Рассказ о самых стойких - Локерман Аркадий Александрович (читаем книги .TXT) 📗
В 1813 году Волластон разработал способ получения тончайших пластин и проволоки. Его рекорд — платиновая нить толщиной 0,001 миллиметра для визира телескопа. (Подсчитано: чтобы опоясать такой нитью земной шар, достаточно куска платины размером с кулак!)
Это было последней сенсацией Волластона, связанной с платиной. Вскоре он, сохранив за собой секретную стадию получения металла, передал руководство делами своему помощнику, ювелиру Джонсону, который впоследствии основал фирму, продолжающую и в наши дни играть важную роль на международном платиновом рынке, под названием «Джонсон, Маттей и K°» — о ее делах еще не раз предстоит напомнить.
И Волластон и Теннант, по-видимому, пришли к выводу, что платиновая тема для них исчерпана. Теннант посвятил себя преподаванию химии в Кембриджском университете, а Волластон в своей «платиновой» лаборатории занялся совсем иными проблемами: он доказал, что электрический ток разлагает химические соединения, на основе изучения солей ввел в науку понятие эквивалентного веса, открыл явление плеохраизма, [3] обнаружил темные полосы в солнечном спектре и т. д. После того как он отошел от практических платиновых дел, для фирмы Джонсона настали трудные времена. Руды из Колумбии поступало все меньше, а возрастающий спрос на изделия из платины способствовал появлению конкурентов — возникли новые фирмы «Бреан», «Демутис», «Малет» и др. Все они стремились заполучить руду, посылали своих агентов в колонии, обещали награды тому, кто ее найдет. Успеха не достиг никто. Лишь на острове Гаити удалось организовать незначительное извлечение платины при разработке золотых россыпей.
Платиновый голод становился все сильнее, и в 1815 году лондонская биржа отметила небывалое: вчерашнее «презренное серебришко» стало стоить дороже золота!
Впервые за всю историю «кумир священный», он же и «желтый дьявол», уступил первенство другому металлу.
Ювелирам, которые наловчились добавлять платину в золото, пришлось переучиваться. Покупатели теперь уже остерегались иной подделки, чтобы золото не было добавлено к платине!
Вскоре для заводских нужд начали изготовлять котлы «второго» сорта, из сплава золота и платины. В них царю металлов отводилась жалкая роль эрзаца, снижающего качество и стоимость изделия! Юмористы утверждали, что вслед за этим произошло изменение и в арсенале ласковых слов, на первое место вышла «моя платинка», потеснив извечное «мое золотко».
Шутка эта вряд ли могла развеселить тех, кто бесплодно финансировал поиски платины.
Прогноз был мрачен — мир обречен на платиновый голод.
«ПЛАТИНЫ НЕТ В РОССИИ…»
Блистательное возвышение платины имело свои последствия и для России. Здесь тоже не пожелали отстать от моды, начали выписывать платиновые сервизы. И уж подавно не могли русские аристократы допустить, чтобы их жены и дочери выглядели провинциально из-за устаревшей желтой оправы бриллиантов. Пришлось отправлять фамильные драгоценности в Париж на переделку. Английское оружие «с платиновым усовершенствованием» стало нужно всем военным, охотникам, дуэлянтам.
Пришлось раскошелиться и казне, за платиновый эталон метра в 1820 году уплатили французам 20 000 рублей, сумму по тем временам громадную. Еще больше пришлось затратить на изготовление эталонов для отечественных мер длины и веса. С ростом промышленности и торговли путаница в измерениях становилась все большей и опасней. Чтобы ее уменьшить, учредили в крупных городах «пробирные палатки» (прославленные тем, что в одной из них работал бессмертный философ Козьма Прутков), и надо было каждую палатку обеспечить дубликатом эталонов аршина, фунта и других мер.
Предпринимателям тоже было над чем задуматься, читая, например, такие сообщения:
«Ныне известно, что во Франции фабрики серной кислоты употребляют предпочтительно платиновые сосуды. Подобный сосуд… может служить для приготовления в сутки в семь оборотов шестидесяти трех пудов кислоты. Из сего видеть можно, какое множество стеклянной посуды заменяет один платиновый сосуд, избавляя от всякого опасения потери кислоты, от разбития стекла и сокращая вчетверо время выпаривания. Посему неудивительно, что фабриканты серной кислоты не щадят иждивения на приобретение платинового котла. Издержка сия скоро окупается, и при том платиновый котел цены своей не теряет. Польза платиновой посуды во многих фабриках весьма ощутительная: в платиновом сосуде очищают за одни сутки такое количество сахарной кислоты, какой в фарфоровых чашах едва успеть бы обработать за две недели. В Париже употребляют платиновые сосуды и при разделении золота и серебра серной кислотой».
