Просвещенное сердце - Беттельгейм (Беттельхейм) Бруно (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
Июнь 1985 г.
Глава 1. Согласование противоположностей
В этой книге я попытался изложить свою работу по изучению человека в современном массовом обществе, а также воздействия на психику тоталитарных стремлений. Небольшие, но значимые части книги уже были опубликованы в разном качестве. Настоящее издание содержит в себе как заново написанные, так и пересмотренные главы.
Последние двадцать лет я обдумывал те идеи, которые потом вылились в эту книгу. Обычно, в научных работах не проявляются персональные взгляды автора. Но все же, если ты занимаешься наблюдением, интроспекцией и анализом мотивов, то, конечно же, пишешь о внутренней связях между тобой и твоей работой. И сидя за письменным постоянно пересматриваешь и передумываешь уже написанное. Возможно, читатель спросит, что это за глубинное единство между автором, его идеями и фасадом сюжета книги. Пытаясь найти это соответствие, я вставил в книгу некоторые личные заметки в надежде, что они позволять избежать взгляда на книгу как на некое пестрое собрание примеров социальной психологии.
Но было и другое важное соображение, глубоко связанное с темой книги. Это убеждение в том, что чтобы противостоять притупляющему воздействию массового сознания, дело человека должно быть продолжением его личности. Выбор дела не должен зависеть от случая, удобства или выгоды, но должен исходить из того, насколько прямо он ведет к самореализации человека в нашем мире, так что в самих результатах такой деятельности будет сказываться как объективная целенаправленность, так и внутренняя целеустремленность, осмысленность жизни. В силу этого, я начну книгу не с условного умолчания, а, наоборот, с описания того, как я оказался вовлеченным в те события и проблемы, о которых она повествует.
Поколение моих родителей воспитывало своих детей в той атмосфере, которая теперь практически исчезла. Западная и центральная Европа жила верой в эпоху постоянного прогресс и наступления небывалого счастья и безопасности. Несмотря на противоречия этому в жизни, вера эта была крепкой, особенно в высших слоях среднего класса, которые пользовались всеми выгодами прогресса рубежа XIX–XX веков. Сам опыт укреплял их удобную веру. Они стали свидетелями бывшего перед Первой Мировой войной бурного социального, экономического и культурного развития, сопровождающегося рациональной и справедливой политикой и социальными нововведениями.
Но в один из августовских дней лорд Грей с глубокой печалью и предвидением заметил: «свет гаснет по всей Европе, и мы не увидим его снова при нашей жизни». Его предсказание не только сбылось, но и распространилось вплоть до нашего времени. Северная Европа перестала быть «кузницей человека», как бы не тяжело было это признать моему поколению, пока приход к власти Гитлера не сделал этот факт очевидным для всех.
Мое поколение росло в Вене, где интеллектуальный мир переживал глубокий психологический и социальный кризис после Первой мировой войны. Подростковый кризис, связанный с ранним взрослением, отягощался социальным и экономическим хаосом, достигшем своего апогея сначала в большевизме, затем в национал— социализме и вылившимся во Вторую мировую войну. Кроме того, для жителей Вены этот кризис был тяжел еще и в силу падения Австро-Венгрии. Также на меня влияли интеллектуальные и эмоциональные проблемы, связанные с противоречием «Врожденное— приобретенное». Послевоенная нищета, падение традиционных устоев совпали с подростковым бунтом, что привело к особым решениям специфических проблем. Тяжело восставать против родителей, мир которых внезапно рухнул. И в этом случае подросток чувствует себя еще более оставленным, потому что родители, с которыми он борется, не просто подавляющий и оберегающий авторитет, а разбитый глиняный божок. Он не может отстаивать свои ценности перед родительскими, поскольку их ценности обесценились. И как он может обрести и проверить свой путь, когда его не с чем сравнивать? Подросток лишен почвы под ногами, лишен спасительной пристани. В силу этого он лишен того чувства безопасности, которое только и позволяет подростку безопасно восставать против надежного мира взрослых.1
Все это привело к горячему стремлению создать устойчивое общество. Желание породило веру, и по мере усиления желания вера стала убеждением: можно создать новое общество, хорошее общество, гарантирующее всем хорошую жизнь. Это общество должно быть надежным и стабильным, дающим свободу личного роста и самореализации.
Мне понадобилось много лет — почти весь период между мировыми войнами, — чтобы, несмотря на эмоциональное неприятие, осознать противоречивую природу этих требований. Позже я только уточнял, какие причины привели к этому, и спустя многое время с большим трудом я смог принять это эмоционально.
После подросткового бунта против семейного быта ассимилированной еврейской буржуазии я испытал влияние учения Фрейда. И это все смешивалось с верой в то, что только более рационально организованное общество позволит избежать кризиса. В психоанализе утверждают, что, возможно, не общество создает проблемы в человеке, но, скорее, наоборот — скрытая, внутренняя, противоречивая природа человека создает проблемы в обществе.
Именно так для меня открылся конфликт между естественным и приобретенным в психике человека. Не стоит ли ради создания наилучшего общества радикально изменить общество для полного достижения самореализации всеми его членами. А как же быть с теми, кто этого не желает? Или творить «благое» общество могут только те, кто уже преодолел свою мрачную сторону благодаря психоанализу? В последнем случае следовало бы отказаться на время от всякой социальной или экономической революции и сконцентрироваться на развитии психоанализа с надеждой, что когда подавляющее большинство достигнет внутреннего освобождения, тогда почти автоматически создастся благое общество.
Я наблюдал в среде своих друзей этот поиск уверенности с борьбой за нее любой ценой, свойственный подросткам всех времен. Стремление избежать внутреннего борения с противоречиями без колебаний толкало их к одному из двух мировоззрений, причем достоинства противоположного мировоззрения игнорировались. Так одни присоединились к социализму, который спустя немного лет был заменен официальным коммунизмом (в России) или неофициальным (Троцкий и другие) — они полностью отрицали учение Фрейда, — другие наоборот полностью посвятили себя психоанализу. И были другие — большинство университетского студенчества, — которые удалились в приватный мир искусства, науки или богемы. В то время, как многие мои друзья были поглощены ортодоксальным или нео— католицизмом, а позднее и национал-социализмом, тем самым отрицая значимость противоположного мировоззрения. Конечно, были и те, которые меняли свои убеждения со временем.
По мере того, как я стремился к уверенной жизни, я чувствовал неспособность принять ту или иную концепцию всем сердцем. Многое мне казалось убедительным и привлекательным, но со временем одно без другого теряло смысл. Были те, кто соединяли психоанализ с коммунизмом (например, Вильгельм Райх), но у этого союза было много противоречий.
В те времена я пытался обойти проблему выбора, уйдя в частную жизнь: литературу, искусство, музыку и самоизоляцию. Но эти пути не привели меня к ответу на вопрос: «Что есть лучший человек в лучшем обществе?» Но я думал, что если углубиться в культуру, я смогу найти правильный ответ.
Казалось, что лучше всего к этому подходит философия. К ней я и обратился. Я стал изучать теорию единства противоположностей, но я не мог понять, как эта теория может применяться для понимания динамики взаимовлияний организма и его окружения, и как жизнь состоит из единства и борьбы противоположностей в поиске лучшего синтеза, но при этом не учитывается основной и непримиримый конфликт. Тогда я еще не мог принять этот факт. Будучи юношей, искавшим себя самого, я был убежден, что окружающая среда (будь это природа или общество) должна быть сориентирована под самореализацию. Но в рамках conjunctio opposito-rum — совпадения противоположностей — я еще не видел этой самореализации.
