Темперамент. Характер. Личность - Симонов П. В. (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
В качестве решающего доказательства самоценности эмоций Б. И. Додонов и в своей книге[128] и в статье[129] приводит якобы парадоксальное с позиций информационной теории стремление человека к повторному переживанию отрицательных эмоций в условиях информационного дефицита. Речь идет о всякого рода риске, острых ощущениях, активном создании критических ситуаций. Однако более тщательный анализ этих ситуаций показывает, что, создавая такие ситуации, человек все же рассчитывает на благоприятный исход (повторяем, если он не самоубийца и психически нормален). Субъект намеренно создает дефицит прагматической информации, низкую вероятность достижения цели, чтобы в финале получить максимальный прирост вероятности, т. е. опять-таки — положительные эмоции, а не просто старается лишний раз испытать страх или отчаяние. В приведенной в качестве примера поэтической цитате: «… поставить в радостной надежде на карту все, что приобрел с трудом» Б. И. Додонов явно не обратил внимания на значение «радостной надежды».
128 Додонов Б. И. Эмоция как ценность. М.: Политиздат, 1978.
129 Додонов Б. И. О так называемой «информационной теории эмоций». — Психол. журн., 1983, т. 4, № 2, с. 104—116.
Подкрепляющая функция эмоций представляет частный случай их переключающей функции. В настоящее время имеется большое количество экспериментальных фактов, показавших, что без участия эмоций (а такое выключение нервного аппарата эмоций экспериментально достижимо) приобретения новых навыков вообще не происходит. Во всяком случае, выработать инструментальный условный рефлекс у животных в ситуации, где активация мозговых механизмов эмоций исключена, не удается. Подкрепляющая функция эмоций обнаруживается не только на индивидуальном, но и на популяционном уровне, где эта функция реализуется через мозговой механизм «эмоционального резонанса», т. е. сопереживания.
Наконец, нам осталось упомянуть о компенсаторной (замещающей) функции эмоций. Она проявляется не только в гипермобилизации вегетативно-энергетических ресурсов организма, но, главным образом, в переходе к реагированию на широкий круг предположительно значимых сигналов (эмоциональные доминанты), чье истинное значение, соответствие или несоответствие реальной действительности выясняется лишь позднее по мере сопоставления с этой действительностью. Здесь роль эмоций в индивидуальной творчески-поисковой деятельности мозга напоминает роль эмоционального стресса в эволюции мира живых существ, где стресс усиливает разнообразие подлежащего отбору генетического материала.
Когда человек или высшее животное оказывается в ситуации дефицита информации о способах и средствах удовлетворения актуальной потребности, эмоции сами по себе не могут доставить дополнительных сведений об этих способах и средствах. Недостающая информация добывается путем обучения, поисково-исследовательской деятельности (поведения), мобилизации хранящихся в памяти следов и т. п. Эмоции не восполняют дефицит информации, но замещают ее. Эмоционально возбужденное животное (увы, в отдельных случаях и человек) переходит к подражательному поведению не потому, что уясняет причину массового панического бегства, а потому, что в процессе длительной эволюции закрепилось правило: если не понимаешь, что следует делать, действуй так, как другие. Более того, подражательное поведение адресуется непосредственно к подсознанию, минуя сознательный контроль воспроизводимых действий.
Мозговые механизмы эмоций
Рассматривая генез эмоций и организацию поведения в системе координат «потребность — вероятность ее удовлетворения», информационная теория эмоций позволила уточнить, а в ряде случаев и обнаружить новые ранее неизвестные функции мозговых структур, традиционно относимых к «эмоциональному мозгу». Было экспериментально установлено, что оценка вероятности подкрепления (удовлетворения потребности) связана с деятельностью передних отделов новой коры и гиппокампа, причем сохранность неокортекса важна для ориентации поведения на сигналы высоковероятных событий, а гиппокамп необходим для реакций на сигналы с низкой вероятностью подкрепления, что так характерно для эмоционально возбужденного мозга. В то же время система «ядра миндалевидного комплекса — гипоталамус» малочувствительна к изменению вероятности подкрепления, поскольку важнейшей функцией этой системы является выделение доминирующей потребности с учетом сосуществующих и (или) конкурирующих мотиваций. Экспериментально показано, что после разрушения миндалины животное может осуществлять целенаправленное поведение только при искусственно созданном явном преобладании одной мотивации над другой.