Вывод был ясен: отстанешь — задавят конкуренты! И приходилось владельцам заводов, «не щадя иждивения», приобретать платиновую посуду технологическую и лабораторную.
Конечно, платить втридорога не нравилось никому. Сознавали, что улучшить положение может только своя, «домашняя» платина.
Какими же представлялись возможности ее найти?
Напомним, что освоение недр страны началось со строительных материалов, соли и железа (болотных руд), залегающих на поверхности, а позднее и бурых железняков, образующих слои среди осадочных пород в среднерусской полосе.
Перечень открытых и используемых полезных ископаемых пополнялся медленно, трудно.
В Карелии обнаружили богатые залежи минерала, который назвали слюдой по сходству со слудом — тонким слоем льда. Без слюдяных окошек невозможно и представить облик Московской Руси, и это «московитское стекло» стало первым продуктом русского минерального экспорта в другие страны.
В начале XVIII века в Поволжье нашли крупные скопления серы, необходимой для изготовления «огневого зелья», то есть пороха.
А металлы (за исключением железа) на протяжении первого тысячелетия русской истории приходилось покупать. И это не было результатом неумения их отыскивать. Границы государства не выходили тогда из пределов равнины, где изверженные породы, перспективные в отношении рудных месторождений, перекрыты чехлом осадочных, бедных полезными ископаемыми.
Положение существенно изменилось, лишь когда границы государства расширились и в его состав вошли Урал и Сибирь, где в верхней, доступной для освоения зоне представлены все геологические формации и полезные ископаемые.
Энергичное освоение новых регионов началось при Петре 1. Всех открытий «про мед, олово, свинец, серебро и железо и камень» не перечесть. Пожалуй, из наиболее необходимых тогда государству полезных ископаемых не удалось обнаружить только золото, хотя усилий и затрат не жалели, приглашали лучших специалистов из европейских стран и посылали туда на обучение отечественных рудознатцев.
Было известно, что природное золото подразделяется на рудное (оно же коренное, «ломовое») и россыпное (оно же «песошное», промывное).
В тех странах, с которыми была у России связь, тогда добывали только рудное золото — из кварцевых жил (в которых ему обычно сопутствуют другие рудные минералы).
О россыпном золоте было известно значительно меньше. В пределах Старого Света его месторождения были опустошены еще в начале новой эры, и с тех пор основательно подзабыли, как их искать и как разрабатывать.
Знали только, что вымывать золото из песков куда легче, чем «выгрызать» его из крепчайшего кварца, но надежд найти россыпи в России не было. Вот что об этом сказано в «Общем географическом описании России», составленном в 1737 году Василием Татищевым, одним из образованнейших людей своего времени, руководившим горными делами при Петре 1: «Чтоб в Сибири так студеном климате золотая руда могла, об этом сумнение немалое, если токмо рассудить, какого великого жара солнечного… потребно».
Отметим, что Татищев говорил только о песчаной руде. В понятие «Сибирь» тогда входил и Урал, а следовательно, бесперспективной в отношении россыпей Татищев считал всю территорию, где горное дело развивалось успешно. Не он придумал, что для возникновения россыпей нужен жар солнечный. Алхимиками всех школ и народов была признана «двуликость» золота. Только рудное, жильное золото считали они результатом трансмутации, перерождения «простых» металлов, происходящего в недрах. Золотые песчинки в наносном слое, там где их находили вблизи золотоносных жил, отличались не только своей формой, но и цветом, более высокой пробой и другими признаками. Если золото в жилах обычно сопровождалось другими рудными минералами, то в россыпях оно само по себе. Золотые песчинки находили в самых разнообразных условиях: в долинах рек, на склонах и возвышенностях, под густой растительностью и в безводных пустынях, общим было только одно: они там где касаются земли солнечные лучи, и не всякие, а самые жаркие. И это не было выдумкой. Россыпи тогда действительно были известны только в жарких странах.
