Мир, которого хотели и который ненавидели - Ксенофонтов Иван Н. (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Наконец, здесь будет уместным изложить и оценку самого Троцкого: в чем он видел смысл предпринятого нашей делегацией действия на этом последнем заседании политической комиссии 28 января (10 февраля)? Он писал: «Мы все были солидарны в том, что переговоры нужно тянуть как можно долее, чтобы извлечь из них весь агитационный «капитал» и в то же время выгадать как можно более времени, дав истории возможность приблизить нас к германской и общеевропейской революции»847. Это была общая точка зрения. И Троцкий продолжает: «Разногласия начинались с вопроса: как быть в случае ультиматума? Тов. Ленин ставил вопрос ребром: ни в коем случае не доводить переговоров до разрыва. Раз мы не можем вести войну, то непозволительно играть с войной. Меньшинство партии, наоборот, считало обязательным довести переговоры до разрыва, чтобы ответить на наступление партизанской войной. Наконец, было течение, которое считало невозможным военное сопротивление, но в то же время находило необходимым довести переговоры до открытого разрыва, до нового наступления Германии, так, чтобы капитулировать пришлось уже перед очевидным применением империалистской силы и вырвать тем самым почву из-под ног инсинуаций и подозрений, будто переговоры являются только прикрытием уже состоявшейся сделки»848. Дав характеристику этим трем течениям, Троцкий подчеркивал по поводу последней точки зрения: «Этот агитационный довод представлялся решающим автору настоящих строк»849.
Почти одновременно с отправкой телеграммы в Совнарком Ленину Троцкий отправил еще две депеши. Одну — главковерху Крыленко, которая гласила: «Согласно сделанному делегацией заявлению издайте немедленно этой ночью приказ о прекращении состояния войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией и о демобилизации на всех фронтах»Она была послана около 22 часов 28 января850. Тогда же была отправлена телеграмма аналогичного содержания и в Наркомво-ен851. Третья, уже упомянутая нами,— в Совнарком Ленину пошла через каналы НКИД852.
Поспешивший с отправкой всех этих трех телеграмм Троцкий вызвал неразбериху. Распоряжение о демобилизации армии, исходившее от него, воспринималось адресатами как правительственное решение, хотя такового и не существовало. Так, Крыленко, получивший эту телеграмму от Троцкого, в ту же ночь отдал соответствующее распоряжение по армии853. И потянулась цепочка: от Крыленко в Ставку, в Верховную коллегию при штабе главковерха, где, полученное в 8 часов утра 29 января (11 февраля), это распоряжение было тут же радиограммой с грифом «Всем, всем, всем» передано на фронты854. Приблизительно тогда же, утром 29 января, Ленин получает сообщение о приказе относительно демобилизации армии на всех фронтах и отдает указание передать в Ставку об отмене всеми возможными способами этого приказа855. Но было уже поздно, на фронтах о демобилизации знали. И поэтому, вероятно, указание Ленина о его отмене дальше Ставки никуда не пошло: в жизнь пока начал проводиться приказ о демобилизации.
В тот же опять-таки день, 29 января (11 февраля), но уже в 17 часов вечера в штабы всех фронтов за подписью Крыленко был направлен приказ, в котором сообщалось о прекращении мирных переговоров, воспроиз* водилось сделанное Троцким заявление в Брест-Литовске от 28 января (10 февраля) и объявлялось: «В связи с этим предписываю немедленно принять все меры к объявлению войскам, что война с Германией, Австрией, Турцией и Болгарией с этого момента считается прекращенной. Никакие военные действия иметь места не могут. Настоящим объявляется одновременно начало общей демобилизации на всем фронте» К Штабам фронтов и армий предписывалось принять меры к уводу войск с передовой линии856. В своих воспоминаниях этот шаг Советской власти начальник штаба главковерха М. Д. Бонч-Бруевич характеризует следующим образом: «Получилась явная неразбериха: мирные переговоры прерваны, соглашение не достигнуто, а приказ говорит об окончании войны и демобилизации всех армий... Я не мог не почувствовать огромной угрозы, нависшей над страной. Поведение большевиков в этом вопросе, несмотря на все мое стремление остаться лояльным, показалось мне глубоко ошибочным и лишенным здравого смысла»857.
