Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (книга регистрации .txt) 📗
В 11 часов Бьяаланд пересёк линию «финиша», за ним следовали Хассель и собака-вожак Хелмера Ханссена — именно в таком порядке.
Так что, строго говоря, первым человеком на Южном полюсе стал не исследователь, а чемпион по лыжам, один из пионеров современного лыжного спорта. Амундсен считал, что это справедливо. Завоевание полюса, как он сам сказал, было «спортивным мероприятием», и совершенно правильным было то, что честь финишировать выпала спортсмену. Третьим живым существом на Южном географическом полюсе должна была стать — и стала — их верная и сильная хаска из Гренландии. Это тоже было справедливо.
Амундсен разбил лагерь и приготовился к последним наблюдениям. Из твёрдого снега были возведены две твёрдых опоры: одна для искусственного горизонта, вторая — для секстанта в тех случаях, когда он не используется. Начиная с середины утра в течение целых суток наблюдения проводились каждый час. Все четыре исследователя — Амундсен, Вистинг, Хелмер Ханссен и Хассель — занимались этим попарно, вахта за вахтой, по шесть часов. Все они при этом скрупулёзно перепроверяли навигационные книги друг друга. Это тоже по умолчанию стало упрёком Куку и Пири, которые могли только своим честным словом подтвердить, что были на полюсе.
В перерывах между наблюдениями они занимались изготовлением сувениров: на мелких предметах вроде часов или ножей гравировали, а точнее сказать, выцарапывали дату и место.
В тот вечер в палатке после обычного меню, состоявшего из пеммикана и печенья, Бьяаланд призвал своих спутников к тишине и произнёс короткую праздничную речь, выдержанную в формальной манере традиционного послеобеденного выступления, как принято в Норвегии.
Закончив говорить, он достал коробку с сигарами и пустил её по кругу, как будто это было самым привычным для него делом. Затем церемонным жестом он передал коробку с оставшимися сигарами Амундсену и с лёгким поклоном, исполненным невероятного достоинства — при том что он оставался сидеть на полу, — произнёс своим бархатным голосом: «А это я дарю тебе на память о полюсе».
Амундсен был растроган. Сам Бьяаланд не курил и всю дорогу из Фрамхейма вёз сигары (подарок на Рождество), чтобы порадовать своих товарищей. Он превратил ужин с вечным пеммиканом в настоящий банкет.
Произведённые в течение дня наблюдения подтвердили, что они ещё примерно полторы мили не дошли до полюса. Бьяаланд и Хелмер Ханссен ушли на четыре мили вперёд в нужном направлении, чтобы отметить это место флажками.
Сегодня воздух был таким прозрачным [писал Амундсен около полудня 17-го], что мы могли видеть все вокруг себя на многие мили. С помощью подзорных труб мы старательно осматривали окрестности, чтобы проверить, нет ли каких-нибудь признаков жизни вокруг нас в любом из направлений, но тщетно. Мы первые здесь, однозначно.
Чтобы ещё точнее зафиксировать расположение полюса, Амундсен «огородил» флажками «оставшиеся несколько угловых минут», как он сам выразился, на несколько миль вперёд в каждом направлении. Теперь полюс был отмечен три раза. «Мы сделали всё, что могли, — заявил Амундсен. — Думаю, наши наблюдения будут представлять большой интерес для специалистов».
Когда результаты наблюдений проверили в последний раз, оказалось, что полярный лагерь Полхейм, как назвал его Амундсен, или «Дом полюса», находится в 2500 ярдов от математически корректной отметки полюса, которая была рассчитана с точностью в 200 ярдов. Понимая, какая работа за этим стоит, нужно отдать должное навыкам и знаниям людей, которые добились такой точности от секстанта, инструмента, не предназначенного для столь скрупулёзных вычислений.
Работа была закончена в полдень 18-го, и они приготовились в тот же вечер отправиться «домой, на Барьер», как написал Бьяаланд. «Спасибо Тебе, Господи, за это».
Чтобы отметить местоположение Полхейма, Амундсен установил там ставшую теперь ненужной запасную палатку, лёгкую аэродинамическую модель, разработанную доктором Куком на «Бельжике» и сшитую Ронном на «Фраме», пока корабль переваливался и качался в бурных волнах Атлантики.
