Шесть способов располагать к себе людей - Карнеги Дейл (книги без сокращений TXT) 📗
Полторасто полисменов и детективов осадили его убежище на верхнем этаже. Проделав отверстие в крыше, они пытлись выкурить "Копкиллера" (прим: Копкиллер - убийца полицейских) слезоточивым газом. Потом они расставили пулеметы на крышах окрестных зданий и более часа один из красивейших кваталов Нью-Йорка оглашался треском револьверных выстрелов и пулеметных очередей. Кроули непрерывно отстреливался, скорчившись за перевернутым креслом. Десять тысяч взволнованных зрителей наблюдали за ходом битвы. Ничего равного этому не видывали ранее улицы Нью-Йорка.
Когда Кроули был схвачен, комиссар полиции Малруней заявил представителям прессы, что отчаянный "Два нагана" был самым опасным преступником за всю историю Нью-Йорка. "Он убьет, сказал комиссар, - ни за понюшку табака".
А как оценивал себя сам Кроули? Это известно потому, что пока полиция вела стрельбу по его укрытию, он писал письмо, адресуя его "Тем, кого это может касаться". И кровь, лившаяся из его ран, оставляла багровый след на бумаге. В этом письме кроули писал: "Под моим пиджаком - усталое, но доброе сердце, которое никому не причинит зла".
Незадолго до этого Кроули было назначено любовное свидание на проселочной дороге из Лонг-Айленда. Внезапно к его машине подошел полисмен и сказал: "Покажите ваши права". Не говоря ни слова, Кроули вытащил наган и градом пуль сразил полицейского наповал. Кода тот упал, Кроули выскочил из машины, выхватил у умирающего офицера его револьвер и выстрелил еще раз в простертое тело. И вот этот убийца говорил: "Под моим пиджаком - усталое, но доброе сердце, которое никому не причинит зла".
Кроули был приговорен к смертной казни на электрическом стуле. Когда он входил в корпус смертников тюрьмы Синг-Синг он сказал: "Вот что я получаю за то, что защищал себя".
В этой истории примечательно то, что "Два нагана"-Кроули
В 1908 году, уходя из белого дома, Теодор Рузвельт сделал президентом Тафта, а сам удалился в Африку пострелять львов. Когда же он вернулся, его раздражению не было границ. Он обвинил Тафта в консерватизме и постарался обеспечить выдвижение себя в кандидаты (на третий срок), для чего образовал партию "Быков и Лосей" ("Быки и Лоси" - прозвище национальной прогрессивной партии, выделившейся из республиканской партии под руководством Т. Рузвельта к выборам 1912 года), тем самым почти развалив республиканскую партию. В результате на следующих выборах Уильям Готвард Тафт и республиканская партия вышли вперед только в двух штатах - в Вермонте и Уте - самое сокрушительное поражение старой партии за всю историю.
Теодор Рузвельт обвинял Тафта, но обвинял ли сам себя президент Тафт? Конечно, нет. Со слезами на глазах Тафт говорил: "Я не вижу, как бы мог поступить иначе, нежели поступил". Кто же виноват? Рузвельт или Тафт? По правде сказать, не знаю и не стремлюсь узнать. Главное, к чему я стремлюсь, - это показать, что вся критика со стороны Рузвельта не убедила Тафта в том, что в поражении виноват именно он. Единственным ее результатом было то, что Тафт старался оправдать себя и повторял со слезами на глазах: "Не вижу, как бы я мог поступить иначе".
