Дети-404. ЛГБТ-подростки: в стенах молчания - Климова Елена (е книги .TXT) 📗
Алена, 17 лет (Ярославль):
– Никто не знает. Для безопасности меня и моей девушки.
Даша, 16 лет:
– Я боюсь открыться в поисках понимающего человека и поддержки. С другой стороны, кажется, если не найти такого человека, скоро совершенно свихнусь.
Алиса, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Нет желания открываться людям, которые с почти стопроцентной готовностью в ответ плюнут тебе в душу.
Ксения, 16 лет (Москва):
– Мне страшно. Я не хочу быть козлом отпущения. Я будущий врач, мне всю жизнь контактировать с людьми, а я не могу. Я, наверно, никогда никому не откроюсь.
Эрика, 14 лет (Казахстан):
– Открыться не могу. Для мусульман это аморально.
Но очень многие не говорят о себе именно родным. Почему? Можно выделить три основные группы причин.
Первая, самая распространенная, – страх («Боюсь, что меня начнут ненавидеть». «Боюсь, что выгонят из дома». «Из-за боязни, что мама отвернется от меня». «Страшно, что не поддержат, не поймут, засмеют, будут унижать, избивать»).
Вторая связана с возрастом: это несамостоятельность, материальная зависимость, неуверенность в своих СОГИ («Я еще не взрослый человек, могут принять за шутку или подростковый вздор». «Нет опоры, пока меня содержат родители, а они отрицательно относятся к ЛГБТ». «Я считаю, что еще маленькая и моя ориентация может измениться, вырасту – тогда посмотрим»).
Третья группа, немногочисленная, – прочие причины («Не считаю нужным делиться с родителями, с кем я встречаюсь и сплю. Личная жизнь так и названа из-за того, что она личная». «Не вижу смысла». «Не хочу, чтобы родственники знали». «К слову не пришлось»).
Повторюсь, основная причина – страх. Страх толкает подростков на умолчание и ложь. Страх осуждения, страх потерять любовь родителей, страх разочаровать их, страх оказаться без крыши над головой, страх попасть в психиатрическую больницу…
Саша, 16 лет:
– Отец после каждого репортажа против ЛГБТ говорит: «Вот и правильно, сжигать таких надо». Я хочу им признаться, но не могу, страх быть отвергнутой ломает меня всю жизнь.
Без подписи, 15 лет:
– Мне тяжело. Я не могу поделиться с родными самым главным. А отсюда вытекает очень-очень многое. Меня просто не поймут, осудят, посчитают извращенкой и, скорее всего, станут «лечить». Я очень часто хочу поделиться с матерью тем, что у меня внутри. Но я не могу. Мне не за кого держаться.
Влад (Николаев, Украина):
– Моя мама – страшный гомофоб, еще и революция в стране, выходит на митинги с плакатами типа «Европа – педолобби» и «Содомия не пройдет», моя мать лишает меня счастливого будущего. Каждый чертов день я слушаю лекции про то, что геи, педофилы и маньяки – это одно и то же! Мне страшно. Я боюсь, что она узнает, выгонит меня на улицу, что я тогда буду делать? Сегодня я плакал целый день у себя в комнате, потому что меня просто добила фраза: «Правильно там в Уганде их на всю жизнь сажают, я бы их поубивала». Мне надоедает постоянно слушать все это, ведь я человек, я тоже имею право существовать.
Саша, 16 лет (Санкт-Петербург):
– После нашумевших новостей часто заводился разговор, который всегда заканчивался: «Узнаю о тебе – из дому выгоню». Мама очень остро на такое реагирует. Противно.
А., 17 лет:
– Мать с детства мне твердила, что худшее, что может пережить мать, – сына-алкоголика, сына-наркомана и сына-педика. Жаль, что она больше не может иметь детей. Я ее неожиданная и приятная беременность, а также почти невозможная, она бесплодна с 20 лет. Поэтому я не мог в открытую сказать, что ее ребенок – ужасная ошибка.
Без подписи, 17 лет (Тула):
– Мой отец – депутат «Единой России». И я не рискую начать важный разговор. Мои родные не гомофобы, но вряд ли обрадуются такой новости.
А., 17 лет (Омск):
– Решат, что я извращенка, наркоманка и веду развязный образ жизни…
Эрика, 14 лет (Казахстан):
– Мама год тому назад мне сказала: «Если я узнаю, что ты лесбиянка, я тебя из дома выгоню!» Я бы посмеялась, если бы это не было правдой. Мама не принимает однополой любви. Для нее гомосексуалы – люди второго сорта. Живу в постоянном страхе из-за того, что, если моя сексуальная ориентация всплывет наружу, я стану изгоем.
