Социальное прогнозирование - Бестужев-Лада Игорь Васильевич (книги без регистрации .txt) 📗
За истекшее столетие каждое из перечисленных учреждений культуры сделало головокружительную «карьеру» и во второй половине XX века раньше или позже попало в кризисную ситуацию, которая сменилась к 90-м гг. более или менее катастрофичной. Из нее надо искать и находить выход под страхом полной культурной деградации общества.
Книги постепенно стали повальной модой, наподобие кошек или собак. Каждый хотел, чтобы его квартира выглядела «интеллигентно», и стремился украсить полки корешками наиболее престижных изданий. Мода сделалась просто поветрием, когда семьи стали в массовом порядке получать отдельные квартиры и появилась современная мебель («стенки»), которая плохо смотрится без книжных корешков. Начался ажиотаж, невиданный нигде в мире. За сравнительно короткий срок советские семьи растащили по своим квартирам свыше 35 млрд. томов (для сравнения: в общественных библиотеках, доступных каждому, собралось лишь около 5 млрд. томов). Тем не менее, книжный «голод» рос, и книготорговля быстро превратилась в одну из отраслей теневой экономики со своей собственной мафией. И вот, наконец, в 1991 г. государственная монополия на торговлю книгами рухнула. На улицах появились тысячи предпринимателей-лоточников. Книжный дефицит в мгновенье ока исчез. Стало возможным купить любую книгу, но за бешеные деньги, по ценам прежнего «черного» рынка. Кроме того, на рынок хлынуло легкое чтиво, круто сдобренное «романами ужасов», эротикой и откровенной порнографией. Торговля серьезной литературой оказалось полностью дезорганизованной и теперь медленно воссоздается по крупицам, но уже «снизу», на частной основе.
Журналы в 20-х—80-х гг. набирали все большую популярность и достигли миллионных тиражей. Правда, их редко кто хранил дома, как в старые времена: стало негде и незачем. Выбрасываемые после прочтения, они превратились в «литературу одноразового пользования», наподобие газет. Апогей их популярности пришелся на годы горбачевской перестройки (пик в 1988—1990 гг.), когда советские люди стали узнавать, что именно с ними произошло, происходит, будет происходить и должно бы происходить, из статей внезапно невесть откуда взявшихся безвестных прежде оракулов, главным образом, экономистов, отчасти историков и только что начавших тогда появляться самозванных политологов (самозванных, потому что их никто не готовил: политология, подобно социологии, футурологии и многим другим наукам, была полулегализована, т.е. уже не запрещена, но еще академически не сформирована и в университетах не преподавалась). Эти несколько десятков авторов стали в одночасье – правда, в разной степени – более знаменитыми, чем самые популярные кинозвезды. Но к 1991 г. их анализ прошлого надоел, их диагноз настоящего во всех без исключения случаях скандально разошелся с действительностью, а их прогноз будущего – как ожидаемого, так и особенно желаемого – устаревал и еще более скандально оказывался несостоятельным, уже когда читатель раскрывал журнал.
Это был первый удар. Вторым явились растерянность и долгое замешательство ста тысяч официальных и неофициальных писателей, которые заполняли своей продукцией страницы художественной части журналов. Когда рухнула цензура, внезапно обнаружилось, что «на свободе» им не о чем писать, что они не умеют новаторски художественно осмысливать происходящее так, чтобы это было интересно массовому читателю. Два-три года журналы еще держались перепечаткой запрещенного ранее, изданного за рубежом. Когда этот источник оказался исчерпанным, обнаружился вакуум, не заполненный до сего дня.
Третий удар касался материальной базы журналов. В СССР существовало 300 тыс. общественных библиотек, которые в обязательном порядке за государственный счет выписывали те или иные журналы и тем самым автоматически обеспечивали их существование независимо от популярности у читателей. Этот источник рухнул вместе с цензурой и дальнейшее существование стало целиком зависеть от подписки. Меж тем цена бумаги, типографские расходы и особенно стоимость доставки возросли. Настолько – точнее, во столько десятков раз, – что цена одного номера журнала оказалась сопоставимой с ценой довольно ценной книги на книжном рынке. Это окончательно доконало журнальное дело, отодвинуло журналы с переднего края далеко на периферию общественной жизни. И пока неясно, когда и как журналы вернутся хотя бы к статус-кво анте 1985 г.