В свою очередь В. Д. Бонч-Бруевич вспоминал относительно шага нашей делегации в целом, который она сделала в Брест-Литовске: «Когда получено было известие, что наша комиссия по переговорам с немцами о мире пришла к нелепому предложению, которое можно было формулировать «не мир и не война», Владимир Ильич выразил глубокое изумление этому решению и сказал, что «эта неопределенность обойдется нам дорого». Многие находили весьма остроумным, а сущности, крайне нелепый выход, который будто бы нашел Л. Д. Троцкий, придумав такую штуку, вместо определенных условий мира...»858. Словом, положение складывалось сложнейшее.
Поскольку вся советская печать ничего не писала о серьезных разногласиях в руководящих кругах партии по вопросу о мире, то занятая нашей делегацией в Брест-Литовске позиция воспринималась как линия Советской власти, большевиков. Поэтому и поддержка массами этого курса, его одобрение широкими партийными кругами были повсеместными. Так, 29 января (11 февраля) проходило заседание Петросовета'. Выступивший на нем Зиновьев огласил заявление нашей делегации, которое было сделано Троцким в Брест-Литовске 28 января (10 февраля). Подчеркнув своеобразие момента, Зиновьев предложил Петросовету высказаться, «правилен, по его мнению, или неправилен выход из создавшегося положения, найденный нашей делегацией»859. Я лично убежден, говорил он, что «это был единственно правильный выход», и полагаю, что большинство «сознательных рабочих скажет то же самое»860. Несмотря на злорадные пророчества правых эсеров и меньшевиков, продолжал Зиновьев, мы убеждены, что «наступления со стороны немецких империалистов быть в данный момент не может»861.
В прениях участвовали правые и левые эсеры, меньшевики, большевики. Приветствовал отказ нашей делегации подписать аннексионистский мир М. Л. Коган-Бернштейн, выступавший от имени правых эсеров862. Вместе с тем он подверг критике политику Советской власти за то, что наш выход из войны ослабит, дескать, пролетариат стран Антанты. Не согласился с такой постановкой вопроса левый эсер Фишман, заявивший в то же время, что коль скоро мы не можем ответить на натиск международного империализма, то заявление нашей делегации в Брест-Литовске представляется единственно приемлемым для нас решением в нынешней обстановке 6. Если придется, сказал он, мы готовы «вести войну против мирового капитала»863. В свою очередь меньшевик
А. Ерманский призывал к организации международной социалистической рабочей конференции для обсуждения главных условий мира, что, по его мнению, может способствовать развитию революционных действий. Выступивший от имени фракции большевиков Лашевич заявил, что выход, найденный делегацией в Брест-Литовске, правилен.
Предложенный Зиновьевым проект резолюции, одобрявший действия нашей делегации, был принят большинством голосов при 1 против, но все же при 23 воздержавшихся В резолюции, в частности, говорилось: «Петроградский Совет выражает уверенность, что рабочие и солдаты Германии, Австрии, Болгарии и Турции в нынешний ответственный исторический момент выполнят свой долг и не позволят империалистским правительствам совершить задуманное ими насилие над народами Польши, Литвы и Курляндии»864. Главной задачей дня, указывалось в ней, является создание новой армии.
На следующий день, 30 января (12 февраля), «Известия ЦИК», комментируя формулу «ни мира, ни войны», напишут: «Поступая таким образом, русская делегация лишь выполняла волю последнего Советского съезда, который, в свою очередь, выражал волю трудящихся масс России. Другого пути для русской революции в данный момент не было»865.
