Моделирование рассуждений. Опыт анализа мыслительных актов - Поспелов Дмитрий Александрович
2. Имеется эффективная процедура, которая позволяет сравнивать между собой результаты и цели, оценивать степень достигнутости цели.
3. Имеется эффективная процедура, дающая возможность оценивать значимость достигаемых целей и сравнивать между собой различные цели по степени их важности.
4. Задана структура промежуточных целей. Другими словами, проведена декомпозиция конечных целей на промежуточные и определен порядок движения от целей нижнего уровня к целям верхнего уровня (переход с уровня на уровень соответствует приближению к конечным целям).
5. Средства сами по себе не имеют какой-либо ценности. Их ценность определяется лишь тем, насколько быстро идет движение к конечным целям.
6. Заданы условия выбора средств, не зависящие от целей, определяемые теми или иными четко осознанными обстоятельствами или возможностями.
7. Акт поведения оценивается по тому, насколько удалось в результате его совершения приблизиться к конечной цели.
8. Имеются процедуры оценки ресурсных ограничений, необходимых при выборе тех или иных средств или достижении тех или иных целей.
9. Ожидается, что в результате достижения конечной цели субъект получит некоторое «вознаграждение» (например, в виде морального удовлетворения).
Можно ли считать, что эти основные особенности реализуются в любом человеческом рассуждении или поведении? Всегда ли мы осознанно ставим перед собой цели, проводим анализ средств их достижения, оцениваем возможные ресурсы и делаем все остальное, без чего рациональное поведение не является таковым? Разве не ловим мы себя время от времени на мысли о том, что наши действия ни на что не направлены, что мы «просто убиваем время» или «ловим кайф»? Разве время от времени мы не делаем вещей, которые сами потом не в силах объяснить?
Но даже тогда, когда мы осознаем цель, которую хотим достичь, не начинаем ли мы действовать подобно Манилову, лишь рассуждая о пользе достижения этой цели, но не делая к этому никаких практических шагов. При тех или иных выводах мы часто прибегаем к некоторым утверждениям, в абсолютную истинность или ложность которых не верим. Когда мы говорим: «Ученье – свет, а неученье – тьма», мы, по-видимому, верим в истинность этой сентенции. Но в несколько иных обстоятельствах мы с той же внутренней убежденностью прибегаем к другой сентенции, явно противоречащей первой: «Век живи, век учись – дураком помрешь». В первой главе мы говорили о трех ипостасях человека: дитя, взрослый и родитель. И если рассуждения взрослого демонстрируют чисто логический характер, несомненно рациональный по особенностям, то рассуждения ребенка или родителя вовсе не преследуют рациональных целей. Дети часто получают удовольствие от самого процесса рассуждения, от тех эмоций, которые этот процесс вызывает, а рассуждающие в ипостаси «Родитель» часто как раз и занимаются тем, что «просто убивают время».
Стереотипы социального поведения, мода, сложившиеся в обществе морально-этические нормы во многом определяют наши рассуждения и поведение. В итальянском фильме «Игра в карты по-научному» баснословно богатая и бесчеловечная старуха обыгрывает в карты бедняков, мечтающих о том, что они, выиграв, разбогатеют. Так как старуха при каждом проигрыше просто удваивает ставку, а запас ее денег неиссякаем, то логически совершенно очевидно, что наступит момент, когда она отыграет все свои проигрыши и разорит противника. Подобный вывод строг и обоснован, ибо игра продолжается без ограничений. Но рассуждения двух детей, героев картины, основаны на иных принципах. Между ними происходит такой диалог: «Как ты думаешь, старуха проиграет? – Конечно! – А почему? – Потому что она плохая, а он хороший».
«Ты прав, но это меня не убеждает»
Факты для человека существуют не сами по себе. Они образуют взаимосвязанную и сложную структуру. Наличие того или иного факта, не подтверждаемого другими фактами, тесно связанными в сознании с ним, часто подвергается сомнению. И, наоборот, ненаблюдаемый факт может казаться истинным, если его релевантное окружение имеет место. Таким образом, для человека важен не только конкретный факт, но и тот контекст, в котором он существует в его сознании.
