Мой голос останется с вами - Эриксон Милтон Г. (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
Конечно, родители летали искать жуков, у них имеются шейные мешки, в которых они частично переваривают этих твердых жуков, чтобы, вернувшись в гнездо, отрыгнуть содержимое в клюв своего потомства. Конечно, со своей человеческой точки зрения я полагаю, что сосать материнскую грудь – это гораздо лучший способ получения пищи для младенца. Но если бы я был птенцом дятла, я бы гораздо больше предпочитал отрыжку из полупереваренных жуков. Итак, человек – это вершина развития животного мира, однако все эти навыки, столь характерные для животных, имеют свои параллели в человеческой жизни. Отрыгиванием, рвотой мы спасаем себе жизнь. Люди постоянно что-нибудь глотают и только для того, чтобы их желудок говорил им: «Жалкий ты дурень, избавься от этого немедленно, самым кратчайшим путем». Разве это не так?
И я думаю, что людям очень повезло, что у их желудков, не имеющих мозгов, все же хватает ума сказать: «Избавься от этой дряни, и как можно скорее».
Все эти вещи в жизни человека очень-очень важны и достойны восхищения.
Считаете ли вы теперь, что у вас когда-либо снова возникнет страх перед рвотой? Это вовсе не нужно. Вам не нужно зависеть от вашего мозга, и это здорово. И вы можете согласиться с тем, что реакция организма часто более разумна, чем реакция ума.
Итак, не расскажете ли вы нам, как вы боялись рвоты?
Катлин: Как вы это узнали? Эриксон: Слухами земля полнится. Вы знаете, когда у вас появился страх рвоты? Катлин: Давно.
Эриксон: Вам знакомо выражением «Онтогенез повторяет филогенез»? Развитие индивида повторяет развитие вида. Несмотря на то, что вы можете дышать носом, анатомически у вас там имеются рудименты жабр. Что значит чувствовать полностью в ясном сознании? Как велико ваше тело? Вас не удивляет, что вы можете им пользоваться? Нет, вы не можете встать.
Катлин: Что я не могу делать?
Эриксон: Вы не можете встать.
Катлин: Вы в этом уверены?
Эриксон: Я уверен, а вы?
Катлин: Минуту назад я была уверена, я думаю, что могу.
Эриксон: Каждый, сидя в этой в этой комнате, знает, что он может. А вы только думаете, что можете.
Катлин: Я знаю, что могла это сделать минуту назад. У меня всегда был сильный страх того, что я не смогу двигаться, став калекой, как моя мать.
Эриксон: Что сделало ее калекой?
Катлин: Много лет я думала, что это полиомиелит, но потом я поняла, что дело было в ее психике. Полиомиелит у нее действительно был, но реальной причиной была ее психика.
Эриксон: У меня действительно был полиомиелит, был по-настоящему, к тому же организм порядочно износился за эти годы. В один прекрасный день я развалюсь, как старая телега. Однако же до этого момента я собираюсь держаться.
Знаете, когда я был маленьким, родители повезли меня в гости к брату моей бабушки. Его семья держала овец, и они их стригли. Я слышал, как блеяла овца. Я убежал, потому что не понимал, что это значит, стричь овцу. Тетя Мэри подала к столу жареную печенку и с тех пор я много лет не мог есть печенку, потому что вспоминал уши той овцы. Сейчас, имея подагру, я не могу съесть столько печенки, сколько бы мне хотелось.
А сейчас закройте глаза и пробуждайтесь полностью. Полностью.
Пробуждайтесь полностью. Свободной. Постарайтесь сейчас не улыбаться. Так что же вы думаете о рвоте? Это похоже на ощущение, которое возникает, когда вы выпьете слишком много содовой воды. И у вас тошнота, вас тошнит.
Катлин: Неужели вы тайно собираете слухи?
Эриксон: Сегодня зашла ваша подруга и сказала, что у вас был плохой сон, от которого в памяти остались только эмоции. Это навело меня на мысль, что у вас есть фобия. Другой мой собеседник сказал, какая именно. Разве вы не рады, что существуют сплетни? Вы верите в переселение душ?
Катлин: Я собираюсь вернуться в качестве французской дудочки.
Эриксон: Я думаю, вам придется расстаться с этой мыслью.
