел СССР в июне 1934 года.
С Тухачевским Ягода близко познакомился еще в Гражданскую войну, когда занимал руководящие посты в Высшей военной инспекции. С 1922 по 1929 год Ягода возглавлял особый отдел ОГПУ, курировавший вооруженные силы СССР, и, по всей вероятности, был осведомлен о «бонапартистских» наклонностях Тухачевского. Согласно правдоподобной версии, Ягода совместно с Тухачевским проводил репрессивную операцию под кодовым названием «Весна» (мы уже о ней упоминали), во время которой были арестованы многие бывшие царские и белогвардейские офицеры, в том числе вернувшиеся из эмиграции.
Что же связывало всех этих людей идеологически?
По мнению Ю.Н. Жукова: «Часть наиболее сознательных, убежденных и, вместе с тем, самых активных коммунистов, особенно участники революции и гражданской войны, сохраняли собственное мнение по всем возникавшим проблемам, не желая ни принимать новый курс Сталина, ни становиться откровенными конформистами…
Енукидзе и Петерсон, Ягода и его заместители по наркомату, начальники отделов относились именно к такой категории большевиков. К тем, кого называли непреклонными, несгибаемыми». Их недовольство вызвали перемены во внешней политике: вступление СССР в Лигу Наций (ранее считавшейся буржуазной антисоветской организацией), сближение с Западом против Германии. Во внутренней политике ими не приветствовалась, как считает Ю.Н. Жуков, прежде всего подготовка к принятию новой Конституции. В ее проекте был задекларирован отказ от жесткого классового принципа…
Жукову хотелось бы возразить в одном: вряд ли можно называть крупных советских руководителей 30-х годов непреклонными, несгибаемыми большевиками. Они во многом превратились в очень важных вельмож. Такое превращение за 15 лет после революции вполне объяснимо.
Более логично предположить, что не случайно возникновение «Клубка» относится к тем годам, когда страна испытывала большие трудности, руководящее положение Сталина оказалось под угрозой, а его генеральная линия, прежде всего во внутренней политике, стала вызывать серьезные сомнения. О замене Сталина и его сторонников думали не только партийные лидеры.
Вспомним к тому же события 1933 года в Германии: приход Гитлера к власти и последовавший за этим разгром Германской компартии. Это было серьезнейшее поражение Коминтерна за все годы его существования: он потерял вторую по численности свою секцию в Европе.
В немалой степени это поражение было вызвано директивой Сталина, которая требовала от немецких коммунистов вести борьбу с социал-демократами, вместо создания с ними единого антигитлеровского фронта. По-видимому, Сталин опасался, что в коммунистические ряды может проникнуть социал-демократическая «зараза».
С Германией у некоторых наших военачальников были давние связи. Так, Тухачевский еще в 1920-х годах занимался разработкой планов возможной гражданской войны в Германии.
В секретном письме германского военного министра Фишера от 7 января 1926 года говорилось: «…Мы более всего заинтересованы в том, чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухофлот и флот». Следовательно, к этому времени влияние это было уже немалым. Далее Фишер предлагает искать «через Уншлихта (зам. Ворошилова. — Авт.) пути к Ворошилову и к тов. Тухачевскому».
В 1932 году Тухачевский разрабатывал план операции по разгрому Польши, в котором он предусматривал нанесение «ударов тяжелой авиации по району Варшавы» (он вообще питал пристрастие к тяжелой авиации, что никак не соответствовало реалиям будущей войны, в которой огромную роль играли истребители и пикирующие бомбардировщики).
Вместе с тем Тухачевский подчеркивал: «В настоящей записке я не касался ни Румынии, ни Латвии. Между прочим, операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии».
Такое агрессивное настроение было достаточно характерно для целого ряда крупных советских военачальников тех лет. Они вольно или невольно поддерживали линию Троцкого на «экспорт революции». В этой связи их раздражала «примиренческая» позиция Сталина c необходимостью построить социализм в одной отдельно взятой стране.
У Тухачевского были свои счеты с Польшей, войска которой в 1920 году наголову разгромили его армию, во главе которой он мечтал войти в Варшаву. Были известны и симпатии Тухачевского к Германии. Он долго курировал секретное советско-германское сотрудничество в военной области, осуществлявшееся до прихода Гитлера к власти.
После официального прекращения советско-германского военного сотрудничества 13 мая 1933 года (фактическое прекращение произошло раньше), на прощальном приеме германской военной делегации Тухачевский заявил:
— Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе.
Среди высокопоставленных немецких военных тоже бытовали подобные настроения. Они тоже с немалой долей неприязни смотрели на политические «игры» фюрера. Их тоже не устраивала идейная конфронтация между Гитлером и Сталиным. Так что Тухачевский высказал в значительной мере и их мнение о необходимости тесного сближения вооруженных сил Германии и СССР, что можно было легко осуществить, свергнув неуступчивых вождей.
В этом отношении интересы Гитлера и Сталина совпадали: им надо было опасаться военного переворота, причем германские и советские военные, не обремененные тяжелым идеологическим грузом и предпочитающие наступательные операции, вполне могли сговориться между собой.
Такой вывод можно было сделать из слов Тухачевского, обращенных к германским коллегам:
— Не забывайте, что нас разделяет наша политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу.
Совсем иначе относился он к Франции. Вот выдержка из рапорта французского военного атташе от 20 апреля 1933 года:
«13 апреля — представление вице-комиссару обороны Тухачевскому. Прием корректный, но холодный. По истечении нескольких минут Тухачевский перестал поддерживать беседу…
Тухачевский… долгое время пленный в Германии, представлял Красную Армию на маневрах рейхсвера, известен также как одно из орудий германо-русского соглашения… известен и своими крайне антипольскими настроениями».
Офицер французской контрразведки П. Фервак, товарищ Тухачевского по плену, достаточно проницательно отмечал: «У Тухачевского не было натуры Бонапарта. Этому молодому двадцатипятилетнему офицеру не хватало силы, «практицизма», соответствующей «школы», «культуры». Он не думал о тех необходимых жестоких уроках и задачах, которые мечтал и желал преодолеть. Это был мечтатель и фантазер. Он шел туда, куда влекло его собственное воображение».
Правда, многие биографы Тухачевского с восторгом отзывались о его культуре, образованности, военно-стратегических талантах. Однако все это голословные утверждения. Как стратег и полководец он вообще себя не проявил, поднимаясь с головокружительной быстротой по служебной лестнице благодаря протекции Троцкого, Енукидзе и умению угодить начальству. Но может быть, он был крупным теоретиком военного дела и великолепным преподавателем? Да ведь он даже не имел высшего военного образования, а вдобавок и широкого опыта рутинной работы на должности командира батальона, полка, дивизии.
Нередко он не умел грамотно сформулировать даже тривиальные мысли. Так, на ХVII съезде ВКП(б), выступая 4 феврале 1934 года, он завершил свою речь: «Товарищи! Я уверен, что мы сумеем овладеть чертежным и контрольно-измерительным хозяйством и правильным, дисциплинированным техническим контролем… И я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором Центрального Комитета, под руководящим и организационным воздействием товарища Сталина мы эту труднейшую задачу выполним и в случае войны сумеем выдвинуть такие гигантские технические ресурсы, которыми обломаем бока любой стране, сунувшейся против нас».