Психология свободы - Ткачёв Виктор Григорьевич (онлайн книга без .TXT) 📗

Ещё постоянно забывается, что есть ми́ксер четвёртого пункта четверика. А не просто четвёртый пункт.

Миксер! То бишь направленная психотехническая динамика! Сначала – в отталкиваемости от факта сверхнабранности своей – отказываешься заведомо от заданностей. Затем, гармонизирующим образом проходясь по былым делам, до самого начала жизни, освобождаешься от внутреннего долга – в официальности того перед самим собой, таки наконец. "Миксер" четвёртого пункта изничтожает внутренний долг как элемент психоструктуры!

Так что большой если-надо-отпускательный психогомогенат: включающий в себя заведомо всё делательное, бывшее в этой жизни.

То есть что? Оборотившись на своё психонаполнение, при большом и грамотном желании возможно ощутить себя гомогенатом. Он как твоя внутреннесамопредстающесть, плод психосамоявляемости в положении, когда "подвесил" в себе все наличные психообразования. Когда "подвешиваемость" распространена заведомо на всё, кроет всю́ психику – с её содержимым.

Подвесить что-то в своём внутреннем мире – тáк в субъективном окрасе можно обозначить установление обратной связи с тем чем-то – вплоть до его основания. С тем чем-то как психообразованием, являющим собою частицу твоего внутреннего мира. Иметь обратную связь – значит непрерывно ощущать себя способным убирать иль добавочно наводить то, с чем она установлена.

Итак, установление обратной связи с его основанием, того своего психообразования! Что субъективно выглядит как умудрившесть поднырнуть в себе под него! Такой необходимый сакраментальный акт! За счёт награждения его свойством заведомости – распространённый и на психообразования, с которыми как олицетворённая психика "не стоишь лицом к лицу".

Всякое истерикование есть наша символическая защита. Ну, защитная демонстрация в той или иной по развёрнутости форме. И не исключение тут и гиндрикование – как "глухая" форма истерикования. Только что демонстрационной конкретики там нет, или сказать – какой-либо направленности. То есть движния в припадке бессвязны и отвлечённы: просто скачешь да кричишь – не на кого-то, а вообще, – вот и всё. Тем демонстрируется – нами себе – лишь сама возможность защититься, в отличие от ординарной истерики, где умудряешься символично себе навести защищённость конкретную – в требующем именно её жизнеокружении. То есть в гиндриковании – предельно неспецифический истерический подход! Именно он реализуется – из-за недостатка сил и возможностей. И налагаясь на попранность окружением твоего психостроя, даёт первую степень облегчения. То есть только начальную, но всё же! Включается гиндрикование, когда подсознательно не надеешься полноценно отыстериковаться, отыграв попранность жизнью твоего психостроя.

То есть полноценное истерикование – то испускамость нами символичской защиты с намерением отыгрáть попранность. В гиндриковании же тó лишь отыграние, что берёшь себе возможность будущего отыграния – наличной задетости жизнью и однотипных с ней. Тем самым получается остаться несогласным с принесённым той задетостью. Неуступившим ей, хотя бы по большому счёту. А вот так называмый тихий плач – наислабейшая форма гиндрикования: втуне уж согласен с потерей, наведённой окружением, а плачем тем лишь выражается себе, что при других обстоятельствах мог бы от этого и защититься. То есть демонстрируется себе – желательно со зрителями в свидетелях, – что в смысле "воообще" не расстаёшься-таки с готовностью защищаться, и это сдабривает потерю, в психоплане принося облегчение. Мол, хоть других потерь зато не будет, коль я при готовности таки себя как-то защищать, ещё не лишаю себя самого того принципа. В общем, таки самозащита, но в самой низшей форме, как защита самых слабых: не удивильно, что к ней прибегает преимущественно "слабый" пол да дети.

Ну и повторим на всякий случай: при гиндриковании человек орёт бессвязно, при полноценном же истериковании – как раз связно, то есть не вразброс, а намеренно по смысловому руслу, намеченному атакой жизненного окружения. Не даёт себе терять это русло, так как надеется отбить атаку, отбить хотя бы внутренне.

Диалектика нас учит, что крайности схожи – в своём внешнем выражении. Верно, и вот один из вариантов того. При перетяжелённости психики человек – чтоб развёрнутомоторно – не борется с окружением: оно ему устойчиво мешает – из-за перегруза тому находит он причины, – но ещё больше перетяжелять психику – дополнительной реакцией борьбы – он подспудно избегает, из двух зол выбирая меньшее – терпеть помехи, зато оставляя всё как есть, на напрягаясь для большего. Но и при полной – подвижнической! - психовысвобожденности не борется тоже: даже приставучее окружение ему достаточно не мешает. Не усматривает – его отвлечённая от внешнего психика – всяких поводов окружение одёргивать. Так что в обоих случаях изменяемости окружения не производится, но причины тому – там и там – диаметрально противоположны. В одном случае это от слабости, в другом случае от силы.

Жизнь же эта – твой типа сон, Ну, происходящесть типа сна. А значит ты это всё типа придумал – с тобой-то происходящее, – оттого и люби всё, чтó бы ни происходило. Твоё порожденье – для себя самого, – вот что оно есть такое! Отвергать сиюналичное можно – дабы сменять на лучшее, но это заведомо дозированная отвергаловка: отвергая вовсю, неявно расписываешься в своей снопостроенческой некомпетентности. Несостоятельности. Ведь просто не надо было в "сон" набирать такого, что сейчас хочется так активно отвергать! А набрал-таки, значит неловкий сноустроитель. Вóт что главное – в обусловке заведомой базовой принималовки наличного смыслоразворота жизни. А не то, что мешающие люди – твои́ проекции в свой этот типа сон, который в лице жизни, и тем ты сам за них и отвечаешь, ежели по самому большому счёту. Нет, это тоже мощное соображение, но то первое ­ ещё мощнее. И поперёд должно стоять.

Тот ещё психомонизм, чтоб во всех своих психообразованиях – видеть лишь психогнёт. Находить их у себя лишь в э́том качестве. Ну, прежде прóчего в этом. А там дальше то "прочее" не преминёт последовать, можешь не волноваться.