История и память - ле Гофф Жак (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗

Немецкая ученость оказала сильное влияние на европейских историков XIX в., в том числе и французских, которым весьма близка была мысль о том, что войну 1870-1871 гг. выиграли прусские учителя и немецкие эрудиты. Такие исследователи, как Моно, Жюлиан, Сеньобос, для пополнения своих знаний отправлялись на семинары за Рейн. Марк Блок также должен был поехать в Лейпциг, дабы прикоснуться к немецкой учености. Ученик Ранке Годфруа Кюрт (1847-1917) основал в Льежском университете семинар, на котором проходил практику выдающийся бельгийский историк Анри Пиренн (1862-1935), способствовавший созданию в XX в. экономической истории.

Вместе с тем в конце XIX в. обозначились, особенно вне пределов Германии, некоторые вызывающие тревогу черты германской учености. Камиль Жюлиан в 1896 г. констатировал: «История в Германии мельчает и истощается», а порой она «постепенно превращается в своего рода филологическую схоластику: крупные имена исчезают одно за другим; мы боимся увидеть появление эпигонов Александра или внуков Карла Великого...» Немецкий ученый историцизм и в Германии, и в других странах Европы вырождался в две противоположные тенденции: идеалистическую философию истории, «позитивистский» научный идеал, который бежал от идей и изгонял из истории поиск причин.

Французским университетским профессорам довелось создать устав этой позитивистской истории - «Введение в исторические исследования» (1898), которое, будучи написанным Шарлем Виктором Ланглуа и Шарлем Сеньобосом в качестве «настольной книги, посвященной новым методам», одновременно способствовало распространению как достижений прогрессивной и очень нужной учености, так и первых ростков стерилизации духа и методов истории.

Остается подвести позитивный итог развитию научной истории XIX в., как это сделал Марк Блок в своей «Апологии истории» [Bloch. 7 éd, P. 80-83]. «Добросовестные усилия XIX века» привели к тому, что «техника критики» перестала быть монополией «горстки эрудитов, экзегетов и любопытных», и «историк был приведен на рабочее место». Именно ради торжества «простейших моральных правил способности мышления» и «сил разума... и написаны эти скромные заметки, наши краткие и незначительные рекомендации, которые сегодня вызывают смех у стольких прекрасных умов, их не понимающих» [Ehrard - Palmade. P. 78].

Итак, прочно опираясь на своих слуг - на вспомогательные науки (археологию, нумизматику, сигиллографию404, филологию, эпиграфику, папирологию, палеографию, дипломатику, ономастику, генеалогию, геральдику), история обосновалась на троне учености (l'érudition).

5. История сегодня

Говоря о современном состоянии истории, я хотел бы в общих чертах описать, с одной стороны, обновление, пережитое ею в качестве одной из форм научных практик, а с другой - ее роль в общественной жизни.

Что касается первого пункта, то здесь мне позволительно быть относительно немногословным и отослать читателя к другому иссле-дованию405, в котором дано описание генезиса и основных аспектов обновления исторической науки за последние полвека.

Эта тенденция представляется мне характерной прежде всего для Франции, хотя она проявилась также и в других странах, главным образом в Великобритании и Италии, в частности в связи с публикациями журналов «Past and Present» («Прошлое и настоящее») (начиная с 1952 г.) и «Quaderni Storici» («Исторические тетради») (начиная с 1966 г.). Учитывая, что одним из наиболее ранних проявлений этой тенденции стало развитие экономической и социальной истории, я должен упомянуть о роли немецкой исторической науки в связи с деятельностью основанного в 1903 г. журнала «Vierteljahrschrift f г Sozial- und Wirtschaftsgeschichte» («Квартальник социальной и экономической истории»), а также выдающегося бельгийского историка Анри Пиренна - исследователя экономических причин происхождения городов в средневековой Европе. Поскольку социология и антропология играли значительную роль в переменах, отличавших историю в XX в., влияние столь выдающегося ума, как Макс Вебер, а также других англосаксонских социологов и антропологов стало общепризнанным.

Успех «устной истории» в англосаксонских странах был огромен и преждевремен. Едва ли не повсюду, за исключением разве что средиземноморских стран, вошла в моду количественная история.

Руджеро Романо, который дал поражающее своей продуманностью и предвзятостью описание современной итальянской историографии (storiographia italiana oggi)> указал на группу стран, в котор участие истории и историков не только в культурной, но и в социальной и политической жизни отличается большой активностью: Италия, Франция, Испания, южноамериканские страны, Польша, в то время как данное явление не проявляется в странах англосаксонских, русско- и немецкоязычных.

Атмосферу, в которой сегодня протекает историческая деятельность и рождаются размышления об истории, отличают критика идеологии прогресса и глубокое разочарование, вызванное состоянием последней, а также - явление более новое для Запада - разрыв с марксизмом, во всяком случае с марксизмом вульгарным. Вся та продукция, которая не представляла научной ценности и создавала некую иллюзию лишь благодаря воздействию моды и своего рода политико-интеллектуального терроризма, ныне утратила всякое доверие. Отметим, что процветает и антимарксистская псевдоистория, в качестве своего знамени избравшая, как видно, избитую тему иррационального.

В XX в. марксизм был единственным целостным - за исключением последователей Макса Вебера - течением исторической мысли, поэтому так важно рассмотреть происходящее, с одной стороны, с учетом имеющего место охлаждения к теории марксизма, а с другой - давно начавшегося на Западе обновления исторических практик, которое (если вместе с Мишелем Фуко задуматься о том, что некоторые важнейшие для историка проблемы все еще могут быть поставлены только при условии использования в качестве точки отсчета марксизма) не направлено против марксизма, но осуществляется за его рамками. Определенное число квалифицированных историков Запада старается показать, что марксизм не только был способен умело обращаться с «новой историей», но и является одним из отцов этой истории благодаря своей любви к структурам, концепции тотальной истории, интересу к сфере техники и материальной деятельности.

Пьер Вилар406 и Ги Буа407 хотели бы, чтобы «обновление проходило в форме своего рода возврата к истокам», а в таких коллективных работах, как «История сегодня», «Этнология и история», которые были опубликованы в Париже в 1975 и 1984 г. издательством «Edition Social», было выражено желание начать этот процесс. Интересная серия текстов, опубликованных несколько лет назад некоторыми итальянскими историками-марксистами, стала свидетельством жизнеспособности и дальнейшего развития подобного рода ис-следований408. Такая работа, как «Феодализм: теоретический обзор» Алена Герро, несмотря на содержащиеся в ней преувеличения, говорит о существовании сильной и обновленной марксистской мысли. На Западе плохо знают историческую продукцию стран Восточной Европы. То же, что известно, за исключением трудов ученых Польши и Венгрии, отнюдь не обнадеживает. Как видно, существуют интересные работы и исследовательские течения в Восточной Германии (см.: Guerreau).

Я уже указал на нескольких выдающихся историков прошлого как на прародителей новой истории - в силу отличающих их тяги к поиску причин, любознательности в отношении различных цивилизаций, интереса к материальной стороне жизни общества, повседневности, психологии. Можно назвать производящий сильное впечатление своим разнообразием целый ряд имен, начинающийся именем Ла Попелиньера, жившего в конце XVI в., и включающий Фенелона, Монтескье, Вольтера, Шатобриана, Гизо. К нему нужно добавить голландца Хейзингу (ум. в 1945 г.), благодаря шедевру которого «Осень Средневековья» (Гаарлем, 1919) в историю оказались введены чувственность и коллективная психология.