Как научиться разбираться в людях - Егидес Аркадий Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Паранойяльные нередко берут псевдонимы. Причем это не для целей сокрытия своего имени, а для значительности. Потому что это почти всегда псевдоним со значением. Я не знаю, почему В. И. Ульянов стал Лениным (лениноведы молчат), но это то самое исключение, которое подтверждает правило..
И в самом деле, вот выразительный набор псевдонимов русских революционеров и революционных писателей: Сталин, Каменев, Свердлов, Молотов, Горький, Скиталец, Бедный, Голодный, Багрицкий… Маяковскому повезло с его собственной фамилией. А вот кому-то не хватило символов (расхватали?). И Лев Бронштейн стал Троцким (но звучит как выстрел). А Юлий Цедербаум – Мартовым (в этом что-то весеннее).
А вообще смотрите: Сталин, Каменев – в чести твердость, несгибаемость, а не мягкость и гибкость. "Что такое несгибаемый большевик? Это большевик, который не может согнуться" (этот мрачный анекдотик я придумал во времена социально-маразматической геронтократии). Но вот уже не шутка: один известный диссидент, ровесник "Великого Октября" (что он всячески всегда любил подчеркивать), взял себе псевдоним, который потом, выйдя из подполья, стал просто добавлять к фамилии: Адастров. Это от per aspere ad astram – "через тернии к звездам". А другой инакомыслящий паранойяльный философ советских времен добавил к своей фамилии продолжение "Танин" (умерла любимая дочь Таня, причем после ее смерти он поклялся никогда не говорить неправды). Паранойяльные могут быть сентиментальны, а не только жестоки: вот надо было показать любовь к дочери – это человечно.
Маленькая ремарка. Не следует расценивать эту иронию как осуждение. Часто псевдонимы действительно грешат безвкусицей, но бог с ними(лишь бы молот не разбивал головы, а сталь не рубила бы их. Кстати, иногда эта безвкусица становится видна лишь позднее (ведь лицом к лицу лица не увидать).
Даже глубоко мысливший писатель Алексей Максимович Пешков поддался на провокацию эпохи и чуть ли не первым начал всю эту смешную историю с псевдонимами.
Любовь к псевдонимам роднит паранойяльных с истероидами. Только у последних или откровенно театральные псевдонимы типа Изумрудова, Жемчугова, которые, увы, давал своим крепостным актрисам в остальном не страдавший безвкусицей граф Шереметев, или артистичные псевдонимы типа Кручинина ("Без вины виноватые" Александра Островского).
Паранойяльный направо и налево, словно вулкан, извергает конфликтогены. Его манера общения, можно сказать, беспардонна. То и дело он буквально кидается резко неприятными, обидными эпитетами, язвит, откровенно оскорбляет, может плеснуть оппоненту в лицо соком. Осторожный человек для паранойяльного – часто трус, оппонент, высказавший сомнения, – неумный человек. Паранойяльный напряженно говорит, даже если все в порядке, быстро переходит на крик, просто орет, размахивает руками. Он "режет правду-матку" в глаза и за глаза.
Или даже, как грубовато, но точно, сказал о себе один из паранойяльных же, "толкает правду в матку".
Он не наушничает и не заушничает, он просто раздает всем сестрам по серьгам, которых те "заслуживают", мало обращая внимания на то, какой минусовый эффект это производит. В общении паранойяльные бывают трудны тем, что в принципе склонны давать отрицательные оценки – и без повода гораздо чаще, чем по поводу. При этом себя по той же линии они оценивают положительно. Это работают бессознательные механизмы самоутверждения, желание возвыситься за счет унижения другого. Паранойяльный человек любит похвалы в свой адрес, признание, может клюнуть и на лесть, сам положительных оценок людям почти не дает, разве что похвалит за преданность ему, за хорошую работу во имя его дела. Если паранойяльный понял, что это надо для дела, он может одобрить кого-то, но его спонтанные высказывания оценочного характера все-таки чаще отрицательные. Если вы паранойяльный, учтите, что все это, естественно, не нравится людям, не делает вас симпатичным ни в их глазах, ни в ваших собственных. Даю совет: больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.
Больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.
Отрицательные оценки – только тогда, когда нельзя без них обойтись.
Если паранойяльный сделал своим главным делом наведение социальной справедливости, то он и ведет себя соответственно по отношению к врагам – обличает их, призывает весь народ с ними бороться, сам при этом лукавя по мелочам.
У паранойяльного отрицательные оценки чаще, чем у других психотипов, переходят в обвинения. Важно еще и то, что паранойяльным не просто свойствен обвинительный подход. Они, как мы уже говорили, очень любят распекать близких им людей за все, что угодно: за опоздания, за нерадивость, за грязь. Паранойяльный вечно брюзжит, налагает санкции и сам наказывает. В отличие от эпилептоидов, их наказание – чрезмерно строгое, неадекватно проступку. Они всегда перегибают палку. Это в их духе – вендетта. Красный террор был ужаснее белого. Они склонны к суду Линча, к геноциду.
Паранойяльные, надо сказать, могут и обуздать свою агрессивность, если с ними серьезно позанимаются психологи, которые помогут им понять, что многие их решения иррациональны. Психологи должны им помочь остановиться, оглянуться, все осмыслить. Помочь им жить не рефлекторно, а рефлексию (стараясь понять не только все вокруг себя, но и мотивы собственных поступков).
Паранойяльный и сам страдает от того, что просто не видит вокруг положительного, он весь в отрицательных переживаниях, вечно всем недоволен.
Он гневлив, при этом его нельзя даже назвать раздражительным; он не сдержан и раздражителен, как эпилептоид, а просто не способен сдержать аффект и заводится с пол-оборота. Он считает себя всегда правым и вправе. Он распускает себя. Его ярость сокрушительна и устрашающа. Он не корит себя за гнев, как это бывает с эпилептоидом.
Эти вспышки происходят по поводу и без повода, по бытовым причинам и оттого, что люди не хотят принять навязываемый им новый порядок в социуме. Он не просто злится, он обличает, требует каяться, клясться в верности.
Те, кто не согласен, – для него мещане, консерваторы, ретрограды, мелкобуржуазные, врага прогресса, контрреволюционеры, бюрократы, мешающие продвижению вперед…
Паранойяльный не задумывается, что всем этим отталкивает от себя потенциальных союзников. Но если ему хватает интеллекта, чтобы понять разъяснения на эту тему, он может быстро сменить тактику, улучшить психотехнику общения и стать более осторожным в высказываниях, но при этом обычно остается при своем мнении.
Паранойяльные более, чем другие психотипы, нетерпимы к чужому мнению, несдержанны в отрицании его. А уж если раздается критика в их адрес, то она отвергается с ходу, и у них всегда находятся контраргументы.
Кто из нас любит критику? Но паранойяльный просто не переносит ее, и если критика имеет реальную основу, логична, конструктивна, если он видит, что его уличили, что он действительно ошибся (а он не любит признаваться в своих оплошностях), то он будет выкручиваться и выкручивать руки логике, хотя потом втихую может бьпъ, и исправится.
Президенту одной российской республики сказали как-то, что он хотя и считает себя буддистом, но ведет себя как поп-звезда, в то время как Лао Цзы говорил, что буддийский правитель должен править так, чтобы быть незаметным. Тот ответил, что перед ним три задачи: создать имидж президента, потом республики, потом народа, – то есть просто ответил мимо вопроса – примитивный манипуляторский приемчик.
Вот эпилептоид, если его уличили, не выкручивается, а признает обычно ошибку и извиняется, старается загладить свою вольную или невольную вину, хотя и ему извиняться не по нраву.
Паранойяльный категоричен, безапелляционен в суждениях, даже не касающихся оценок тех или иных личностей. То, что он принимает для себя, – уже само по себе непреложная истина, и все остальные еще должны это понять. А если не поняли, то становятся врагами.
