De Conspiratione / О Заговоре - Карпенко В. И. (мир бесплатных книг txt) 📗
«Вторичность» феномена в том, что вторичный опыт исламизации ислама в современных условиях отчетливо тяготеет к общественно-политической сфере, а не к духовно-богословской, к области идеологии, а не к области духовного самоуглубления веры. Конечно, новейшие тенденции в мире ислама не лишены теологической глубины, но существеннее другое: события в Северо-Кавказском регионе России, Татарии, Башкирии, Таджикистане, Узбекистане, Киргизии, странах Магриба и Европы демонстрируют, что новейшие общественно-политические течения, выступающие под флагом ислама, ведут к саморасширяющемуся насилию, трансформируются в действия подрывного характера по дестабилизации существующих государственных образований. И здесь особенно важно, что исламисты, говорящие от имени «чистого» ислама, переходят к террору и физическому истреблению «неправильных» мусульман, не приемлющих навязываемого им силой нового символа веры. Отторгающих не только из-за отторжения насилия, но и в силу несогласия с извращением религии, ибо сказано в Коране: «Нет принуждения в вере» (сура ал-Бакара, аят 257).
Как известно, мусульмане предпочитают не употреблять терминов «экстремизм», «фундаментализм», «радикализм»; они используют термин «аль-исламийюн» (исламисты), имея в виду тех, кто выступает за ре-исламизацию общественно-политической жизни и государственно-политического устройства в мусульманских странах, которые, с точки зрения исламистов, нуждаются в реформировании по критериям «чистого» ислама. В этих случаях реислам и зация предполагает борьбу за то, чтобы шариат (буквально: прямой путь), т. е. закрепленные Кораном и сунной предписания, стал единственным законодательным основанием всей частной и публичной жизни.
Таким образом, исламизмможно определить как новейшее религиозно-политическое движение протеста в странах мусульманской культуры, направленное против глобалистских экспансий общественных отношений, выработанных секулярным (обезбоженным) обществом новоевропейского Запада. Для исламистов, указывает французский исследователь Ольвье Руа, «путем к реисламизации общества является захват государственно власти…». Исламисты, строго говоря, в отличие от фундаменталистов выступают не за «возврат» к прошлому, а за подчинение себе путем политической борьбы современного общества и его технических средств».
Продолжая тему, обратим внимание специалистов по борьбе с терроризмом и экстремизмом на опасность грубой идеологизации различий ислама и исламизма. Прежде всего, это проявляется как бытующее и на Западе, и в западноориентированной части российского общества расхожее представление об «исламской угрозе». В лучшем случае это соотносится с учением С. Хантингтона о «войне цивилизаций», а в худшем принимает вульгарные формы эмоционально-программирумых выплесков. Главное для нас — не оперировать этим ярлыком-термином ввиду его крайней неопределенности, а порой не только бессознательного, но и намеренного смешения явлений разного общественно-политического и религиозно-догматического планов.
Вторая идеологическая опасность заключается в лозунге председателя Исламского комитета России Гейдара Джемаля «Ориентация — Север», навязывающем различные утверждения, согласно которым спасение России (которая-де могла стать, но случайно не стала мусульманской страной) заключается в отказе от «православного империализма» и создании в союзе с исламом «новой идеологии» и «нового человека», воспитываемого в духе так называемого «идеала религиозного социализма (в дальнейшем мы покажем привязку этого термина к ваххабизму — Авт.)». «Будущее России, — пишет Г. Джемаль в статье «Идущий на Север не боится ночи» («Родина», М., 1998 г., № 1) — предстоит в двух важнейших ракурсах. Во-первых, как союзник ислама, во-вторых, как страна, преодолевшая свою историческую вражду к Германии… продуктом такой духовно избранной новой геополитики станет будущая Евразия, включающая в себя Центральную и Восточную Европу. Союз новой Германии, обновленной России и мирового ислама достаточно хорош и убедительно просматривается…». Эта смесь эклектики, антиисторизма и псевдонаучности, по мнению Джамаля, доказывает, что у России еще есть шанс стать исламским государством, более того: «Для нее это единственный шанс избегнуть геополитического исчезновения».
Резюмируем: необходимо работать с различиями. Введя различие между исламом и исламизмом, далее следует различать фундаментализм и экстремизм в исламе.
