Сталинский неонеп - Роговин Вадим Захарович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Справедливо утверждая, что проблема коммунизма не сводится лишь к новой организации общества, а представляет и проблему новой душевной структуры человека, Бердяев признавал неизбежное воздействие социально-экономических условий на духовную и нравственную жизнь личности. В этой связи он подчёркивал, что «нельзя создать нового человека и новое общество, объявив хозяйственную жизнь обязательным делом чиновников государства. Это есть не социализация хозяйства, а бюрократизация хозяйства. Коммунизм, в той форме, в какой он вылился в России, есть крайний этатизм. Это есть явление чудовища Левиафана, который на всё накладывает свои лапы» [875] (курсив мой.— В. Р.). И эти положения близки к многочисленным высказываниям Троцкого о социально-политической сущности сталинистского режима.
Совпадение взглядов Троцкого и Бердяева проявляется также в суждениях последнего о прогрессивности лишь такого варианта свержения бюрократического абсолютизма, когда оно будет осуществлено «организованной силой, которая способна была бы прийти к власти не для контрреволюции, а для творческого развития, исходящего из социальных результатов революции» [876].
Ещё более отчётливо эта мысль выражена в книге «Самопознание». Здесь Бердяев подчёркивал «совершенную неизбежность прохождения России через опыт большевизма… Возврата нет к тому, что было до большевистской революции, все реставрационные попытки бессильны и вредны, хотя бы то была реставрация принципов февральской революции» [877].
Эти бердяевские прогнозы оправдались, хотя и с историческим запозданием на полвека и с некоторыми модификациями, неизбежными при реализации всякого социального прогноза. Отсутствие организованной политической силы, способной в своих реформаторских устремлениях исходить из социальных результатов Октябрьской революции, обусловило «ползучее» движение капиталистической реставрации, ввергнувшее в состояние анархии и хаоса Советский Союз, а затем — его распавшиеся республики.
Бердяев проницательно определил и социально-психологические предпосылки успеха сил капиталистической реставрации, порождаемые внутренними противоречиями сталинистского режима. Он отмечал, что русский коммунизм «психологически сделал больше завоеваний, чем экономически», породив молодое поколение, которое «понимает задачу экономического развития не как личный интерес, а как социальное служение». Однако иссякание этого коммунистического энтузиазма под давлением тоталитарного государства способно привести к появлению шкурничества и актуализации «опасности обуржуазивания» [878]. Действительно, негативный социальный пример разложившейся бюрократии, единственным мотивом поведения которой стал инстинкт самосохранения, способствовал иссяканию нравственной энергии и энтузиазма советского народа, утверждению в его самых разных слоях шкурнических, мелкобуржуазных инстинктов. Этот процесс, развивавшийся на протяжении десятилетий, явился одной из главных причин перерождения «перестройки» в «дикую капитализацию» и распад советского общества.
L
«Преданная революция»
Летом 1936 года Троцкий закончил книгу «Что такое СССР и куда он идёт?», изданную во многих странах под названием «Преданная революция». Само это название указывает на главную тему книги, представлявшей итог многолетних размышлений о судьбах победоносной народной революции, устоявшей под натиском внешних и внутренних врагов, но преданной изнутри силами, формально выступавшими от её имени.
В «Преданной революции» самые сложные теоретические проблемы излагаются в чёткой и лаконичной манере, что делает её доступной пониманию любого образованного человека. Тем не менее эта книга, как справедливо указывал И. Дойчер, является самой трудной работой Троцкого. Её восприятие требует диалектического мышления, отвергающего плоские формально-логические конструкции и применение категорических законченных определений для характеристики динамичных и незавершённых исторических процессов.
Но для современного читателя это, пожалуй, не самая большая трудность. Может быть, ещё более сложным для него будет столкновение с непререкаемостью коммунистических убеждений автора «Преданной революции». Трагический опыт дважды преданного социализма пошатнул уверенность многих в осуществимости коммунистических идей. Хотя, строго говоря, этот опыт поставил под вопрос не сами эти идеи, их подлинный смысл, а средства, методы, пути их реализации. Но в обыденном сознании — и это психологически понятно — недоверие к средствам легко перемещается на цели. Чтобы противостоять этому сдвигу, не столько стихийному, сколько умело и настойчиво провоцируемому, необходимо воссоздать историю и самих коммунистических идей, и попыток их воплощения.
В решении этой задачи трудно переоценить значение «Преданной революции». В своём анализе её автор исходил из того, что термидор великой русской революции остался уже далеко позади. Смена установленного большевиками общественного режима бонапартистским абсолютизмом произошла не сразу, а несколькими этапами, посредством малых гражданских войн бюрократии против революционного авангарда.
Реконструируя и развивая — на основе анализа успехов и поражений социалистического строительства — марксистскую концепцию социализма, Троцкий основное внимание уделял тем специфическим особенностям развития советского общества, которые не были предвидены марксистскими теоретиками прошлого и творцами Октябрьской революции.
Троцкий подчёркивал, что к марксистской теории нельзя относиться фетишистски, она «не есть вексель, который можно в любой момент предъявить действительности ко взысканию» [879]. Если новый исторический опыт обнаружил ошибки и пробелы теории, то её следует пересмотреть, исправить ошибки и восполнить пробелы. Только на этом пути можно понять причины возникновения разительных противоречий между марксистской доктриной и советской действительностью.
Неоднократно возвращаясь к разоблачению сталинистского мифа о победе социализма в СССР, Троцкий называл основные критерии построения социализма: экономический (достижение более высокой производительности труда, чем в передовых капиталистических странах), социальный (достижение степени социального равенства, принципиально невозможной при капитализме) и политический (утверждение самоуправления трудящихся, непосредственного народовластия, представляющего более высокий тип политического устройства по сравнению с самыми демократическими буржуазно-парламентскими режимами).
Главным критерием как высшей, так и низшей фазы коммунизма Троцкий считал степень развития производительных сил. В связи с этим он высмеивал традиционные суждения буржуазных идеологов о принципиальной невозможности мотивации труда, не основанной на экономическом принуждении. «Материальной предпосылкой коммунизма должно явиться столь высокое развитие экономического могущества человека, когда производительный труд, переставая быть обузой и тяжестью, не нуждается ни в каком понукании, а распределение жизненных благ, имеющихся в постоянном изобилии, не требует — как ныне в любой зажиточной семье или в „приличном“ пансионе — иного контроля, кроме контроля воспитания, привычки, общественного мнения. Нужна, говоря откровенно, изрядная доля тупоумия, чтобы считать такую, в конце концов, скромную перспективу „утопичной“» [880].
Социализм, или низшая фаза коммунизма — это такое общество, которое в силу недостаточно высокого развития хозяйства и культуры ещё не способно обеспечить распределение по потребностям, но уже обладает развитыми производительными силами, достаточными для сужения сферы действия буржуазных норм труда и распределения и последовательного движения к полному социальному равенству — основному условию всестороннего развития всех членов общества.
При социализме должно постепенно ослабевать экономическое и тесно связанное с ним государственное принуждение — наследство классового общества, не способного строить отношения человека к человеку иначе, как в форме экономических фетишей и ставящего на их охрану самый грозный фетиш — государство. О действительной победе социализма можно будет говорить лишь с того исторического момента, когда деньги начнут утрачивать свою магическую силу, а государство станет освобождаться от функций административного принуждения. Смертельный удар денежному фетишизму будет нанесён на той ступени общественного развития, когда рост общественного богатства отучит людей от скаредного отношения к каждой лишней минуте работы и от унизительного страха за размеры вознаграждения, когда деньги потеряют способность приносить счастье или повергать в прах.
