Психология свободы - Ткачёв Виктор Григорьевич (онлайн книга без .TXT) 📗
Поясним всё ещё раз, несколько иначе. Жизнь может производить с тобою нечто, от чего ты заведомо не способен защититься, и эта заведомость – как понимаемость подспудом – как раз помогает принять то производимое с тобою жизнью. Если не сказать – заставляет! В общем, сильно способствует принятию, и оно как правило наступает. Дескать, ничего не поделаешь, это просто стихия! И коль есть принимание воздействия, то следственно есть и принимание себя без того, чего тебя это воздействие лишило, а тем самым и лишавшесть – подспудно не трактуется насилием.
Поднасильность как неприятное чувство легче возникает, когда у тебя ещё дополнительно и претензия – не терять то, терять чего приходится. Принуждает жизнь – через людей, природу или ещё как-либо. А снимается претензия – смысловой восходящестью к заведомой невозможности не иметь сейчас потери, так снимаемость и не проходит в трактовке, что тебя заставляют. А тем не возникает и чувства поднасильности, поскольку насилие – просто крайняя форма заставляния.
Мы приводили демонстрационный пример – с грабежом тяжело больного. Так это не всё возможное! Хитрость ещё и в том, в лице кого или чего жизнь непотребство с тобою производит: Если то испускает на тебя неживая природа, или какое-либо животное, или даже человек, но которого ты находишь заведомо слабей себя (например, у ребёнка в руках пистолет оказался!), – то есть испускает агент, который не ровня тебе, как говорится, – то происходящее вы подсознательно идентифицируете лишь насилиеподобностью, а не насилием над вами. То бишь тем, чему не получается внутри себя ставить в соответствие чувство поднасильности.
Из сказанного уже может быть ясно, что если вы подвижник, то чувство поднасильности у вас никогда не возникает – вам попросту нет ровни в этой жизни. И в частности, в этом разделяемом – с другими людьми – земном мире. Другие люди относительно вас есть что-то вроде детей! Оппонент воскликнет: "А если другой подвижник?!" Отвечаю: если он действительно подвижник, то на насилие никогда не идёт, а если он лишь имитация подвижника, на подобное ещё способная, то тем самым он вам – как настоящему подвижнику – автоматически опять-таки не ровня.
2. Ещё надо отметить условие. Как чувство, являет собой вспомогательную гнётность при непринимании. Итак, чувство условия, условиепоставленности.
Тут что? Непринимание есть невольность, как и всякий психогнёт. Бывают и произвольные непринимания, но любое из них – только надставка над незаметной непроизвольной непринимаемостью того же. Произвольный синергист непроизвольного! Так что непринимакние – невольность, и если ты – как воплощённая вольность – пытаешься увильнуть от него, оно в порядке невольной твоей психореакции не даёт тебе ничего делать. Так сказать, оттягивает на себя от любого зачинаемого делания, ставя запрет на него, – покуда с ним, неприниманием, ты в его требованиях не разобрался. Обнаруживается фактический – и невольный – запрет на дела! Насущные дела лишь "цедишь", в час по чайной ложке выдавая поведенчески только самое необходимое, на что то непринимание уж кое-как потесняется. Но если связанною с волей рассудочной частью психики – очень уж против непринимания тянешь, ради конкретного дела, конкурирующего с ним, то непринимание уступает. Только обычно с неким условием! Условием делать вменяемое себе дело, но с выполняемостью некой побочности. Требуемости от жизни. То есть с довеском к нему, из непринимания вытекающим. Этот-то довесок и угнетает – вместо самого непринимания.
Довески легко выдумываются – от работающей на непринимание части психики. Стоит только начать эту часть теснить – собой как остальной частью. Дадим пример. Если у тебя – непринимание некого человека, то принимать его – ради задуманного дела – начинаешь с условия, чтоб он не пикнул ни разу, пока дело то – рядом с ним – делать будешь.
Условия такие ставятся с чисто ублажительной целью – по отношению к попираемому неприниманию. И тем самым как требования – сплошь и рядом символичны, порой до вычурности. И иметь в виду, что ты как занятая неприниманием часть себя – условие ставишь, а как незанятая им часть себя – синхронно соглашаешься с поставленным, – только тогда и сможешь прилично производить задуманное дело.
Повторимся. С имеющимся неприниманием – как твоей реакцией – задуманное дело конкурирует за тебя, за обладание тобой. Непринимание стремится, чтоб ты был занят только им: обдумывал его требования, прикидывал возможность их выполнения на практике, и так далее. А любое другое дело твоё – в то время автоматически оказывается подобному конкурентом. И вот если задуманное дело начинает побеждать, непринимание побыстрее уступает, за уступку выставляя условие. Ну, то есть, ты как психика, олицетворённая в это непринимание, отчасти сдаёшься. Себе как психике, организованной в волю. Рыпался бы дальше – потерял бы всё, а вовремя уступив – выторговал условие. На которое воля "клюёт", не находя себя всесильной.
3. Заодно уж тут уместно психотехнически определить и понятие змоции. Как ещё один чувственный элемент гнёта. Ну, ещё один элемент гнёта чувственного вида. Психогнёт ведь бывает разных видов, и вот один из них – чувственный, в смысле угнетаемости, которую себе составляем своими чувствами. Эмоции – ещё один элемент в гнёте этого вида. В отличие от до сих пор разбиравшихся нами – это диффузный элемент. Или сказать – размытый.
Ещё эмоция может быть страктована как суперчувство. Ибо она – подвизующий к чувствам намеренческий фон. Разумеется, фон с мотивностью – как смысловым подсознательным его обоснованием.
Так что на волне эмоции призваны развиваться обычные чувства. Определённого ряда, соответствующего характеру эмоции. Чтобы не было двусмысленностей, назовём бесспорную эмоцию – гнев. В психомеханостном отношении гнев – точно эмоция. А вот со страхом, к слову сказать, всё не так чётко. Скорее, это нечто промежуточное между эмоцией и обычным чувством.
5. Добавки по разделу и соотнесенья подразделов
1. Так что опаска. Как необходимость отследить, оформленная в чувство. Усилительно насыщенное до чувства отслеживание того, чтобы что-то с тобой не произошло. То есть, проходящее в эгиде чувства избегание чего-то. Это выражаясь предельно неспецифически. Специфика же опасаемости может быть самой разной, соответственно и говорим, что вот та у меня опаска – другого рода нежели эта.