Или возьмем скандал с "Типот Доум Ойл". ( Типот Доум и Элк-Хилл - возвышенности в штате Калифорния и Вайоминг, от которых получили названия нефтеносные районы, сданные в 1921 году Фоллом за взятку нефтепромышленникам Догени и Синклеру). Помните его? Газетная шумиха вокруг этого дела не утихала несколько лет. Всколыхнулась вся страна. В американском обществе на памяти живущего поколения не случалось еще ничего подобного. Чисто фактическая сторона дела такова: Альберту Фоллу, министру внутренних дел в кабинете Гардинга, было поручено сдать в аренду частным фирмам нефтяные резервации Элк-Хилл и Типот Доум, ранее зарезервированные военно-морскому флоту США для использования в будущем. Вы полагаете, что министр Фолл назачил публичные торги? Нет. Он без стеснения вручил лакомый контракт своему другу Эдварду Догени. А что сделал Догени? Он вручил министу Фоллу, любезно назвав "ссудой", сто тысяч долларов. Затем министр Фолл самовластно направил в район резервации морскую пехоту Соединенных Штатов, чтобы прогнать конкурентов, чьи расположенные по соседству с резервацией скважены не истощали бы запасов нефти Элк-Хилла. Согнанные штыком со своих участков конкуренты кинулись в суд, и слетела крышка с пузатого чайника (игра слов: "Сдуть крышку" разоблачить. "Типот Доум" - пузатый чайник) со скандальной заваркой в сто миллионов долларов. Разразилось зловоние столь отвратительное, что стошнило всю страну. Администрация Гардинга была низвергнута, республиканской партии грозило полное крушение, а Альберт Фолл угодил за тюремную решетку.
Фолл был сурово осужден, осужден как немногие из общественных деятелей, когда-либо подвергавшихся осуждению. Раскаялся ли он? Ни в коем случае. Несколькими годами позже Герберт Гувер упомянул в публичном выступлении, что смерть президента Гардинга была следствием душевных терзаний и мучений, ибо он был предан своим другом. Услышав это, миссис Фолл вскочила со своего кресла и, потрясая кулаками, вскричала рыдающим голосом: "Что? Гардинг был предан Фоллом? Нет! Мой муж никогда не предавал. Весь этот дом, полный золота, не соблазнил бы моего мужа поступить несправедливо. Он единственный, кто был предан, послан на убой и распят! "
Перед вами человеческая натура в действии: виновный обвинит кого угодно, но только не себя. Мы - все таковы. Итак, если завтра мы с вами поддадимся искушению кого-либо бездарных генералов, но Линкольн, "без злобы к кому-либо, с доброжелательностью ко всем", сохранял спокойствие. Одно из наиболее любимых им изречений: "Не судите, да не судимы будете".
И когда мисс Линкольн и другие сурово осуждали южан, Линкольн отвечал: "Не осуждайте их, в подобных обстоятельствах мы стали бы точно такими же".
Если кто-нибудь и имел право на осуждение, то это, конечно, Линкольн. Приведем только одну иллюстрацию:
Битва при Геттисберге происходила в течение трех первых дней июля 1863 года. Ночью 4 июля, когда грозовые тучи разразились ливнем и затопили всю местность, Ли начал отходить в южном направлении. Достигнув со своей разбитой армией Потомака (Потомак - река, на которой находится г. Вашингтон), Ли увидел перед собой вздыбившуюся реку, о форсировании которой нечего было и думать, и армию союза (северных штатов) позади себя. Ли был в ловушке. Он не мог убежать. То был бесценный, самим богом посланный случай, - одним ударом захватить армию Ли и окончить войну. Взволнованный надеждой на такую удачу Линкольн приказал Миду атаковать Ли, не созывая военного совета. Линкольн телеграфировал свой приказ и для вящей убедительности послал к Миду специального курьера с требованием немедленного начала военных действий.
А что же сделал генерал Мид? Совершенно противоположное тому, что было ему приказано делать. Вопреки приказу Линкольна, он созвал военный совет. Он колебался, он мешкал. Он посылал телеграммы со всевозможными отговорками. Он решительно отказался атаковать Ли. В конце концов вода спала и Ли увел свою армию за Потомак.
Линкольн был в ярости. "Что это значит?! - вскричал он в разговоре со своим сыном Робертом. - Великий Боже! Что это значит?! Они были уже в нашей власти. Стоило только протянуть руку и они - наши, но я никакими словами не мог сдвинуть нашу армию с места. В таких обстоятельствах любой генерал смог бы разгромить Ли. Если бы я был там, то мог бы захватить его".
Ужасно раздосадованный Линкольн сел и написал Миду нижеследующее письмо. Надо помнить, что именно в этот период своей жизни он был крайне умерен и сдержан в своей речи. И, следовательно, вышедшее из-под пера Линкольна в 1863 году письмо было равносильно строгому выговору.
"Мой дорогой генерал, не верю, что вы способны оценить рамер несчастия, заключающегося в бегстве Ли. Он был в нашей власти, и мы должны были принудить его к соглашению, которым, учитывая другие наши недавние успехи, могла закончиться война.