Оказалось, далее, что одновременное повреждение передних отделов новой коры и гиппокампа ведет к изменениям поведения, сопоставимым со сдвигом по шкале экстра-и интровертированности, а последствия разрушения фронтальной коры и части ядер гипоталамуса сопоставимы со сдвигом по шкале «эмоциональная стабильность — невротицизм». Тем самым была показана связь классических параметров темперамента (типов нервной системы — по Павлову) с индивидуальными особенностями взаимодействия лимбических структур мозга. При этом было выявлено, что экстра-и интровертированность по Айзенку не тождественна силе нервной системы, но представляет самостоятельный параметр, который должен быть добавлен к общим свойствам нервной системы, описанным в типологиях античных авторов, И. П. Павлова, Б. М. Теплова и В. Д. Небылицына.
В отличие от многих других гипотетических схем организации поведения, мы видим преимущество потребностно-информационного подхода в том, что постулируемые им узловые компоненты церебральной деятельности хорошо накладываются на физиологические механизмы и анатомическое строение реального мозга, обеспечивая «приурочивание динамики к структуре» (И. П. Павлов).
Значение информационной теории эмоций для теории и практики психологии
Мы хотим еще раз напомнить читателю ряд положений, сформулированных на основе этой теории.
1. Возникновение эмоций в связи с преодолением препятствий и задолго до достижения конечной цели позволило сформулировать представление о воле, как о специфической потребности, обладающей известной самостоятельностью по отношению к мотиву, первично инициирующему поведение. Прообразом этой потребности на дочеловеческих этапах эволюции является «рефлекс свободы», впервые открытый и описанный И. П. Павловым.
2. Тщательный анализ эмоций, возникающих при прогнозировании вероятности достижения цели на неосознаваемом уровне, привел к выводу о необходимости различения двух разновидностей неосознаваемого психического: подсознания и сверхсознания. Оказалось, что деятельность сверхсознания всегда инициируется главенствующей потребностью, устойчиво доминирующей в иерархии мотивов данной личности. Подсознание оперирует как вторично неосознаваемыми сведениями, навыками, социальными нормами, первично контролировавшимися сознанием, так и опытом, приобретенным непосредственно, путем имитационного поведения.
3. Неполное, лишь частичное осознание человеком движущих им мотивов позволяет снять кажущееся противоречие между объективной детерминированностью поведения (наследственными задатками и социальным воспитанием) и субъективно ощущаемой свободой выбора. Вопрос, свободен человек в своем выборе или нет, не имеет однозначного ответа. Этот вопрос требует применения принципа дополнительности, потому что ответ на него зависит от. позиции наблюдателя. Человек свободен (детерминирован) с точки зрения внешнего наблюдателя, рассматривающего детерминацию поведения генетическими задатками и условиями окружающей, прежде всего социальной, среды. Вместе с тем и в то же самое время человек свободен в своем выборе с точки зрения рефлектирующего сознания. На этой социально полезной иллюзии базируется существование этики и личной ответственности, которые возможны лишь при наличии безусловной свободы выбора (Гегель).
4. Будучи внутренне связанными между собой в одну систему, основные исходные потребности невыводимы друг, из друга, а любая степень удовлетворения одних потребностей неспособна заменить неудовлетворенности других. При этом ни воля, ни сознание не являются регуляторами, помещенными как бы над сферой потребностей, чтобы контролировать последовательность и допустимость их удовлетворения. В случае конфликта мотивов потребности может противостоять только другая потребность. Вмешательство сознания в сферу потребностей и мотивов возможно путем сообщения субъекту информации о средствах и способах удовлетворения его актуальных потребностей. Оно обязательно опосредствовано участием возникающих при этом эмоций. Прямая апелляция к сознанию, формальное ознакомление субъекта с системой социальных ценностей и норм малоэффективны, о чем свидетельствуют дефекты воспитательной практики.
