Вдохновенные искатели - Поповский Александр Данилович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
– Напрасно вы убили эту невинную тварь, она вам ничуть не мешала…
Песчанки болеют пендинкой – таков был результат исследований. С каждым месяцем в течение лета росла эпизоотия среди песчанок и нарастала эпидемия среди людей. И те и другие одинаково страдали от крошечного москита папатачи.
Опыты продолжались и в следующем году. На этот раз с экспедицией прибыла еще одна сотрудница – санитарка лет двадцати.
– Вы не болели пендинкой, – предупредил ее Латышев, когда она достигла обетованных мест, – давайте я вам ее привью.
– Нет, спасибо, не надо, – отклонила она это предложение.
Назавтра исследователь повторил свой совет:
– Время уходит, торопитесь. Охота вам искушать судьбу.
Девушка как могла сопротивлялась; он пугал ее язвами,
сулил ей уродство и скорбный конец. Ему хотелось обязательно привить санитарке пендинку, это было важно для нее и в то же время давало возможность ему проделать интересный опыт. Сам он не был подвержен этой болезни, а жена лишь недавно переболела и приобрела иммунитет. Уступи ему сотрудница, он мог бы доказать, что болезнь песчанок есть та же пендинка, которой страдают люди. И картина болезни и возбудитель страдания одинаковы у тех и других. Все готово для эксперимента: и удивительный план, и чудесная идея. Привив девушке гной больного зверька и вызвав у нее заболевание, он содержимым язвы лаборантки заразил бы песчанку пендинкой.
Это открыло бы простор для наблюдений и дало возможность увидеть различие или тождество возбудителя болезни у человека и зверька.
– Вы должны согласиться, – упрашивал он санитарку, – вы не можете рисковать своей молодостью, вернуться домой обезображенной. Рубец на руке не будет заметен, даю вам честное слово, его прикроют ручные часы. Многие вам позавидуют. В Туркмении говорят: «Я счастлива уже тем, что моя пожизненная печать не на лице у меня».
Санитарка уступила и позволила заразить себя пендинкой. Две недели спустя у нее появилась характерная папула, а еще через месяц – обширная язва. Гноем из ее раны исследователь заразил шесть песчанок и убедился, что течение болезни у них и у девушки не отличается ничем.
Второй год изысканий приближался к концу. Далеко позади остались первые опыты, блуждания от догадки к догадке. Померкла память о нише-пещере вблизи границы, в районе, богатом «природными данными» – поголовной пендинкой и необычайным обилием москитов. Теперь супруги ютились у самого Мургаба в совхозе. Вначале их поселили в пустой школе, а когда каникулы миновали, экспедиции предложили заброшенный барак.
Невзгод и лишений тут было не меньше, чем в прочих местах. Удивительно, до чего Латышев легко их сносил. Ни жажда, ни долгие ночи, которые он проводил без сна, не влияли на его самочувствие. Без аффектации и жалоб он вымоет полы, встанет за стирку или начнет варить обед. «Я что угодно состряпаю, – говорил он, – но что именно состряпал, сказать затрудняюсь».
Второе лето подходило к концу, когда Латышев однажды обратился к жене:
– Вам придется, Александра Петровна, выслушать меня. Будьте внимательны, мне хочется узнать ваше мнение. Мы нашли, что песчанка болеет пендинкой, нашли также паразита у москита. Как вы полагаете, кто кого заражает: песчанка москита или наоборот?
– Вы хотите сказать, – переспросила жена, – кого из них считать резервуаром?
– Хотя бы и так.
Вопрос показался ей праздным.
– Конечно, песчанку. Насекомые к зиме погибают, а заразное начало сохраняется в зверьках.
– Подумайте еще раз, – сказал он, насупясь, – не спешите с ответом. Вы забыли, что у переболевшей песчанки, вероятно, наступает иммунитет. Ни заразить ее вторично, ни от нее заразиться уже невозможно. Со временем переболеет вся масса зверьков, и болезнь пойдет на снижение.
Она действительно поторопилась, поспешила, что и говорить. Резервуаром, конечно, служит сам переносчик.
