Разговоры в песочнице, или истории из жизни мам. - Климова Мария Геннадиевна (книги полностью .txt) 📗
В продолжительных внутренних диалогах я убеждала сама себя в том, что психологам стоит поверить. Уж, по крайней мере, Светка меня не стала бы обманывать. Ведь у самых разных детей, которых растят совсем непохожие мамы, вот уже много лет случаются периоды совершенно однотипного «неадекватного» поведения. Значит, это не я плохая мать или у Нюси такой скверный характер. Выходит, это возраст. А я была железно уверена, что у любого возрастного этапа есть замечательная особенность: проходить.
Все это я усвоила и очень убедительно объясняла себе, когда Нюська была мила и спокойна; например, во сне. Но после каждой ее новой истерики я опять начинала сомневаться: может, мы слишком баловали Нюсю? Напрасно не говорили ей «нет» (хорошо еще об отсутствии регулярной порки я не сожалела, хотя в некоторые моменты была близка уже и к этому)? Может, мне стоит быть тверже, решительнее? Может, мы действительно вырастили монстра, предупреждали же нас бабушки?
Бабушки вообще много чего говорили, и вслух они высказывали явно не все, но даже десятой части хватало мне для паники. «У нас, — утверждали они, — такого никогда не было. Сколько детей вырастили, все вели себя замечательно. И никаких ваших кризисов не наблюдалось. Это нынешние психологи выдумали, чтоб денег заработать». Вообще-то, когда росли мы и наши родители, их мамы, теперешние бабушки, работали, отдав детей в ясли и садики. Так что подобные воспоминания вряд ли соответствуют действительности. Но я в порыве душевных терзаний начинала им верить и жаловалась Светке. Она опять повторяла то, что я и так знала: кризисы «выдуманы» давно, когда психологи еще вообще никаких денег за работу не получали. И обнаруживались у детей, которых растили совсем не так, как нынешних, и в очень разных странах и культурах. И вообще, если бабушки правы, то ни я, ни мой муж не прошли через эти периоды, и ничего хорошего в этом нет.
— Ты пойми, кризис — не просто капризы. Ребенок выходит на новый уровень отношений. Сначала он — часть мамы, потом начинает от нее отделяться физически, пространственно, осваивая ползание и ходьбу, и психологически, отстаивая свое «я».
Я понимала. Но теория категорически меня не устраивала. Да, ребенку важно отделяться, но пусть это происходит как-нибудь по–другому и вообще без моего участия:
— Ты мне объясни, что делать! Я скоро на стенку полезу от ее истерик! — кричала я в трубку.
— Мариш, я уверена, ты все делаешь правильно. Ты иногда даешь Нюсе отстоять свое мнение, порой идешь на компромисс, бывает, стоишь на своем. Она еще маленькая, относительно легко переключается. Попробуй организовать что-нибудь очень интересное рядом с ней, глядишь, отвлечется от рыданий. Ты, главное, сама не заводись, когда она скандалит.
— Не могу! Она накричится — и снова бодренькая, играет, как ни в чем не бывало, а я потом полдня как выжатый лимон.
— А ты старайся. Истерики усиливают зрители, если их нет, то и скандалить неинтересно. Путь игнорирования — один из возможных вариантов. Ведь активно включаясь в скандал и выполняя все требования Нюськи, ты закрепляешь такую модель поведения: «Поноешь, поскандалишь — дадут». Вот этого делать точно не стоит.
Очень многое зависит от ситуации. Потому что если в каждом случае обламывать — передавишь. Тоже ничего хорошего. Лучше чаще ставь свою дочь перед выбором: «Будешь есть котлетку или суп?» — и тогда вопрос о том, идти ли обедать, уже, вроде, и не встает. Можно попробовать «вредные советы», когда озвучиваешь противоположное тому, что хочешь, хотя это скорее к трем годам пригодится.
В общем, ребенку сейчас самостоятельность нужна больше, чем раньше, но не абсолютная. Ему очень важно обнаруживать границы дозволенного, их отсутствие лишь усиливает тревогу.
— Отлично. Ему нужно, ему важно… а я как же?
