Гуманистический психоанализ - Фромм Эрих Зелигманн (читаемые книги читать TXT) 📗

Это одно из тех важных сновидений, в которых предпринимается решительный шаг по пути преодоления болезни психики. Конечно, пациент еще не вполне здоров, но с ним произошло нечто очень важное: он почувствовал потребность в выздоровлении, ясно и живо представил себе жизнь, в которой он не преследуемый преступник, а свободный человек. Кроме того, он видит, что добраться туда можно, лишь переправившись через реку — древний универсальный символ, обозначающий принятие важного решения, начало новой формы существования — рождение, или смерть — отказ от одной формы и переход к другой. Видение города есть исполнение желания, но это желание — рациональное; оно обозначает жизнь; оно исходит из той части сознания, которая была скрыта и отчуждена от пациента. Это видение реально, так же реально, как все, что он видит наяву: правда, для того чтобы увериться в своем решении, ему еще необходимы одиночество и свобода спящего человека.

Вот еще одно сновидение на тему «переправы». Пациент — единственный в семье, избалованный сын. Родители сдували с него пылинки, восхищались им, считали будущим гением; ему все давалось легко, без усилий, начиная от завтрака, который мать приносила ему в постель, и кончая разговорами отца с учителями, которые всегда кончались фразой, что, по его убеждению, сын необычайно талантлив. И мать и отец смертельно боялись всякой опасности: ему не разрешали купаться, ходить в Походы, играть на улице. Иногда ему хотелось воспротивиться стеснительным запретам, но на что было жаловаться, ведь зато ему доставалось столько всего замечательного: восхищение, любовь и ласки родителей, так много игрушек, что их можно было выбрасывать, и почти полная защита от внешней опасности! Он и в самом деле был одаренным мальчиком, но ему так и не удалось встать на свои ноги. Главной целью его было не конкретное дело, а успех и восхищение окружающих. Так он стал зависимым от других и стал бояться.

Но именно потребность в похвалах и страх, возникавший когда ее не было, злили его и даже пробуждали в нем жестокость. Обратиться за помощью к психотерапевту его заставили затруднения, связанные с его детскими претензиями, зависимостью, страхом и злобой. Через шесть месяцев занятий' с психотерапевтом ему приснился такой сон:

Накануне пациент был на вечеринке, и вдруг его осенило: он понял, что все его интересы направлены лишь на то, чтобы завоевывать любовь и восхищение. Он почувствовал — впервые, — как это было по — детски, и понял, что должен принять решение: либо он будет и дальше безответственным ребенком, либо сможет принять болезненный переход к зрелости. Он понял, что не должен больше себе внушать, что все идет так, как должно быть, что он должен радоваться не успеху, а реальным достижениям. Эти мысли буквально потрясли его, и он уснул.

Смысл сновидения нетрудно понять. Переправиться через реку — значит принять решение, которое необходимо, чтобы перейти от детства к зрелости. Но как он мог это сделать, если видел себя пяти — шестилетним ребенком, не умеющим плавать?

Человек, который предлагает перенести его на другой берег, обозначает многих людей: отца, учителей, всякого, кто был готов нести его, кого подкупали его обаяние и способности. В этой части сновидения точно отражена его внутренняя проблема и то, как он снова пытается ее решить. Но тут появляется новый фактор. Он вдруг понимает, что погибнет, если снова позволит себя нести. Он осознает это остро и ясно. Он чувствует, что нужно принять решение, и прыгает в воду. Тут он видит, что на самом деле умеет плавать (очевидно, теперь он уже не пяти-шестилетний ребенок) и может добраться до другого берега без посторонней помощи. Это опять‑таки исполнение желаний, но здесь, как и в предыдущем сновидении, пациенту видится цель — стать взрослым; он ясно осознает, что привычный способ, когда его несут на руках, губителен; и более того — он знает, что в действительности умеет плавать, стоит только набраться мужества и прыгнуть в воду.

Надо ли говорить, что днем видение, явившееся во сне, потеряло свою первоначальную ясность. Дневные «помехи» подсказывали ему, что не надо пускаться в «крайности», что все в порядке, что нет причин отказываться от друзей, что все мы нуждаемся в помощи, и помощь ему действительно нужна, и много всего другого, что мы изобретаем, чтобы отмахнуться от хорошо понятного, но неприятного открытия. Тем не менее через некоторое время он и наяву стал таким же разумным и смелым, как во сне, — и сон сбылся.

Последние два сновидения отражают принципиальный момент: различие между рациональными и иррациональными желаниями. Часто желания коренятся в нашей слабости и направлены на то, чтобы ее компенсировать; мы видим себя во сне знаменитыми, всемогущими, всеобщими любимцами и т. д. Но иногда желания, проявившиеся во сне, отражают стремление к самым прекрасным целям. Нам может присниться, что мы танцуем или летаем; может присниться город, полный света; мы можем во сне испытывать радость от того, что с нами близкие Друзья. Даже если мы не способны наяву испытывать такую же радость, как во сне, сновидение тем не менее показывает, что Мы, по крайней мере, можем этого желать и можем воображать, что это желание осуществилось. Фантазии и сновидения служат началом многих поступков, и нет, пожалуй, ничего хуже, чем отмахиваться и недооценивать их. Главное — каковы эти фантазии: ведут ли они нас вперед или тянут назад, в рабство неплодотворного существования.

Следующее сновидение отражает прозрение пациента, осознавшего свои проблемы. На примере этого сновидения хорошо видны функции ассоциаций. Пациент — 35–летний мужчина, с юношеских лет страдал умеренной, но постоянной депрессией Отец его был удачливым, но равнодушным человеком. Мать страдала жестокими депрессиями с того времени, как мальчику исполнилось восемь или девять лет. Ему не разрешали играть с другими детьми; если он куда‑то уходил из дома, мать его упрекала, говорила, что он огорчает ее; он спасался от yпреков только в своем уголке, наедине с книгами и со своим воображением. В ответ на всякое проявление восторга с его стороны мать пожимала плечами и замечала, что для такой радости и волнения нет никакого особого повода. Хотя пациент умом противился упрекам матери, в душе он чувствовал, что она права и что он — причина ее несчастья. Он понимал также, что плохо вооружен: в детстве он был лишен многого из того, что является важным условием успеха во взрослой жизни. Он всегда чувствовал себя неловко, боясь, как бы люди не разглядели, что он беден (эмоционально, а не в материальном смысле). Больше всего он страдал из‑за того, что не знал, как вести себя с другими, в особенности с теми, кто нападал на него или дразнил. Он совершенно терялся в таких ситуациях, и ему было легко лишь с несколькими близкими друзьями. Вот его сон:

Часть сновидения легко понять, если знать кое‑что о жизни и проблемах пациента. Человек в кресле — он сам. Игра в шахматы — игра жизни, особенно в том отношении, что на тебя нападают и в ответ нужно либо тоже нападать, либо применять какую‑то иную стратегию. Он не испытывает особого желания играть в эту игру, поскольку чувствует, что плохо вооружен. «Из моих шахмат давно уже забрали две фигуры». Такое же ощущение он испытывает и наяву: он понимает, что в детстве был многого лишен и поэтому теперь беспомощен в жизненной битве. Каких двух фигур ему не хватает? Короля и королевы, отца и матери; их на самом деле у него не было, они присутствовали лишь в негативном смысле: чтобы разочаровывать, изводить придирками, дразнить, укорять. Но тем не менее он сможет играть с помощью «Фессалепа». Здесь мы встали в тупик. Озадачен был и сам пациент.