Зоопарк диковин нашей планеты - Непомнящий Николай Николаевич (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Европа — мощные руины человеческих знаний и представлений о нашем герое. Как верно полагал Б. Ф. Поршнев, размышляя о Европе, уместно начать с Греции и Рима. Ибо античные боги появились не на голом месте и тесто, из которого они вылеплены, было замешено на тех еще дрожжах! Поршнев первый счел их персонифицированными духами, населявшими в реалии поля, леса, рощи, все места у воды. В какой-то прекрасный миг, момент вдохновения из всех юнон, аполлонов, гераклов вдруг мощной волной человеческого интеллекта были рождены Юнона, Аполлон, Геракл. Общим же остались имена фавнов, сатиров, панов, сильванов, нимф. Их считали видимыми, но почти неуловимыми и… смертными.
Одним словом, они все же нелюди в самом низменном смысле слова. Эту тему наиболее полно в устных докладах охватил нынешний руководитель семинара по изучению реликтового гоминоида в Москве Д. Ю. Баянов.
О европейском зверочеловеке Б. Ф. Поршнев писал: «Да, средневековье знало его и сохранило нам немало памятных замет. Один из очагов — земли по Дунаю, издревле получившие даже имя Паннония, как страна, обильная панами. Долго сохранялись реликты в Альпах и в прилегающих массивах лесов. А изучение фольклора и преданий Северной Европы от Прибалтики и Скандинавии до Ирландии и Исландии говорит за то, что и здесь люди долго знали их в натуре, а потом в течение многих поколений перемалывали дошедшие сведения на жерновах сказок — странной потребности средневекового ума создать антитезу человеку».
Совсем недавно наш читатель (наконец-то) ознакомился с двадцатой частью такого же наследия Дж. Дж. Фрейзера, что дает надежду…
Как далеки все эти боги, полубоги, зарытые в фольклорные нагромождения. И неясные, смутные, то узнаваемые, то вовсе нелепые фигуры… И вдруг в русской рукописи XVII века находим: «В Польше недавне у короля Яна III был мишка-человек, в лесу пойман… не глаголящий ничего, но только ревущу, косматый весь, на древо восходящ… а. понеже знаки являлись в нем разума и души человеческой, крещен бысть». Назван он был с приставкой Умишка, предположительно потому, что от охотников пыталась его отбить медведица. Но и волосатость сыграла роль. В 1661 году группа литовских загонщиков выгнала на охотников нескольких медведей, среди которых был и дикий человек. Он был лишен средств человеческого общения. Его удалось лишь приучить к несложным кухонным работам.
Уйдя с затоптанных троп перенаселенной срединной Европы, можно было бы подняться по меридиану вверх и выйти в Скандинавию. Думаю все же, что рассмотрим ее, включив в понятие «север» для старта и дальнейшей пробежки по северу — через Кольский полуостров, Межозерье (то есть то углубляясь в материк, то подходя к берегу моря). Западную и Восточную Сибирь, Якутию до Чукотки.
Тогда представим, что перед нами Карпаты. А далее Украина и Белоруссия. Здесь все меняется. Хотя больше фольклора, больше язычества, но есть и живые недавние рассказы. Главное же — четкое представление, о чем идет речь. Белоруссия с ее еще недавним царственным болотным миром, высушенным и сейчас пока не до самого конца, несет воспоминания о всяческих болотных и русалочьих формах.
Карпаты, Западная Украина — закрытый самобытный мир, полный эзотерических явлений, которые конечно же формируют взаимоотношения народа с нашим героем. В силу исторических обстоятельств этот мир вряд ли будет в ближайшее время высветлен для наших знаний. Сколько себя помню, столько слышу о гуцульских и западно-украинских лесных страхах. Не то чтобы кто-то погибал необъяснимо. Но есть понимание, запреты, обереги, и как нигде здесь еще витает привкус тайны.
Лучше всего я знаю Украину, ибо это мой родной край. И какой же русский… не вспомнит прежде всего настоящую художественную литературу. Ее художественность не мешает мне видеть в сюжетах и описаниях то подлинное, что привнесено из народной жизни. Не думаю, чтобы это было ясно только мне. Достаточно почитать, например, такого хранителя национального украинского начала в высоком значении этого слова, как Михаил Коцюбинский, писатель рубежа XIX—XX веков.