Катлин: Знаете, я всю свою жизнь возвращалась в качестве такой французской дудочки, сама не зная этого! Сейчас у меня возникает зрительный образ; раньше я слышала только звук!
Эриксон: Пусть вам это послужит уроком: ваша способность мыслить не ограничена вашей черепной коробкой. Вы помните слова Шекспира: «Стадии жизни по-настоящему начинаются во младенчестве».
Сейчас, я думаю, вы должны сделать хорошее начало в жизни.
А в Послании Апостолов к Коринфянам говорится: «Когда я был ребенком, я говорил как ребенок. Я поступал, как ребенок. А теперь я стал взрослым человеком и отложил детские забавы». Значит, и страхи тоже, правда? Какое ваше первое имя?
Катлин: Кэти.
Эриксон: Может быть, мне официально изменить его вам? Отныне вы будете только Катлин, а не Кэти, с ее кошачьим оттенком имени и рвотой. Как вы себя чувствуете?
Катлин: Что-то среднее между растворением в пространстве и умиротворением.
Эриксон: Есть одна старая ирландская песня, я не хочу звать свою жену, чтобы она процитировала ее. Я никогда не цитирую точно. Я вам могу представить мнение Маргарет Мид, считающей, что я не умею точно цитировать поэзию. Но у меня не вызовет трудности представить вам доктора Маргарет Мил. И еще одно, в чем я был уверен: в том, что я мог процитировать стихотворение Гертруды Эпстайн «Роза, это роза, это роза, это роза». Был уверен только для того, чтобы потом узнать от членов своей семьи, которым нравилось это стихотворение, что в имени Гертруды Стайн нет «Эп», и что там только три розы! Сейчас мне приходит на ум «Нырнул Мак-Гинти в глубину моря». Он поклялся, что если бы это было море ирландского виски, то он бы никогда не стал выныривать. А если бы в этом море не было воды, то он не потратил бы зря ни одной его капли, отрыгивая ее!
А Катлин – это хорошее ирландское имя! Сейчас вы видели психотерапию в действии. Не было ничего похожего на то, чтобы я встал в позу. Я смеялся и шутил. Может быть, я утомил кого-либо из вас разговорами о китах и планктоне и тому подобном. О дятлах и жуках.
Вышеприведенная запись так богата примерами косвенного внушения и использованием символического языка, что понадобилась бы целая книга, чтобы обсудить все тонкости. Не будем лишать читателя удовольствия открыть для себя некоторые из них.
Окольным путем, начиная с разговоров о различных животных и способах их адаптации, Эриксон проводит мысль о том, что рвота, это приспособительная реакция человека, спасающая ему жизнь. Он говорит о том, что «внутренние реакции» организма очень важны. Он представляет свою оптимистическую, жизнеутверждающую философию в противовес страху пациентки стать калекой, «как моя мать». Он говорит: «В один прекрасный день я развалюсь, как старая телега. Однако же до этого момента я собираюсь держаться». Он делает отступление, вспоминая дом, и утверждает ее исцеление, ссылаясь на «младенца» у Шекспира, и обрывает цитату так, чтобы пациентка смогла сама ее закончить. («Сперва младенец, пищащий и отрыгивающий в руках матери».) И чтобы убедиться, что она приняла эту мысль, он ссылается на Послание к Коринфянам, в котором говорится: «…И сейчас, став взрослым человеком, я, отложил детские забавы». Он добавляет: «Значит, и страхи тоже, правда?» Чтобы изменить ее отношение к себе, он даже меняет ей имя на Катлин, чтобы это прежнее отношение к себе она смогла оставить позади, вместе с его «кошачьим оттенком имени и рвотой». Он заканчивает словами: «Сейчас вы видели психотерапию в действии». Я это было по-настоящему изящное действие!
Эриксон использует для целей психотерапии все высказывания и мысли пациентки – в данном случае, чтобы изменить ее отношение к рвоте. Например, когда она говорит, что хотела бы перевоплотиться во французскую дудочку, он немедленно отвечает ей словами: «Я думаю, что вам придется эту мысль отбросить». Иными словами, она должна быть готова очиститься, выбросить из себя все влияния, которые накопила до этого момента. Она должна быть готова к рвоте. Катлин принимает это внушение, и ее принятие выражается словами: «Раньше у меня был только звук». Она говорит этим, что внутри нее – некая сущность, которую можно вытащить наружу.