Света, 17 лет:
– После репортажа о гей-прайде в Питере мама заявила: «Это мерзость!» У меня был шок. Я сидела в оцепенении. «Я тоже мерзость?» – единственное, что было в голове. Тогда умерла надежда быть понятой в семье. Страшно осознавать, что ты не нужен родителям. Что ты лишь галочка в их планах на жизнь наравне с «купить машину» и «съездить на юг».
Юлия, 16 лет:
– Сегодня шла домой от любимой с решимостью рассказать маме о себе. Гордо влетаю в квартиру. «Нам надо поговорить». «Подожди минут десять, новости закончатся». Выпуск был связан с гомосексуалами. Досмотрев его, мама воскликнула: «Как так можно! Да они же все ненормальные! Расстреливать их надо!» Мою решимость как рукой сняло, я поняла, что ни за что в жизни не расскажу ей.
Я. А., 15 лет (Красноярск):
– Когда мы с мамой были в Таиланде, она постоянно, когда мимо проходили геи, говорила что-то вроде: «Ненавижу их! Зачем идти против природы! Кошмар!» А отец старой закалки – парень улиц. Он меня точно ударит – и будет думать, что делает все правильно… Мне очень грустно из-за того, что я не могу сказать им. Я должна ждать, пока у меня не будет своей квартиры и я не смогу себя обеспечивать. Я уверена – меня выгонят из дома. Боюсь потерять родителей…
Маргарита, 16 лет (Сургут):
– Меня просто запрут дома и будут пускать ко мне только психотерапевта.
Ирина, 18 лет:
– Вся моя родня считает таких, как я, больными, от слов папы мне становится плохо и страшно. Мне кажется, если бы все знали, что я полюбила девушку, сожгли бы на костре, серьезно. Как бы родители ни относились ко мне, я все равно буду их поддерживать, помогать им во всем. Я не хочу в будущем войну с семьей, не хочу стоять перед выбором – семья или девушка. Я по-настоящему боюсь этого.
Эмери, 14 лет:
– Мама с ранних лет говорила мне, что гомолюди – отвратительны. Что геи – грешники, их нужно сжигать, лесбиянки – отродья, их следует расстреливать. В детстве меня даже водили в церковь, потому что я не слушалась родителей. Мой отец моряк и редко бывает дома, так что большую часть времени я провожу с мамой. Я бы хотела, чтобы она меня понимала, но это невозможно. Она не хочет думать, что такие люди рождаются даже у верующих и натуралов. Если скажу ей что-то вроде: «Прими меня или забудь», она после моей смерти не будет плакать, а с отвращением скажет: «Она была лесбиянкой». И знаете что? Это страшно.
Без подписи, 17 лет:
– Мать обещала пристрелить меня, если со мной будет «что-то не так».
Аня, 16 лет:
– Я очень близка с мамой, и то, что я не могу поделиться с ней радостью, что я нашла свою любовь, убивает. Она думает, что девочка, с которой я так тесно общаюсь и дружу, – моя подруга. А ведь моя любимая и моя мама – все, кто мне нужен для счастья.
Александра, 16 лет:
– Мои родители – гомофобы до мозга костей, я никогда не признаюсь, да, я слабая. Меня ждут ежедневные походы в церковь и к докторам, если не изгнание бесов.
Фрэнк:
– Я чуть не разрыдалась, когда мама сказала: «Из Англии пошли все развращения, те же гомосексуалисты, те же гей-парады». Отлично, теперь я хотя бы знаю, что мама гомофоб. Делать камин-аут сверхглупо.
Катя, 17 лет:
– Полчаса назад мы с мамой увидели репортаж об избитом гее, и у нас случился разговор. Знаете, мне было так страшно и больно осознавать, что моя родная мать – против меня и людей, подобных мне. Она не стеснялась говорить: «Таких быть не должно». Она считает, что геи и лесбиянки – потенциальные носители болезней и каждый из них мечтает соблазнить ребенка. Она считает, что мы нездоровы, на мои слова о ВОЗ ей плевать. По ее мнению, следует запретить фильмы, книги и журналы с любым намеком на подобное. На мой вопрос, что делать с биографией Оскара Уайльда, заявила: «В семье не без урода». Мне было так страшно. Так больно. Жаль, что у меня не хватило смелости спросить: «А если бы твой ребенок оказался таким?»
