Совесть - поиск истины - Успенский Петр Демьянович (лучшие книги .TXT) 📗

Конечно, это было только начало. Солдаты пока еще были дружелюбны по отношению к публике; у каждого были еще хлеб и обувь. Но было совершенно ясно, что как только хлеба и обуви больше не останется, те, у кого есть оружие, отберут хлеб и обувь у тех, которые его не имеют.

В то время как происходил процесс "углубления" революции, лидеры большевизма пробирались к власти. Наконец, благодаря убийствам, лжи, неосуществимым обещаниям и использованию всех криминальных элементов, имевшихся в России, они преуспели в достижении своей цели. Но теперь они оказались в действительно трагическом положении. Мне бы хотелось, чтобы это было ясно понято -- как трагично было их положение. Большевики не имели конструктивной программы, и, фактически, они не могли ее иметь. Каждый понимал, что ни одно из их обещаний не может бьггь выполнено. Они только должны спокойно сидеть и не шевелиться. Любое их движение приводило к ухудшению. Было достаточно "национализировать" продукты, чтобы они исчезли с рынка.

"Национализированные" заводы и фабрики были заняты заседаниями и не работали. Жизнь сама учила большевиков, что они только должны продолжать революционную политику Керенского, то есть печатать бумажные деньги и произносить речи. Если им это не нравилось, то все, что оставалось -- это лететь в Швейцарию, подготавливать заговоры и начать терроризм против большевиков в России. Я думаю, что они сами осознали тогда, что неспособны ничего сделать; им было отказано во всякой возможности любой созидательной работы -- исключительно их работа была причиной разорения. На некоторое время они были спасены борьбой, что началась против них.

Но разрушение было в то время уже совершившимся фактом. Русской жизни больше не существовало. Все, что случилось с тех пор, было ближе к смерти, нежели жизни. Фактически жизнь

221

Совесть: поиск истины

России была остановлена в первую минуту революции. Эта минута означала уничтожение какой бы то ни было возможности культурной работы. К несчастью, немногие поняли это.

Следующее -- мое личное мнение: народ, простой обыватель имеет более глубокую проницательность в отношении революции и понимает события намного лучше, чем представители прессы, литературно образованные люди и, особенно, политики. Те потеряли всю способность размышлять и были унесены ураганом событий. К несчастью, их мнение оценивалось как мнение русских, и, что хуже, они ошиблись в своих взглядах на волю народа.

В то время считалось обязательным изображать радость по отношению к революции. Все, кто не чувствовал этого, должны были молчать. Многие, конечно, понимали, что радоваться нечему, но они были разрозненны, и даже если бы они говорили, их голоса не были бы услышаны во всеобщем хоре восхищения.

Я хорошо помню один вечер лета 1917-го, в Петрограде. Я допоздна сидел в гостях у генерала А., чья жена была известной артисткой, и теперь уже ночью возвращался домой с М., редактором крупного артистического журнала. Нам пришлось идти через весь город. Наш хозяин находился прямо в центре политической жизни, но он достаточно ясно понимал безнадежность всяческих усилий, и политиков в его доме воспринимали как нечто, портящее веселье. Только когда мы вышли на улицу, темой нашего разговора стала политика.

-- Знаете, -- сказал М., -- есть идиоты даже среди культурных людей, которые чувствуют себя счастливыми во время революции, кто верит, что это будет освобождение от чего-то. Они не понимают, что если она означает освобождение, то это освобождение от еды, питья, работы, гулянья, использования трамваев, чтения книг, покупки газет и так далее.

-- Точно, -- ответил я. -- Люди не понимают, что если что-то и существует, то только благодаря инерции. Первоначальный толчок из прошлого все еще работает, но его нельзя обновить! В этом и состоит весь ужас. Рано или поздно его энергия будет исчерпана, и все остановиться одно за другим. Трамваи, железные дороги, почта -- все это работает благодаря только одной инерции. Но инерция не может длиться вечно. Вы поймете, что факт нашей прогулки здесь и того, что на нас никто не нападает, ненормален. Это возможно только из-за инерции. Человек, который очень скоро будет грабить и убивать на этом же самом месте, пока не осознал, что он может делать это уже сейчас, не боясь наказания. Через несколько месяцев здесь уже нельзя будет гулять ночью, а еще немного позже будет небезопасно делать это и днем.