– Какие у вас доказательства, – не сдавался суровый наставник, – считать насекомых резервуаром? Мы недавно собрали яйца москитов в норах и вывели пятьсот насекомых. Ни в одном мы не нашли возбудителя болезни. Все они были невинны от рождения. Чтоб заразить человека, им надобно раньше самим заразиться.
Он в этом убедился на опыте. Партия москитов, выведенная в лаборатории, была пущена на больную песчанку. Затем в течение семи суток он их холил и берег. Время было холодное, и капризные переносчики изводили его. Он кормил их своей кровью, согревал своим телом, делал все, чтобы их сохранить. При вскрытии у москитов был обнаружен возбудитель болезни. Только из организма зверька они могли его получить.
– Что же вы мне посоветуете, Александра Петровна? С чего прикажете теперь начинать? Надо решить, кто кого заражает.
Исследователь не стал домогаться ответа. Зимой экспедиция вернулась в столицу, и здесь Латышев понял, что ему делать и с чего начинать.
Он принялся ставить опыты: заражать пендинской язвой песчанок, привезенных с собой, вызывать у них болезнь и вновь заражать после выздоровления. Надо было ожидать, что зверьки, перенесшие пендинку, устоят против новой заразы. Организм животного поведет себя так же, как организм человека. Случилось иначе: животные болели дважды и трижды, у них не развивался иммунитет. Они оказались способными болеть и заражаться всю жизнь. Александра Петровна была, несомненно, права, когда утверждала, что зверек служит резервуаром – неиссякаемым источником заразы.
«Если москиты, – подумал Латышев, – черпают заразное начало из организма зверька и передают его здоровым песчанкам, то заболевания в норе должны начинаться задолго до того, как возникает эпидемия. Ничто не может помешать кровососу и его потомству круглый год поражать хозяев и сообитателей».
Латышев едет ранней весной, в пору мартовских ливней, в пустыню. В воздухе нет еще москитов – предвестников грядущих бед. Исследователь приступает к отстрелу песчанок и строгой проверке их. Два месяца с лишним длится охотам и изучение зверьков. Из четырехсот восьмидесяти песчанок триста двадцать отмечены печатью пендинки. Многие – с начальными стадиями болезни: их заразили недавно, в марте, а возможно и в феврале. Перед отъездом отсюда, в декабре прошлого года, он наблюдал также много свежих заболеваний. Москитов не было уже и в помине, а заражение зверьков продолжалось.
Да, он не ошибся, именно в норе поддерживается источник страдания: молодые москиты поглощают возбудителя из крови песчанки, чтоб передать его потомству зверька. Эта черная работа распределена между москитом кавказским, поддерживающим болезнь у грызунов, и папатачи – у человека.
В связи с этим Латышев решил внести ясность в латинскую лексику и отказаться от термина «антропофильный» – «человеколюбивый», несправедливо присвоенного кровососу папатачи.
– Согласитесь, Александра Петровна, – настаивал сторонник порядка в языке, – не о любви к человеку тут может быть речь, а о влечении к его кровле и дому. Он «стегофильный» – домолюбивый, сказал бы я.
Николай Иванович Латышев – паразитолог чистейшей воды, достойная ветвь когорты, осушавшей малярийные болота в Южной Италии, гнезда желтой лихорадки на перешейке Панамы, действовавшей всюду, где приходилось вырывать с корнем зло. Духовным отцом его, вдохновителем и другом был Павловский.
Вот почему, завершив свое открытие, он не поспешил за признанием и славой, а засучив рукава продолжал свое дело. Вечерами, после тягостного и трудного дня, супруги зажигали импровизированные лампы невиданной конструкции – с резервуаром из ружейного патрона, с пробиркой без дна вместо стекла, с горелкой из металлической сетки – и принимались катать ватные шарики. Они складывали их в посуду, обливали хлорпикрином и утром уносили этот груз к норам. Александра Петровна вводила шарик в убежище, а Николай Иванович наглухо заделывал нору. Никто из обитателей не выживал там: ни зверек, ни его сотрапезники.
Двадцать пять тысяч нор затравили супруги. Спустя год были затравлены еще пятьсот тысяч – и в районе исчезла пендинка. Не стало резервуара, питающего переносчика заразы, исчезли москиты – и прекратилась болезнь среди людей.