Не меньшую популярность в 1988—1990 гг. получили газеты. Но их подкосили три удара совершенно с другой стороны. Во-первых, появились сотни, если не тысячи, новых изданий, которые подорвали монополию прежних, а вместе с ней привычку массового потребителя выписывать или покупать «свою» газету, какой бы скучной она ни была. Во-вторых, цена выпуска газеты взметнулась до неба и оказалась психологически неприемлемой для массового читателя. В-третьих, как это ни странно для западного читателя, газету доконала конкуренция с радио и ТВ, точнее, бесконечные выходные и праздники.
Дело в том, что советских людей с годами постепенно охватила эпидемия праздничного безделья. Больше всего на свете они ценят возможность часами и даже сутками пустословить за праздничным столом, каким бы скудным тот ни был. Достаточно сказать, что в условиях полного развала экономики на рубеже 1992—1993 гг. они, при активном соучастии правительства, получили возможность беспробудно пьянствовать почти целый месяц, начиная со среды 23 декабря (канун католического рождества) – через пятницу – воскресенье 25– 27 декабря – через «Новый год» (30 декабря – 1 января) – через субботу-воскресенье 2—3 января – через православное рождество с перенесенными выходными днями 6—9 января и кончая «Старым Новым Годом» (по православному календарю) 13—14 января, за которыми следуют пятница-воскресенье 15—17 января и далее наступление «Года Петуха» 21 января с пятницей-воскресеньем 22—24 января.
Журналисты тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Даже газеты, нахально именующие себя ежедневными, норовят в четверг подготовить разом два номера, чтобы их создатели имели возможность «погулять» три дня в неделю вместо положенных двух. А если газета к тому же вечерняя и за ней приходится отправляться на почту утром (в почтовом ящике дома непременно украдут), то последний номер за неделю получаешь в субботу утром, да и то, как уже говорилось, с материалами, подготовленными в пятницу, а следующий уже во вторник утром.
Получается вместо ежедневного издания нечто вроде невиданного нигде в мире «полуеженедельного», да к тому же нет гарантии, что газету выпустят, доставят и не украдут. Меж тем радио и ТВ не дремлют. Получив некоторую свободу действий, они организовали по целому ряду каналов едва ли не ежечасный обзор новостей и репортажи из разных «горячих» точек планеты. Достаточно приспособиться к этому режиму, когда завтракаешь утром, обедаешь днем и ужинаешь вечером – и привычная порция ежедневных новостей поглощается безо всяких газет. Именно так поступил я, перешедший с 1993 г. только на чтение газет, в которых сотрудничаю. «Расставанье с газетами» было для меня мучительно тяжело: эта привычка за 60 лет (со времен «Пионерской правды» в 5 лет) стала посильнее наркотика. Думаю, что аналогичная процедура для десятков миллионов моих соотечественников прошла гораздо менее болезненно.
Когда и на какой основе могут возродиться газеты – пока тоже неизвестно, и мы специально коснемся этого вопроса чуть ниже.
Время расцвета советского радио – 30—50-е годы, когда у него не было серьезных конкурентов. Радиоприемники имели считанные проценты советских семей, а подавляющее большинство пользовалось дешевыми громкоговорителями радиотрансляционной проводной сети. Кстати, это автоматически гарантировало монополию государственного радиовещания, иначе приходилось защищаться от «тлетворного влияния Запада» дорогостоящей системой «глушилок». Пережитки былых времен вы можете и сегодня увидеть, точнее, услышать – во многих учреждениях, начиная с парикмахерской и кончая приемной министра, где жизнь протекает под привычный «шумовой фон» радиорепродуктора.