Фундаментализм — это опыт обращения к духовным источникам первоначальной веры, необходимый для религиозного сознания всякий раз, когда меняются условия жизни и одна эпоха сменяет другую. Важно понимать, что, строго говоря, любая религия является по определению «фундаменталистской», так как неизменно отсылает верующего к первоисточнику вероучения. Иначе говоря, любое «нефундаменталистское» религиозное поведение ведет к утрате собственно религиозного содержания и в итоге вырождается либо в мертвый культ, либо в ширму для чисто реальных материальных и политических вожделений.
Так, например, пакистанские «ахль ал-хадис», в чьих медресе проходили обучение будущие бойцы афганских талибов, выступают как фундаменталисты. В XVIII в. фундаменталистом был автор «Китаб ат-таухид» («Книги единобожия») Муххамад ибн Абд алъ-Ваххаб (1703–1794), призывавший основываться исключительно на «Книге Аллаха» и «достоверных хадисах» (авторитетно зафиксированных примерах из жизни Мухаммада). Аль Ваххаб — автор религиозного учения «ваххабизм», идеологической основы современного экстремизма и терроризма.
«Фундаменталистом» был и пророк Мухаммад, считавший себя не основателем новой религии, а человеком, по вдохновению Божию возвращающим людей к вере предков — вере Авраама.
Резюмируем: фундаменталистская проблематика, т. е. появление ведомого Богом праведника, обновителя веры, стремящегося восстановить ее в первоначальной чистоте, является для религиозного мировосприятия устойчиво традиционным: в религии она имеет тот же возраст, что и сама религия.
Следующий вопрос: где граница трансформации фундаментализма как проблемы религиозного сознания в политический экстремизм?
На этот вопрос единого ответа нет и быть не может. Но есть направление, на котором правильно поставленные вопросы могут дать правильные теоретические и практические ответы. Речь идет о ревизии, которой в некоторых принципиальных отношениях подверглось в XX в. творчество ряда исламских идеологов-радикалов — суннитское догматико-правовое учение. Прежде всего, ревизия связана с именем египтянина Сайида Кутба, учившегося на арабских переводах с урду сочинений Абу Аля Маудуди — «Джихад в исламе», «Ислам и джахилийя», «Принципы исламского гоударства»).
Считается, что Кутб обратился к фундаменталистскому взгляду на религиозные предметы в результате двухлетнего пребывания в США в начале «холодной войны» (1948–1950). Он радикально ревизовал, как и Маудуди, понятие джахилийи, или канувшей в прошлое эпохи доисламского невежества и варварства, перенеся характеристики джахилийи с прошлого на настоящее. «Весь современный мир погряз в дхажилийи… — писал он. — Джахилийя наделяет человека одним из величайших атрибутов Аллаха — суверенитетом и тем самым превращает одних людей в рабов других». Эта концепция была призвана санкционировать отказ мусульман от просветительско-воспитателъных усилий с целью завоевания общества шаг за шагом в пользу захвата власти как единственного ответа на угрозу всемирной «современной джахилийи».
Сайид Кутб радикально пересмотрел понятие джихада, переведя его из плана личного духовного усилия верующего на пути познания Аллаха в план вооруженной борьбы с неверными, особенно с инакомыслящими мусульманами. «Отсту пник должен быть убит, даже если он не в состоянии сражаться, тогда как неверный в подобном случае смерти не заслуживает», — писал в 1981 г. один из египетских последователей Кутба.
В трудах Кутба прослеживается эволюция понятия джихада со времен Пророка Мухаммада. Суры Корана, касающиеся вопросов джихада и зачастую противоречащие друг другу, он выстраивает в хронологическую цепочку в соответствии с порядком их «ниспослания». В итоге у него получается схема, согласно которой в развитии этого понятия было четыре стадии. В мекканский период жизни Мухаммада Аллах удерживал мусульман от вооруженных действий; после Хиджры они стали для них дозволенными; на третьей стадии сражаться против тех, кто отвергает ислам, было уже обязанностью верующих; наконец, на четвертой джихад против неверных, независимо от того, выступают они против ислама или нет, стал долгом мусульман. Исходя из своей схемы, С. Кутб делает вывод, что первые три стадии были подготовительными, на четвертой же концепция священной войны получила законченную форму, которой и надлежит руководствоваться «истинным» мусульманам в наше время.
