Стихи - Леви Владимир Львович (серии книг читать бесплатно TXT) 📗

Владимир Леви

Стихи

* * *

Душа, не умирай. Душа, питайся болью. Не погибай, насытиться спеша. Надежда - злейший враг. Гони ее с любовью. Безумием спасай себя, Душа.

Во взлете весь твой смысл, во взлете - и паренье над суетой - ты крылья сотворишь из кожи содраной, и яд стихотворенья заменит кровь, и ты заговоришь.

.

* * *

Ну, полно... Полноте дурить! Кто Вам сказал, что утро мудро? Его рассыпанная пудра развеяна по мостовой. И сон, качая головой, опохмеляться начинает. Еще плывет страна ночная, еще в глазах обрывки книг из прежних жизней. В этот миг химеры длят совокупление, амур роняет амулет. Спешил на светопреставление, украли проездной билет.

.

* * *

Любовь измеряется мерой прощения, привязанность - болью прощания, а ненависть - силой того отвращения, с которым ты помнишь свои обещания.

И тою же мерой, с припадками ревности, тебя обгрызают, как рыбы-пирании, друзья и заботы, источники нервности, и все-то ты знаешь заранее...

Кошмар возрастает в пропорции к сумме развеявшихся иллюзий. Ты это предвидел. Ты благоразумен, ты взгляд своевременно сузил.

Но время взрывается. Новый обычай родится как частное мнение. Права человека по сущности - птичьи, а суть естества - отклонение,

свобода - вот ужас. Проклятье всевышнее Адаму, а Еве напутствие... Не с той ли поры, как нагрузка излишняя, она измеряется мерой отсутствия?

И в липких объятиях сладкой беспечности напомнит назойливый насморк, что ценность мгновенья равна Бесконечности, деленной на жизнь и помноженной на смерть.

Итак - подытожили. Жизнь - возвращение забытого займа, сиречь - завещание. Любовь измеряется мерой прощения, привязанность - болью прощания...

.

* * *

Мне дела нет, что миллионы раз Картины небосвода повторялись. Я ухожу за поволоку глаз, Туда, где карты мира потерялись, Я ухожу в Тебя, бездонный мир. В незримые поля под тонкой кожей, В иное вещество, в другой эфир, Где все так страшно близко, так похоже, Что не узнать - ни неба, ни себя И сны, как птицы покидают гнезда, И тайно зреют, взрывами слепя, Поющие невидимые звезды. Я ухожу в Тебя - для бытия В не бывших звуках, я освобождаюсь Для снов. Твоих - где, может быть, и я, Не узнанный, в последний раз рождаюсь...

.

* * *

Оглушенный собственным эхом, не узнаешь, поди, сколько силы в груди, то ли ревом ревешь, то ли смехом, оглушенный собственным эхом, не заметишь, поди, что трудов посреди то ли мохом оброс, то ли мехом, заглушенный собственным эхом, заглушенный собственным эхом...

.

* * *

Твой ангел-хранитель ведет себя тихо, неслышно парит над толпой. Спеши, торопись утолить свою прихоть, безумец, ребенок слепой.

Он видит все - как вертится земля, как небо обручается с рекой, и будущего минные поля, и сны твои с потерянной строкой.

За сумраком сумрак, за звездами - звезды, за жизнью, наверное, смерть, а сбиться с дороги так просто, так просто, как в зеркало посмотреть...

.

* * *

Вкус неба: птица и звезда. Вкус бытия: звезда и птица с одной из родственных планет... Всяк облик поначалу снится, потом творится. Много лет душа уламывает тело отдаться. Медленное дело. В последний миг придет ответ... Кто сам себе не удивится, тому не стоило родиться. Хоть и под стать велосипед, Не мускулы вращают спицы, а превращение примет в действительность...

.

* * *

Вдохновение наступает со скоростью смерти. Вот прямая твоя, протяженностью в жизнь, сжалась в точку. Скорость плотнит пространство. Смерть, пружина пружин, разжимается, чтобы состоялась судьба и все твои кривизны исчезли. И нет тебя, есть Вдохновение.

.

* * *

Ты узнаешь меня на последней строке, мой таинственный Друг. Все притрутся, приладятся как-то, зацепятся звуком за звук, Только эта останется на сквозняке, непристроенной...

.

* * *

Ночные мотыльки летят и льнут к настольной лампе. Рай самосожженья. Они себя расплавят и распнут во славу неземного притяженья. Скелеты крыльев, усиков кресты, спаленных лапок исполох горячий, пыльца седая - пепел красоты, и жажда жить, и смерти глаз незрячий...

Смотри, смотри, как пляшет мошкара в оскале раскаленного кумира. Ты о гипнозе спрашивал вчера.Перед тобой ответ земного мира.

Закрыть окно? Законопатить дом? Бессмысленно. Гуманность не поможет, пока Творец не даст нам знать о том, зачем Он создал мотыльков и мошек, зачем летят живые существа на сверхъестественный огонь, который их губит, и какая голова придумала конец для всех историй любви... (Быть может, глядя в бездну бездн, Создатель над Собой Самим смеется. Какая милость тем, кому дается искусство и душевная болезнь!..)

Летят, летят... В агонии счастливой сгорают мотыльки - им умереть не страшно, а с тобой все справедливо, не жалуйся, душа должна болеть, но как?

.

* * *

Всеведенье, я знаю, ты во всех. Ты переулок мой и дом соседний, Ты первая слеза и первый смех, И первая любовь, и взгляд последний. Разбрызгано, как праздничный огонь, По искорке на каждую ладонь, Расколото сызмальства на куски. По одному на единицу крика, Ты плачешь и спешишь, как земляника Засеивать пожарища тоски. Всеведение. Да, твои осколки Я нахожу впотьмах на книжной полке. В кошмарах суеты, в ночном бреду Своих больных, в заброшенном саду, В оставленных кострищах, в женских стонах, В зрачках звериных, в розах озаренных, В видениях на мраморной стене... Я отыщу тебя в последнем сне, В ковчеге тьмы - там твой огонь хранится, В страницах той книги...

.

{Философическая интоксикация}

Жизни смысл угадав, удавился удав.

.

* * *

И каждый вечер так: в холодную постель с продрогшею душой, в надежде не проснуться, и снова легион непрошенных гостей устраивает бал... Чтоб им в аду споткнуться!

Нет, лучше уж в петлю. Нет, лучше уж любой, какой-нибудь кретин, мерзавец, алкоголик, о лишь бы, лишь бы Тень он заслонил собой и болью излечил - от той, последней боли...

О, как безжалостно поют колокола, как медленно зовут к последнему исходу, но будешь жить и жить, и выплачешь дотла и страсть, и никому не нужную свободу...

.

* * *

Вселенная горит. Агония огня рождает сонмы солнц и бешенство небес. Я думал: ну и что ж. Решают без меня. Я тихий вскрик во мгле. Я пепел, я исчез. Сородичи рычат и гадят на цветы, кругом утробный гул и обезьяний смех. Кому какая блажь, что сгинем я и ты? На чем испечь пирог соединенья всех, когда и у святых нет власти над собой? Непостижима жизнь, неумолима смерть, а искру над костром, что мы зовем судьбой, нельзя ни уловить, ни даже рассмотреть...