Путин. Его идеология - Чадаев Алексей (е книги .txt) 📗

На самом деле эту градацию (ядерный и неядерный) следует признать недостаточной. Существует еще и третий, более высокий «этаж» суверенитета, когда ядерный суверенитет обеспечивает не только автономию внутриполитического режима в той или иной стране, но и какое-то количество других режимов в ориентированных на ядерного суверена неядерных странах. По отношению к ядерному суверенитету Франции, являющемуся только французским, ядерный суверенитет США находится на более высоком этаже, так как является источником суверенитетов для десятков стран, непосредственно входящих в американскую систему. С другой стороны, суверенитет Испании или Японии существует лишь постольку, поскольку обеспечивается американским ядерным щитом. Соответственно такой суверенитет является не собственным, а делегированным: подобно тому, как римский папа в Средние века присылал из Рима короны королям тех или иных стран, так и сейчас признание того или иного режима со стороны США является одновременно взятием ответственности за обеспечение его суверенитета. Ядерным странам, безотносительно к тому, входят они в американскую систему или нет, дожидаться такого признания не обязательно. Но их самостоятельность распространяется только на них самих и больше ни на кого. Они не могут становиться источником легальности других, внешних для себя режимов. Скажем, Пакистан и Израиль имеют бомбы – но из этого не следует, что их санкции достаточно для того, чтобы мир признал законное право афганского или ливанского режимов, если таковые сменятся и будут признаны этими ядерными державами. Таким образом, в современном мире существует три типа суверенитетов: делегированный (неядерный), собственный (ядерный) и абсолютный (т. е. обладающий правом делегирования суверенитета другим).

Архитекторы нынешней миросистемы, члены «ялтинской тройки», предполагали, что функцию гаранта всех без исключения национальных суверенитетов будет выполнять ООН. Но ООН так и не стала самостоятельной системой, со временем превратившись в переговорную площадку, где крупнейшие ядерные суверены согласовывали свои позиции, добиваясь баланса интересов. Сегодня, когда не только статус, но и само будущее ООН является предметом дискуссии, она не выполняет даже роль переговорной площадки. Силовое обеспечение играет здесь не последнюю роль: архитекторы ООН (строившие что-то типа мирового правительства) предполагали, что подчиняющиеся ООН вооруженные силы станут наиболее мощными на планете, однако сегодня можно считать, что таких сил у организации попросту нет, так как «голубые каски» ООН не участвуют в боевых действиях. Иначе говоря, сегодня суверенитет «от ООН» – это не более чем ширма для каких-то других моделей суверенности. В первую очередь это справедливо для США. В то же время монопольным гарантом суверенитета многих постсоветских режимов все еще является Россия; есть в мире и другие «ядерные» гаранты. [13] Нетрудно заметить, что в последнее время на роль такого же «сверхсубъекта» претендует и Евросоюз: тоже ядерный и вдобавок все менее зависимый от США.

СМЕНА РЕЖИМА

Управление посредством делегирования суверенитета – это совсем не то же самое, что управление колониями. В решении текущих вопросов внутренней и даже внешней жизни государства с «делегированным» суверенитетом вполне самостоятельны. Фундаментальным ограничением для них является только одно: страна, являющаяся первоисточником суверенитета другой страны, всегда обладает принципиальной возможностью смены правящего режима и государственного строя в стране-сателлите.

Для реализации этой задачи можно использовать самые разные способы. Если речь идет о стране – союзнице по военному блоку, то проще всего договориться на жестких условиях с лидерами вновь пришедшей к власти партии; никаких других действий предпринимать уже не нужно. В странах с не столь «идейно близкими» режимами есть варианты. Если режим достаточно мягкий, наиболее предпочтительной становится поддержка усилий действующей политической оппозиции по взятию власти любым путем («бархатная революция»). Если режим жесткий и не дает развернуться оппозиции, то выбор делается в пользу «гуманитарной бомбардировки» (как в Ираке). Иногда возможна комбинация первого и второго (как в Югославии).

Со страной, обладающей собственным ядерным суверенитетом, такие вещи делать куда сложнее. Риски «бархатной революции» вырастают в разы, если не на порядки: в ситуации хаоса, который может длиться неделями и месяцами, далеко не факт, что не найдется отчаянная голова для того, чтобы воспользоваться ядерной кнопкой для удара по какому-нибудь «врагу». Военная интервенция с еще большей вероятностью превращается в ядерную войну. Степень успешности жестких переговоров с правящим режимом оказывается в зависимости лишь от одного фактора – уровня экономической несамостоятельности данной страны, который в общем-то далеко не всегда оказывается критическим даже в условиях глобализированной экономики: просто потери от тех или иных экономических ограничений несет не кто-то один, а все сразу (что тоже не сахар). [14]

В общем, понятие «ядерного суверенитета» позволяет на многое смотреть по-другому. Например, оно позволяет переосмыслить взгляд на мотивы того же Ким Чен Ира. Далеко не всегда целью северокорейской «ядерной игры» является гарантия безопасности существующего режима от внешней агрессии. Вполне возможно, что чучхейское руководство посредством бомбы пытается защитить себя не только от войны, но и от попыток инспирирования какой-нибудь «оранжевой перестройки» по восточноевропейскому сценарию, ведь эта угроза в их условиях, а они живут, напомню, в режиме «Берлинской стены» – более чем реальна. «Вы несете нам „свободу“? А вот у нас теперь есть кнопка – и что с нею будет, когда эта самая „свобода“ у нас предъявит свои революционные права на власть?» – так тоже можно понять месседж младшего Кима. Разумеется, все это работает при условии, что есть воля «в случае чего» все же нажать на ядерную кнопку.

Таким образом, в повестке дня стоит позитивная задача построения демократии, которая станет основанием суверенитета, где вопрос о смене власти в России решает не Вашингтон, посредством революционных технологий, а сами граждане России. Возможность построить демократическую систему, где справедливо решается вопрос о власти, есть возможность сохранить свободу и независимость. Демократия – несмотря на всю важность ее процессуальной стороны – гораздо шире, чем проведение регулярных всеобщих выборов. Несмотря на важность формальных демократических процедур (несменяемость власти при сохранении процедуры выборов часто является признаком отсутствия политики; а там, где нет политики, появляются полицаи), они – продукт исторического творчества Запада, а не внеисторическая необходимость. Заимствование этой формы является не целью, а механизмом, от которого зависит возможность автономного решения вопроса о власти.

УКРАИНСКИЙ КАЗУС: источник ВЛАСТИ

Украина, как известно, декларированно «безъядерная» страна. В переводе на современный язык суверенитетов это означает табличку с надписью «Продается. Недорого». Иначе говоря, это такое государство, которое не может существовать без внешнего источника легальности своего режима – того или иного «абсолютного» суверенитета.

В этом контексте оранжевые заклинания про «европейскую интеграцию» и «демократический выбор» оказываются теми ритуальными формулами, которыми оказывается обставлен реальный процесс – процесс смены источника делегированного суверенитета. Тот выбор, который стоял перед украинцами осенью 2004 года, на языке XIII века понимался бы как княжеский выбор между короной от папы и ярлыком от хана; и они его сделали как раз в духе Даниила Галицкого. Но в данном случае важны не исторические параллели, а поражение попытки Владимира Путина сделать Россию гарантом легальности действующего украинского режима и его базовых процедур. [15]