Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (книга регистрации .txt) 📗

Однако остаётся спорным вопрос, кто из них больше нуждался в поддержке, поскольку, по словам Кука, Амундсен при встрече дал волю своим эмоциям, сказав помимо прочего: «Между словом и гарпуном есть много общего. Они наносят болезненные раны. Но порез от гарпуна заживает, а от слова — гноится».

Легендарного «Белого орла Норвегии», как его иногда называли, преследовало ощущение одиночества и разбитых надежд. Он преждевременно состарился. Он так никогда и не женился. Роман с К. затянулся и закончился ничем. Несомненно, он чувствовал себя преданным, признавшись в один из редких моментов откровенности: «То, что человеческое существо могло так беспощадно растоптать моё сердце, я никогда не забуду». Но это реконструкция после размышления — и вряд ли она является полной правдой. Трудно сказать, что именно Амундсен имел в виду. Во всём, что касалось женщин, он был непостижимо противоречивым. Чувствовался какой-то подсознательный психологический барьер, не позволявший ему обрести полную гармонию и удовлетворение в отношениях с женщинами. Возможно, К., так же как и Сигрид в своё время, отступила прежде, чем стало слишком поздно. Похоже, что его жребием была несчастная любовь к замужним женщинам — или их любовь к нему. Одна из них — богатая француженка мадам Хериот. Другая — Бесс Мэджидс, довольно требовательная дама, с которой Амундсен познакомился в Америке. Она пересекла Атлантику, чтобы поселиться в его доме в Бунден-фьорде.

Физически Амундсен чувствовал себя не очень хорошо. Он лечился за границей отчасти для того, чтобы о его недомогании не догадывались на родине. В Лондоне он консультировался со специалистом по поводу проблем с сердцем. Из-за другой, никому не известной жалобы ездил к врачу в Лос-Анджелес. Тот использовал радий «и убил эту дрянь», как он мягко написал своей невестке Малфред, к которой почти всю жизнь испытывал искреннюю и глубокую привязанность.

У него по-прежнему были долги, и на двух континентах его преследовали кредиторы. Сдерживаться становилось всё труднее. Амундсена всё чаще видели сердитым. Он выглядел гордым и неприступным, часто бывал задиристым. Казалось, он бьётся с каким-то демоном. Эллсуорт описал, как однажды они с Амундсеном шли по улице, когда он внезапно

не оглядываясь… сказал с напряжением: «Эллсуорт, за нами следят!»… конечно, за нами увязались несколько мальчишек… совершенно не ведая, что растревожили фобии своего героя.

В 1927 году Амундсен опубликовал свои мемуары «Моя жизнь исследователя» [122]. Это была злая и местами неуравновешенная книга, ранившая верных друзей Амундсена и испортившая его репутацию. Она совершенно не похожа на его ранние книги, из-за чего порой возникает ощущение, будто его личность подменили. Исчезли его скромность, деликатность, чувство юмора — он стал хвастливым, смертельно серьёзным и всецело поглощённым нападками на своих врагов. По отношению к Нобиле он был особенно беспощаден. В этой книге он почти ничего не рассказал о своей личной и внутренней жизни, но оставил едва уловимые намёки на то, во что верил.

Несмотря на повсеместное безоговорочное признание, Амундсен был уязвлён пренебрежением англичан. Он называл их «жалкими неудачниками». Он страдал от того, что английских школьников учили, будто Южный полюс открыл Скотт, а про его экспедицию забывали. Он с горечью вспоминал, как на обеде, устроенном Королевским географическим обществом в 1912 году, его президент лорд Керзон сказал речь, которую закончил

следующими словами: «Предлагаю троекратное „ура“ в честь собак», при этом он ясно подчеркнул своё саркастически-унизительное намерение, повернувшись в мою сторону с осуждающим выражением… и настоятельно прося меня не отвечать на это прозрачное оскорбление.

Королевское географическое общество отвергло эти обвинения и потребовало извиниться. Кстати, подобные нападки могли быть вполне реальными: Керзон действительно славился своим грубым нравом. В любом случае Амундсен счёл такой ответ Общества унизительным для своей репутации, отказался принести извинения и вышел из состава Общества, почётным членом которого являлся. Конечно, британцы не согласились с таким решением вопроса. Но в тот же день Амундсен спешно покинул Клуб королевских обществ, куда его поселило Королевское географическое общество, и переехал в отель, где сам платил за себя, никак это не объясняя. Он помнил об этом случае пятнадцать лет, но только сейчас позволил себе предать его огласке.