— А ты усвой, что этот тяжелый этап обязательно пройдет. Обещаю. Личность у Нюськи так «вылупляется», понимаешь? Ты тут ни при чем. В смысле, ты хорошая, просто личностью по–другому не становятся. Считай это не плохим поведением, а муками рождения отдельного от тебя человека. Терпи, устраивай разгрузочные дни, занимайся аутотренингом, пересчитывай мысленно караван из 9318 спокойных неторопливых слонов, и верь, что все в порядке, твой ребенок замечательно развивается в полном соответствии с возрастными нормами.
Иногда я верила. Иногда нет. В один из моментов отчаяния позвонила сестре мужа:
— У тебя нет знакомого детского невропатолога? Не могу больше нюськины истерики выдерживать!
— Если ты не можешь, наверное, лучше найти взрослого?
— Ладно тебе издеваться! Неужели нельзя ребенку фоном какую-нибудь валерьянку назначить, а?
— Зубы все вылезли?
— Нет, жевательные еще в пути… Но при чем тут это?!
— Да ни при чем, так, к слову… А что, психологических причин совсем нет?
— Как же?! Есть!
— Тогда не нужен тебе никакой невропатолог. Пока объясняется психологией, лекарства не нужны. В конце концов, у тебя же девочка. А настоящая женщина должна уметь сделать из ничего шляпку, салат и скандал. Вот она и учится, просто в обратной последовательности…
Я понимала, что мои собеседницы правы. И все-таки жаловалась девчонкам, правда, передавала им светкины слова, потому что всех нас объединяли одни и те же проблемы. Это слегка успокаивало. Выходило, что действительно дело в возрасте.
Когда все закончилось, я не помню. Кажется, после небольшой паузы мы плавно перебрались в трехлетний кризис, когда к «Неть!» по любому поводу добавилось классическое «Я сяма!» С горя я решила перечитать институтские конспекты. Они обещали, что к четырем годам и это должно закончиться. До следующего кризиса...
Сон… сон… сон…
Старинный приятель моей бабушки на вопрос о любимом виде спорта, отвечал: «Сон, сон, сон!» С рождением Нюськи и я стала гораздо больше внимания уделять этому способу времяпрепровождения. Впрочем, кроме удовольствия оно еще рождало немало сомнений и вопросов, причем не только у меня:
— Скажи, у тебя Нюся просыпалась ночью, когда маленькая была? — спросила меня сводная сестра вскоре после рождения сына.
— Да, конечно.
— А почему они просыпаются? Вот он спит–спит, вдруг сквозь сон захнычет. Что это значит? — допытывалась она.
— Что угодно, — с высоты двухлетнего материнского стажа мне казалось, что все просто, понятно и, вообще, очевидно.
— Ну, чего ты сердишься-то?
— Я не сержусь, я, правда, не знаю. Может, пить хочет или есть, а может, погода меняется, или сон страшный приснился — роды, например. Жарко, холодно, душно… Или Луна не в той фазе, зубы в деснах опускаются, перевозбудился в течение дня… Или просто писать хочет, младенцы при этом часто начинают беспокоиться во сне. Мало ли чего!
— Да ты что? Так все сложно? Хм… А я думала, у малышей такого не бывает…
— Что угодно бывает. Они же маленькие люди. Поэтому у них, с одной стороны, все как у нас (бессонницы, кошмары), а с другой, куча своих особенностей вроде незрелой нервной системы. Еще младенцу периодически хочется убедиться, что все на месте: мама никуда не делась, его не позабыли в песочнице… И циклы сна у детей тоже отличаются от наших — я изо всех сил вспоминала прочитанные книжки и наташкины лекции.
— А… а мне мама говорила, что дети должны всю ночь спать…
— Да ничего они не должны. Моя Наташка утверждает, что это чуть ли не признак повышенной тревожности. Ребенок не уверен, что, проснувшись, увидит что-то хорошее, вот на всякий случай и впадает в спячку до утра.
А нас одолевали другие проблемы. Когда Нюся спала, вопросов не возникало. Но вот как ее уложить? Баталии с местом для сна к тому времени у нас уже поутихли. Нюськины предпочтения и моя лень взяли верх: мы спали все вместе…
…Один мой знакомый первое время после появления на свет спал в старом чемодане (конечно, с откинутой крышкой). Другой — в ящике от отцовского письменного стола. Так что еще до Нюськиного рождения я знала, что в вопросе, где спать младенцу, все не так уж однозначно.