-- Несомненно, -- добавил М., -- но никто не видит этого. Все

222

П. Д. Успенский

ожидают, что произойдет что-то хорошее, хотя ничто прежде не было таким плохим, и нет никаких причин ожидать чего-то хорошего

После того вечера я никогда больше его не видел и не знаю, что с ним случилось. Также не знаю, живы ли еще генерал А. и его жена, но я часто за эти два года вспоминал эту беседу. К несчастью, все настолько подтвердило правильность наших умозаключений.

Следующая "фаза большевизма" оказалась в трогательной общности с другой характерной особенностью жизни военной России, и очень скоро это особенность стала доминирующей чертой большевизма. Подлинной причиной разорения России, которое привело к революции, был грабеж -- то есть то, что вы, как вежливые и культурные люди, называете наживой.

Мародерство началось в первый месяц войны и проникало постепенно дальше и глубже, высасывая жизненный дух. Не было принято никаких мер в России, оно росло быстро и безмерно и поглотило всю Россию. Большевизм, как я обратил внимание, сравнивался с грабежом. Массы хотели получить свою долю во всеобщем расхищении России. Большевизм разрешил грабеж и дал ему имя социализма.

Я помню комический случай в Петрограде тем же летом 1917-го. Была забастовка служащих промышленных и галантерейных магазинов. "Множество служащих, мужчин и женщин, шло процессией по Невскому проспекту от одного магазина к другому, требуя их закрытия. Я был на Невском со своим другом. Он заинтересовался, в чем дело, и спросил молодого человека, очевидно, очень гордого своей новой ролью "бастующего", о причинах и целях забастовки.

-- Они, -- ответил тот, -- наживаются с начала войны. Мы очень хорошо знаем, сколько было заплачено за различные изделия и по какой цене они затем были проданы. Вы представить себе не можете, какую выгоду они извлекли.

-- Хорошо, -- спросил мой друг в шутку, -- вы, несомненно, требуете теперь снижения цен и возвращения нечестно полученных денег?

-- Не-ет, -- ответил молодой человек, очевидно, смущенный, -- наши требования сделаны в соответствии с программой.

-- Какой программой?

-- Я не знаю. На самом деле, Партия сообщила нам, что все заработки должны были быть подняты на 100 процентов (или 60 -- я не помню), но "они" не сделали это. "Они" согласились сделать с января; они хотят спасти деньги, нажитые за последние два года. Но мы не оставим их.

Вопрос был совершенно простым. Молодые мужчины и девушки подряд три года должны были быть свидетелями грабежа при дневном свете и теперь требовали своей доли в это грабеже. Их вела партия

223

Совесть: поиск истины

-- какая партия, я даже не знаю, но точно не большевиков. Те были заняты другими вопросами. Хотя в то время все партии работали для большевиков.

ПИСЬМО IV

Екатеринодар

Мой друг оказался хорошим предсказателем. Очень скоро "участие в грабеже всегда, когда он происходил" стало ведущим принципом большевизма. Тем временем, то есть осенью 1917-го, подлинные черты большевизма начали обнаруживать себя. Они составляют истинную сущность движения и их применение заключается в борьбе с культурой, с интеллигенцией, любой свободой. Сейчас люди начали понимать реальное значение большевизма; они начали терять иллюзии, которые вели к смешению большевизма с социалистическим и революционным движением. Эти иллюзии, которые мы потеряли, кажется, теперь преобладают среди вас. Субъекты, склонные к резюмированию способов мышления, упорствуют в видении в большевизме не того, чем он реально является, а того, что должно быть в соответствии с их теоретическими выводами. Эти люди будут иметь очень грустное пробуждение, и это пробуждение, как говорится в русской пословице, "не за горами".