Как все мыслящие русские прошлого столетия духовно вышли из гоголевской «Шинели», так и каждый украинец, с достоинством относящийся к себе, но не ценой впадания в националистическую истерику или такой же гонор, до сих пор находится среди героев «Теней забытых предков». Хочу поделиться этим богатством, хотя знаю, что больше всего там гуцульского настроя. В переводе на русский язык многое пропадает: неложный романтизм, тонкость и глубина ощущений. И тот, кто думает, что украинский язык — это искаженный русский, глубоко ошибается. В крылатом выражении И. Тургенева о том, с кем на каком языке подобает говорить, нет и слова о таковом. Да и не могло быть ни при каких общественных условиях. Не за малочисленностью народа, думающего на нем, не за малыми площадями, на которых он расселен, а потому, что чиновникам из центра легче водить руками и языком, когда все изъясняются на ломаном, с ужасно некрасивым украинским акцентом, но якобы русском языке. Да и обмен эзотерическими знаниями, конечно, слабее и менее интересен в таком «недомерочном» варианте. Так вот я и попробую изложить скуднейшей неточной прозой поэзию представлений о чугайстыре — нашем герое, имя его сборное таково. На украинском, поверьте, текст звучал бы, как разговор на равных с ручьем, полем и всем живым в них пребывающем.
…Когда Ивану минуло семь лет, он уже смотрел на свет иначе. Он знал уже многое… Знал, что на свете властвует нечистая сила, что ариднык (злой дух) правит всем, что в лесах полно лесовиков, которые там пасут свою маржинку: оленей, зайцев, серн, что там бродит веселый чугайстыр, который сейчас же попросится в веселый танец; что живет в лесу голосистое дерево. Выше, по безводным диким верхам гор, нявки разводят свои бесконечные танцы, а в скалах прячется щезнык (все персонажи фольклора).
…Сухие веточки тихо разошлись по сторонам, и из лесу вышел какой-то человек.
Он был без одежды. Мягкие темные волосы покрывали все его тело и все лицо с открытыми круглыми и добрыми глазами… Он сложил на огромном животе поросшие шерстью руки и подошел к Ивану. Тогда Иван сразу его узнал. Это был веселый чугайстыр, добрый лесовик, который оберегает людей…
…Однажды он вышел к костру Ивана. Сел на пенек, стряхнув с него сухие листья, и протянул к огню ноги.
Оба молчали. Лесной человек грел руки у огня и растирал ими круглый живот (запомним такой факт, мы узнаем его в России, когда леший выйдет к костру пастуха), а Иван упрямо думал о том, как бы сделать, чтобы тот задержался подольше…
Но чугайстыр сам помог.
Подморгнув ему лукавым оком, пригласил на танец-соревнование. «А почему бы нет?» — радостно поднялся Иван.
Подкинув в огонь хворост, посмотрел на постолы, распрямил сорочку на себе и приготовился к танцу.
А чугайстыр уже положил волосатые руки на бока и уже зашевелился-заколыхался.
Что ж, начинать так начинать. Иван топнул на месте, выставив ногу, тряхнул всем телом и поплыл в легком гуцульском танце. (Видите, в этом душа народа. На Востоке в такой ситуации обе стороны; скорее всего, вступили бы в борьбу, для одного из них окончившуюся бы очень плохо, а здесь…)
Перед ним смешно изворачивался чугайстыр. Он щурился, причмокивая, тряс животом, его ноги, обросшие, как у медведя, нескладно топали на одном месте, сгибались и разгибались. Танец, видимо, его согрел. Он уже подскакивал выше, будто кузнечные мехи. Пот каплями выступал вокруг глаз, стекал ручейками с лица ко рту, под мышками и на животе блестел, как у коня, а чугайстыр уже разошелся…
…Еще немного…
Иван заиграл (вот она, приманка Ожера, в песках Сахары!) песню, которую он подслушал у щез-ныка в лесу… — и чугайстыр, оживленный всплесками песни, снова выше подбросил пятки, зажмурился от удовольствия, будто забыл про усталость… (Танец — прекрасная манера обычно неведомого зверю поведения, так можно увлечь животное и отвлечь его от пробуждаемого тревогой желания убежать прочь.)
