Временщики. (Судьба национальной России: Ее друзья и враги) - Власов Юрий Петрович (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
А это уже не что иное, как невольное подчёркивание значения личности для людей, общества, народа.
В молодости я писал: "Культ вождя – это уже замена разума у людей одним единственным разумом, почти божественно непогрешимым, иначе – ненужность разума всех других… Удар по всем вождям и культам!".
Мы только-только освобождались из-под чугунной длани вождя.
С тех пор многое пришлось испытать и понять.
Желание жить по идеалам сталкивается с представлением о свободе всего общества, сталкивается с нажимом других народов, угрожающих свободе твоей страны.
И, наконец, само политическое выражение демократии потрясло меня: это совершенно продажная власть, безоговорочно враждебная любым национальным основам государства. Демократия – это диктатура денег. Правят те, у кого капиталы. Причём тут власть народа?
С отвращением и ужасом разглядел я в демократии её природную враждебность национальному государству, а любовь к Родине и народу – одно из самых сильных чувств во мне.
Всё это перевернуло меня.
"Республика означает продажность государственной власти, – пишет Освальд Шпенглер в своей знаменитой работе "Закат Европы". Президент, премьер-министр или народный уполномоченный являются послушными ставленниками партии, а партия – послушной ставленницей тех, кто её оплачивает" [176].
Я и доселе считал, что мы должны избавиться от тупой, вырождающейся власти партийных секретарей. Теперь же я оказался непререкаемо убеждён в том, что власть должна быть прежде всего не интернациональной, не космополитической, а национальной. И строиться она должна на сочетании капиталистического и социалистического укладов.
Оставлять же власть демократической, то есть космополитически-хищнической, по отношению к России не позволяла моя природа русского человека. Демократия вела и ведёт к расчленению России и уничтожению русского народа.
Шпенглер закончил свою книгу ещё до первой мировой войны. Переработав, издал её в Мюнхене в декабре 1917 года. Он утверждает, что мировое гражданство – жалкая фраза. "Мы люди определённого века, определённой нации, круга, типа". И далее утверждает, что это наша принадлежность к определённому типу является необходимым условием, при котором наша жизнь приобретает "смысл и глубину".
И он же отпускает глубокое замечание, что личное начало враждебно порядку и проявляется в жестокой эксплуатации более слабых народов и классов (он подразумевал Англию).
Под "личным" Шпенглер разумеет демократию, в которой главное – это "личное Я", это эгоизм, это гибель единого целого, чем является народ [177].
Государственная власть должна сосредоточиваться в руках национального руководителя при неукоснительном контроле за ней.
Мы должны заковать волю руководителя в свод установлений, которым он должен будет неукоснительно следовать.
Нарушения будут означать лишение его власти через особые учреждения контроля.
Необходимость сосредоточения власти в руках вождя (национального руководителя) не есть тоска по палке, а жестокая историческая необходимость. В других условиях России просто не выжить.
Следует подчиняться действительности.
Можно не жаловать и отрицать то, о чём я пишу, но другой подход будет означать, как и все другие подходы, лишь доразрушение России.
ГЛАВА X
Русская история, как наука, лишь в определённой степени является итогом усилий представителей своего народа, более всего её объясняли, писали иностранцы по крови и русские – иностранцы по духу ("западники"). С моей стороны, это упрощенное толкование, однако оно обнажает хронически нездоровый процесс в недрах науки. Одним незатихающим столкновением являлась борьба между русским взглядом на тысячелетние явления русской жизни и взглядом пришельцев, к которым постепенно стала примыкать едва ли не большая часть русского культурного общества.
До Петра I грамотные люди изучали первоисточники, то есть сами летописи, поскольку обобщающих работ ещё не существовало.
Читаем в известном труде профессора петербуржской духовной академии Михаила Осиповича Кояловича (1828-1891) "История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям":
"В этом удостоверяет нас чрезвычайное множество летописных списков, сохранившихся до настоящего времени, и весьма ограниченное обращение в нашем послепетровском обществе издававшихся летописей. Когда в сороковых годах (1840-х – Ю.В.) археологическая комиссия приступила к изданию летописей, то для издания только начальной летописи или временника Нестора она имела у себя под руками 150 летописных списков. Ей присылали их из разных мест целыми десятками. Почти в каждом замечательном монастыре есть один или даже несколько
летописных списков…
Самый большой удар летописной деятельности, даже списыванию летописей, нанёс, без сомнения, Пётр I, когда запретил в духовном регламенте простым монахам держать в келии бумагу и чернила. Впрочем, и в эти трудные времена летописи все-таки писались…
За это время, когда наши летописи свободно составлялись и служили главнейшим выражением книжного русского самосознания, они имели теснейшую связь с нашею государственностью… С развитием московского единодержавия объединяются и летописи, – является по преимуществу сборный, сводный характер летописи…" [178]
И о нашей жизни словами почтенного историка Сергея Михайловича Соловьева (1820-1879): "…народный дух страдал, чувствовалась измена основному жизненном правилу… чувствовалась самая тёмная сторона новой жизни, чувствовалось иго с запада, более тяжкое, чем прежнее…" (Коялович, С.362).
Одновременно полезные сведения о русских черпались из сочинений иностранных авторов, побывавших на Руси [179].
В своих лекциях Михаил Осипович якобы занимал выражение противосемитскую и противопольскую стороны, о чём спешит насплетничать "Советская историческая энциклопедия" (по духу совершенно нерусская), что не отвечает смыслу дел этого человека. Коялович защищал Россию. И оно так и есть: ни одного противоеврейского высказывания или какой-либо двусмысленности в этом главном труде Кояловича я вообще не обнаружил. Книга наполнена лишь любовью к России. Перед нами прежде всего крупный и самостоятельный учёный, который отстаивал немарксистское положение о единстве интересов русского народа с русской аристократией, включая в русский народ и украинцев с белорусами. Коялович намеренно пренебрегал социальными вопросами при изучении архивов. Мало кто на Руси так славно знал летописи, как Михаил Осипович. Борьбу классов он вообще не признавал. Все сложности исторического процесса для него заключались в национальном вопросе: народы ищут место, народы расширяют свои просторы, народы сражаются, возвышаются, гибнут или стоят, как Россия…
Отсюда для нас вытекает главнейший вывод о важности сбережения народа.
Занимаясь наукой об истории, Михаил Оспипович приходит к выводу о том, что все лучшие историки, исследуя углубленно историю России, непременно приходят к славянофильству (славянолюбству). Это светлый и достойный взгляд на своё место в народе.
Мы из своего времени можем с полным основанием присоединиться к выводам Кояловича.
Мы говорим:
Конечно же, праматерь жизни людей – нация. Всё прочее не в состоянии решить ни одного коренного вопроса для государства и в борьбе лишь подпирает, может усилить национальное, что огненным клином рассекает мглу времени, единственно сберегая и сохраняя людей и народ (уже одна общность языка чего стоит). Под соединённым ударом Запада только нация ещё не даёт России растечься киселём по всем народам и государствам.
