Социальная психология - Майерс Дэвид (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
(— Конечно, невиновен! Следующий!)
Складывается впечатление, что мы больше симпатизируем тому обвиняемому, с которым можем идентифицировать себя. Если мы считаем, что сами не способны совершить подобное преступление, мы можем также считать маловероятным, чтобы человек, похожий на нас, совершил нечто подобное. Это позволяет понять, почему при рассмотрении дел об изнасиловании мужчинами, знакомыми с жертвой, мужчины-присяжные чаще, чем женщины, признают обвиняемых невиновными (Fischer, 1997). Становятся понятными и результаты общенационального опроса, проведенного до начала судебного процесса над О. Джей Симпсоном, в ходе которого 77 % белых и только 45 % чернокожих респондентов согласились с утверждением о том, что выдвинутые против него обвинения «достаточно обоснованны» (Smolowe, 1994). Понятно также и то, почему первоначально были оправданы (среди присяжных не было ни одного афроамериканца) белые полицейские, забившие насмерть чернокожего юношу Родни Кинга, и почему этот приговор вызвал протест и негодование. Людей интересовало, что было бы, если бы после автомобильной погони безоружного белого мужчину арестовали и зверски избили четверо чернокожих полицейских, а видеокамера все это зафиксировала бы? Какой приговор вынесло бы полицейским то же самое жюри? Оправдательный или обвинительный?
«Внутри каждой расы тоже не было единодушия по поводу виновности или невиновности Симпсона. Белые женщины, в центре самоидентификации которых находится гендер, были особенно склонны считать его виновным. Афроамериканцы, для самоидентификации которых решающее значение имеет расовая принадлежность, были особенно склонны считать его невиновным.
В идеале присяжные должны были бы оставлять свои пристрастия за порогом зала суда и приступать к работе без какой бы то ни было предвзятости. Именно об этом и говорится в Шестой поправке к американской Конституции: «Обвиняемый имеет право на безотлагательный, открытый и беспристрастный суд присяжных». В своем стремлении к объективности судопроизводство похоже на науку. И ученые, и присяжные обязаны отбирать и взвешивать свидетельства. И ученые, и те, кто вершит правосудие, решая вопрос о том, какая информация релевантна, а какая — нет, руководствуются определенными правилами. И те и другие тщательно фиксируют свои результаты и полагают, что другие, располагай они теми же доказательствами, приняли бы точно такое же решение.
На самом же деле, когда улики не вызывают сомнений, а присяжные сосредоточены на них (как бывает, когда они перечитывают показания свидетелей и обсуждают их смысл), предвзятость жюри минимальна (Kaplan & Schersching, 1980). Качество доказательств имеет большее значение, чем предрассудки присяжных.
Указания судьи
Инструктируя присяжных, судьи призывают их игнорировать информацию, не относящуюся к рассматриваемому делу. Каждый из нас может припомнить драматичную сцену в зале суда и возглас адвоката: «Ваша честь! Я протестую!», — после чего судья, удовлетворив протест, приказывает присяжным не принимать во внимание «наводящий» вопрос адвоката противоположной стороны или ремарку свидетеля. Почти во всех штатах США есть законы, направленные на защиту жертв изнасилований, в соответствии с которыми запрещаются или ограничиваются свидетельские показания о прежней сексуальной жизни жертвы. Подобные показания, хоть они и не имеют непосредственного отношения к рассматриваемому делу, обладают способностью вызывать у присяжных большее доверие к утверждениям подсудимого о том, что женщина была согласна на сексуальный контакт (Borgida, 1981; Cann et al., 1979).
Если подобные заслуживающие доверия, незаконные или приносящие вред показания тем не менее все же «просочатся» в зал суда (благодаря стараниям защитника подсудимого или болтливости свидетеля), будут ли присяжные следовать наставлениям судьи, призывающего их игнорировать эту информацию? И достаточно ли судье просто напомнить присяжным, что «речь идет не о том, нравится вам подсудимый или нет, а о том, совершил ли он преступление, в котором его обвиняют»?