Также Амундсен написал, что

Скотт и его товарищи умерли по дороге с полюса не потому, что были сломлены тем, что мы их опередили, а из-за голода, поскольку их питание было недостаточным.

За этими словами чувствовалась попытка опровергнуть обвинения. Здесь Амундсен оказался в шаге от публичного признания того, что смерть Скотта не даёт ему покоя. За много лет до этого он как-то откровенно сказал, что перед тем, как покинуть полюс, размышлял, не оставить ли там канистру с керосином, чтобы облегчить сани и заодно помочь Скотту в случае необходимости. Но в итоге решил, что Скотт должен быть хорошо обеспечен, и керосин будет лишним. К тому же его целесообразно было всё-таки взять с собой для дополнительной страховки.

Теперь стало понятно, что в принципе тот керосин мог бы спасти Скотта и кого-то из его спутников. Этого маловероятного «мог бы…» оказалось достаточно для грызущего Амундсена чувства вины. Он так никогда по-настоящему и не простил себя. Он нёс этот груз и платил полную цену. Ему приходилось жить с чувством вины, от которого практически невозможно было избавиться. Со временем оно могло привести к умопомешательству. Победа на Южном полюсе действительно оказалась горькой.

В конце мая 1928 года Амундсена вырвали из его уединения. Нобиле вернулся в Арктику, на этот раз под итальянским флагом, и исчез вместе со своим дирижаблем «Италия» по дороге к Северному полюсу. Итальянский посол в Осло попросил норвежское правительство о помощи, и Амундсен был одним из полярных специалистов, которых срочно пригласили для консультаций по поводу спасательной операции. Амундсен предполагал, что возглавит её.

Однако итальянский диктатор Бенито Муссолини отказался от помощи норвежцев, во всяком случае от помощи Амундсена. Муссолини не любил Амундсена за его ссору с Нобиле, которую он считал оскорблением итальянской нации.

Несмотря на противодействие со стороны Муссолини, норвежское правительство продолжало готовить план спасательной операции, поскольку Нобиле мог попасть в аварию в районе Шпицбергена, то есть в территориальных водах Норвегии. Чтобы не оскорблять итальянского диктатора, Амундсена тихо отодвинули в сторону. К тому же спасательная операция была воздушной, в ней участвовали пилоты военно-морского флота, и Амундсен, не будучи офицером, не мог ими командовать. В любом случае после публикации его мемуаров с ним было очень трудно иметь дело. Поэтому его поблагодарили за помощь… и предложили вернуться обратно в Бунден-фьорд.

Амундсен был в ярости, он чувствовал себя вдвойне обманутым и преданным, поскольку командование экспедицией принял Хьялмар Рисер-Ларсен, с которым они вместе участвовали в полёте к 88° северной широты на «Норге». Его чувства были глубже, чем простая обида.

Призыв к действиям прозвучал очень вовремя. Два года после отставки Амундсен занимался расчисткой долговых завалов. Он продал свои медали (которые приобрёл и передал в дар нации один из его щедрых соотечественников), а первые гонорары от продажи мемуаров позволили ему полностью рассчитаться с кредиторами. «Сделайте меня честным человеком!» — сказал он своему адвокату. Эта задача была почти выполнена.

На примере Скотта Амундсен понял, что, если судьбы людей сплелись, их уже нельзя распутать. Он и так жил с ощущением вины за смерть Хьялмара Йохансена и осознавал свою, пусть даже частичную, ответственность за то, что Нобиле снова направился во льды. Ведь после их ссоры Нобиле хотел реабилитироваться и стремился к подвигу. Амундсен боялся, что теперь чаша весов склонится не в его пользу — и он будет признан виновным. Он не хотел, чтобы на его совести оказалась ещё одна жизнь. Публично Амундсен заявил, что хочет отправиться спасать Нобиле в качестве жеста примирения, но своему другу признался, что не сможет вынести ещё одного обвинения в трусости, как после первой попытки его арктического полёта. Эта пьеса разыгрывалась на открытой сцене. Амундсен присутствовал на официальном обеде, когда раздался первый призыв помочь Нобиле. «Готов!» — сказал он, и эти слова попали в газеты. Такой шаг отрезал ему все пути к отступлению. Теперь нужно было что-то делать, он не мог просто бездействовать, смотреть и ждать.