Поступили первые поздравления в виде двух жёлтых кожаных нашивок, обнаруженных на этой палатке. На одной было написано «Счастливого пути!», а на другой — «Добро пожаловать на 90°!». Оба пожелания на нашивках были подписаны Ронном и Беком, ледовым лоцманом «Фрама».
Палатку установили надёжно, закрепив в центре длинный бамбуковый шест, на котором развевался норвежский флаг вместе с красно-белым вымпелом «Фрама», переданным Хелланд-Хансеном специально для полюса, поскольку корабль тоже заслужил свою долю почестей.
В палатке Амундсен оставил кое-что из ненужного снаряжения и письмо королю Хаакону VII.
Ваше Величество [писал он]. Мы дошли до самой крайней южной точки великого Ледового барьера Росса, которая находится на пересечении Земли Виктории и Земли Эдуарда VII. Мы открыли могучую горную гряду с пиками до 22 тысяч футов высотой, которую я осмелился назвать (надеюсь, получу на это Ваше согласие) «грядой королевы Мод». Мы обнаружили, что великое внутреннее плато… начинает постепенно снижаться после 89°… Это плавно понижающееся плато, на котором нам благополучно удалось установить местонахождение Южного географического полюса, мы назвали «плато короля Хаакона VII», и я надеюсь, что Вы не будете возражать против этого.
Так лаконично были изложены открытия норвежцев. Письмо в запечатанном конверте лежало вместе с другим письмом, адресованным Скотту, который, как заметил Амундсен, «должен стать первым посетившим это место после нас». В нём Амундсен просил Скотта передать его письмо королю.
Он обосновал свою просьбу так: «Путь домой очень далёк, случиться может всякое, в том числе и то, что лишит нас возможности лично сообщить о нашем путешествии».
В половине восьмого вечера, спустя три дня и пять часов после прибытия на полюс, Амундсен и его спутники надели лыжи, развернулись лицом к северу и начали своё возвращение домой. Последнее, что они сделали перед выходом, — закрыли палатку и отсалютовали норвежскому флагу, развевающемуся над ней.
«А теперь прощай, дорогой Полюс, — записал Амундсен в дневнике, — не думаю, что мы увидимся ещё раз».
Мы уходили в самых чудесных условиях, о которых только можно было мечтать [писал Бьяаланд]. Минус 19 °C — прекрасная погода для Южного полюса. Собаки, бедолаги, на полюсе не объедались, но всё равно бегут быстро и живо.
Пока хозяева возились со своими прощальными церемониями, неунывающие хаски подпрыгивали от нетерпения. Когда, наконец, им дали команду трогаться, они бросились вперёд, словно бегуны по сигналу стартового пистолета. Они знали, что направляются домой и что там, за горизонтом, их ждёт еда.
Амундсену тоже не терпелось уехать. Как он заметил в разговоре с Хелмером Ханссеном, Скотт «будет здесь через день-другой. Если я что-то понимаю в британцах, они не отступятся, раз уже начали».
Битва ещё не была выиграна. Амундсену нужно было первым вернуться с новостями, ведь если его опередят у телеграфного аппарата, победа потеряет свой блеск. Приоритет в покорении полюса будет уничтожен приоритетом появления на страницах газет. Сама по себе сенсация уже являлась половиной приза, а в действительности в некотором смысле она сама и была главным призом.
Амундсен не мог знать, что Скотт всё ещё находится в 300 милях от полюса и появится в этом месте минимум через месяц, и даже представить не мог, что кому-то в здравом уме придёт в голову сознательно использовать людей в качестве тягловой силы. Возвращение во Фрамхейм должно было стать долгой, трудной гонкой.
Теперь, направляясь на север, Амундсен совершал ночные переходы, чтобы солнце светило сзади и снег не слепил глаза, — ещё одна мелочь, которая ускользнула от внимания Скотта. Бьяаланд как самый быстрый лыжник на обратном пути стал лидером гонки. «700 миль — это довольно тяжело, — заметил он, оценивая лежащую перед ним трассу, — но я справлюсь».