Социальная психология в моей работе
Когда я изучала социальную психологию, меня более всего интересовало практическое использованием принципов и методов этой науки в различных организациях и в деятельности правоохранительных органов и судов. В дальнейшем я занялась организационной психологией и, получив степень доктора философии, в течение последнего десятилетия большую часть времени посвятила участию в качестве эксперта в делах, связанных с выплатами компенсаций, и изучению вопроса о том, как организации и суды оценивают людей. Я поняла, что сведения о том, как люди воспринимают и объясняют происходящее, почерпнутые мною из социальной психологии, имеют самое непосредственное отношение к тому, как оценивают людей в реальной жизни. Будь в нашем обществе больше людей, имеющих представление о том, что такое социальная психология и как она объясняет восприятие людьми окружающего мира, мы могли бы значительно лучше и правильнее отбирать персонал и справедливее оценивать своих работников. Я часто перечитываю разделы учебника, посвященные восприятию, и, будучи университетским преподавателем организационной психологии, стараюсь как можно лучше учить других тому, что знаю сама.
-
Вполне возможно, что недостаточно. Результаты нескольких экспериментов показывают: хотя присяжные и озабочены соблюдением процессуальных норм (Fleming et al., 1999), порой им бывает трудно игнорировать такие непозволительные (с точки зрения закона) свидетельства, как криминальное прошлое подсудимого. Когда Стэнли Сью, Рональд Смит и Кэти Колдуэлл дали студентам Вашингтонского университета описание ограбления бакалейно-гастрономического магазина, во время которого было совершено убийство, и резюме аргументов обвинения и защиты, никто из студентов не признал обвиняемого виновным, поскольку доказательная база обвинения была слабой (Sue, Smith & Caldwell, 1973). Однако после того, как к этим материалам экспериментаторы добавили пленку с записью телефонного разговора, изобличавшего обвиняемого, около 30 % признали его виновным. Влияние неопровержимой улики оказалось сильнее слов судьи о том, что запись разговора — доказательство, полученное незаконным путем, а потому не может быть принято во внимание при вынесении приговора.
Шарон Вулф и Дэвид Монтгомери нашли, что требование судьи игнорировать показания («Это не должно повлиять на ваши суждения о деле. У вас нет иного выхода, как только пропустить их мимо ушей») может привести к диаметрально противоположному результату, и влияние показаний, от которых нужно отвлечься, лишь возрастает (Wolf & Montgomery, 1977). Возможно, подобные заявление подталкивают присяжных к реактивному сопротивлению. Не исключено и другое объяснение: они делают присяжных более чувствительными, более внимательными к противозаконным показаниям. Что будет, если я скажу вам: дочитывая это предложение, не смотрите на свой нос? Судьям гораздо легче изъять недопустимые показания из протокола судебного заседания, чем стереть их из памяти присяжных. Как говорят порой юристы-практики, «нельзя запретить людям вспоминать». Сказанное в первую очередь относится к информации эмоционального характера (Edwards & Bryan, 1997). Если присяжные услышат образный рассказ о том, что в прошлом обвиняемый «нанес одной женщине колото-резаную рану», свое внимание они вопреки наставлениям судьи скорее обратят на него, чем если они услышат менее эмоциональные слова о «нападении с применением смертоносного оружия».
Результаты исследований говорят о том, что присяжным трудно отрешиться и от информации о деле, которая появляется в прессе до суда, особенно если речь идет не об «экспериментальных», а о настоящих жюри и о серьёзных преступлениях (Steblay et al., 1999). Джеффри Крамер и его коллеги провели следующий крупномасштабный эксперимент: сообщили 800 испытуемым, исполнявшим роли присяжных (в основном это были люди, входившие в реальные списки присяжных), почерпнутые из средств массовой информации сведения о криминальном прошлом человека, обвиняемого в ограблении супермаркета (Kramer et al., 1990). Затем присяжные смотрели видеозапись судебного процесса, причем одни из них слышали обращение судьи с требованием пренебречь «досудебной» информацией, а другие — нет. Призыв судьи не возымел никакого действия. Более того, люди, попавшие под влияние подобной информации, как правило, отрицают это, что затрудняет отстранение от участия в процессе пристрастных присяжных (Moran & Cutler, 1991). В экспериментальных условиях влияния досудебной информации не удавалось избежать даже тогда, когда присяжные давали обещание отрешиться от того, что им стало известно до суда, и быть беспристрастными (Dexter et al., 1992). Похоже, у адвокатов О. Джей Симпсона были основания волноваться по поводу той шумихи, которая была поднята масс-медиа вокруг их подзащитного ещё до начала процесса. А судья совсем не напрасно запретил присяжным принимать во внимание эту информацию и приказал изолировать их на время процесса.