В последнее время в науке об интеллектуальных системах все чаще и чаще используется термин «уверенность». Факты принимаются или не принимаются людьми не только в силу их логической обоснованности, но и в силу той или иной уверенности людей в этих фактах, совместимости их с ранее сформировавшимися у человека представлениями и связями. Конечно, эта уверенность может быть мнимой, приводить к ошибочным умозаключениям.
«Выдергивание» фактов из контекста, оперирование ими вне релевантного окружения может приводить к их субъективному истолкованию. Вот как пишет о такой «операции» и ее последствиях для исторической науки писатель О. Сулейменов: «Я понял, что историческая ложь может оскорблять вещего так же, как историческая правда невежду. Мне приходилось видеть, как исторический факт мотается на качелях субъективной логики, возносясь на метафизические вершины и обрушиваясь в бездонные пропасти объективного незнания. Факт, взятый вне исторического контекста, превращается в мертвую игрушку ученых. Ибо факт – ядро эпохи, он живет в космосе обстоятельств своего времени, как земной шар в оболочке атмосферы».
Проблему аргументации можно было бы сформулировать как проблему поиска тех фактов (из которых данный факт вытекает), которые могли бы обосновать проявление интересующего нас факта. Факты, привлекаемые для аргументации, должны быть убедительными либо для самого субъекта (если он убеждает сам себя), либо для его оппонентов. Как-то на экскурсии в Больших Вязёмах автор услышал следующую аргументацию экскурсовода по поводу факта причастности Бориса Годунова к убийству царевича Дмитрия. Экскурсовод, показывая на храм Преображенья, стоящий в Больших Вязёмах, сказал: «Посмотрите на храм внимательно. Многие его детали напоминают Архангельский собор в Кремле. Значит, строя его, Борис Годунов как заказчик давал строителям образцы для подражания. Он еще не был на престоле, но явно думал о нем. Косвенно это для меня лично весьма убедительно свидетельствует, что Дмитрия убили по приказанию Годунова». Автору это рассуждение показалось малоубедительным. Но в процессе дальнейшего разговора с экскурсоводом он услышал немало других аргументов в пользу высказанного. И хотя автор не стал сторонником мнения о причастности Годунова к убийству Дмитрия, но соображения его оппонента стали для него более убедительными.
Таким образом, можно считать, что аргументация – это такой процесс, при котором одна из сторон пытается сменить систему аксиом у собеседника, «настроить» его на вывод из приведенной для аргументации совокупности фактов того утверждения, которое защищается. Но, чтобы добиться этого, необходимо сменить у собеседника систему ценностей, которая лежит в основе непринятия аргументации. Другими словами, при этом необходимо апеллировать не к чисто логическому содержанию утверждений, а к тем ценностным оценкам, которыми они обладают.
Процессы такого рода в практике человеческого общения называются «споры». Споры бывают самыми различными по своим целям и формам. Опишем ряд типичных видов спора.
1. Спорящий в процессе аргументации и ответов на нее хочет увеличить собственную уверенность в справедливости того тезиса, который он отстаивает. Возможно, что в процессе опровержения аргументации у лица, выдвинувшего тезис, произойдет смена аксиом, и он изменит свою точку зрения.
2. Спор происходит с единственной целью убеждения оппонента в справедливости выдвигаемого тезиса. При этом лицо, выдвинувшее некоторый тезис, может считать его истинным, но может и не считать его таковым. Во втором случае оправданием спора для него служит убеждение, что если оппонент примет тезис (хотя он и неверен), то оппоненту будет лучше. Например, происходит убеждение друга, что ему надо жениться на его новой знакомой, но стремление навязать ему этот брак проистекает вовсе не из того, что верен обосновываемый в споре тезис «Она лучше других тебе подходит», а потому, что «Жениться просто необходимо». И когда «Добрыня крестил огнем, а Путята мечом», то они были, по-видимому, уверены в том, что для язычников крещение было благом.
