Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа - Зейг Джеффри К. (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Эриксона не очень интересовали деньги. К концу его жизни, в 1980 году, обычная почасовая плата составляла всего 40 долларов. Если к нему на групповые занятия приходили студенты, он обычно говорил: «Если вас десять человек, каждый из вас заплатит по четыре доллара за час. Если у вас больше денег — платите больше, если меньше— платите меньше» (Zeig, 1980a). Он советовал своим студентам требовать свою плату в конце каждого сеанса, отмечая, что подобная процедура воодушевляет терапевта на работу, что, в свою очередь, приводит к незамедлительному вознаграждению. Он вышел из научной школы, где было принято делиться своими знаниями, а не продавать их. Не один раз он говорил пациентам: «Мне интересна ваша жизнь, а не ваши шейкели».
От него всегда ожидали, что он выдаст нечто простонародное.; Его подход был прагматичным, заземленным. Он пользовался словами, понятными каждому, но (как и у современного художника Пауля Клее) его простые линии были глубоки и насыщенны. Его внимание к деталям языка было исключительным (ср. Rodger, 1982), и это придавало особую ценность его терапии. Как будет видно из стенографической записи, приведенной во второй части этой книги, он был предельно отчетлив, произнося грамматически верные и завершенные предложения.
И все же Эриксон не был интеллектуалом в том смысле, как это принято думать об ученых, хотя и был разносторонне начитан. В особенности он был сведущ в литературе, сельском хозяйстве и антропологии. Работая с пациентами, он часто использовал свои познания в этих областях.
Как Эриксон совершенствовал себя
Большая часть жизни Эриксона была насыщена творчеством, которое он направил в русло своей семьи, жизни, работы. Но не является ли такое творчество лишь неупорядоченным выплеском гениальности? И да, и нет. Эриксон обладал огромной личной гениальностью, однако его способности, помимо этого, являлись результатом упорного самосовершенствования. Он прошел школу своих пациентов, у него имелся огромный опыт, приобретенный за многие годы клинической практики. К тому времени, как я встретил его, он видел все. Однажды Эриксон спросил своего коллегу, Дэвида Чика, известно ли ему, откуда он получил свои современные психиатрические познания. Чик сообщает, что Эриксон произнес со своей привычной интонацией: «От пациентов» (приводится в Secter, 1982). Являясь самоучкой, Эриксон не был обременен предыдущими моделями и мог прокладывать новые тропы. Обучение Эриксона в медицинской школе при Висконсинском университете в начале 20-х годов проходило под руководством хирурга, действительно не верившего в психиатрию. После медицинской школы Эриксон провел год в интернатуре в колорадской психиатрической больнице у Франклина Эбо, доктора медицины, директора больницы и знаменитого психиатра. Эриксон никогда никого не признавал своим учителем (Haley & Weakland, 1985). Он не обучался психоанализу, хотя был хорошо начитан в этой области. Кроме того, он сам обучился гипнозу.
Окончив медицинскую школу, он использовал несколько методов для собственного совершенствования. Один из главных аспектов его самообучения касался важности социализации.
Годами Эриксон проводил обследование психического состояния пациента и писал гипотетическую социальную историю, то есть рассуждал о том, какой могла бы быть социальная история пациента. Впоследствии он получал реальную социальную историю из службы социальной работы и сравнивал ее со своей интуитивной версией. Он также работал в обратном направлении, получая реальную социальную историю, формируя гипотетический отчет о психическом состоянии и сравнивая его с реальным обследованием психического состояния. Он применял данную технику к многочисленным пациентам, пока не начинал хорошо понимать социальное развитие.
Эриксон работал главным образом с индивидами, но он был опытным аналитиком в области семейных систем и считал эту область важным аспектом терапии. Например, в 1974 году я советовался с ним по поводу тяжелых пациентов в окружном лечебном центре. Первое, что он мне посоветовал, — собрать данные о семейном окружении.
Я полагаю, что специалисты в области семейной терапии могут встретиться с человеком и точно описать семейные системы и даже психо— и социодинамику в предыдущих поколениях. Как будет видно, Эриксон обладал этой способностью и использовал ее, создавая мощные воздействия посредством прогнозов.
Кроме того, изучая гипноз, Эриксон упорно работал. В начале своей карьеры он написал 15-страничное наведение транса для конкретного пациента, сократил его до десяти страниц, затем — до двух, а потом осуществил его с пациентом. Он даже практиковал внушения перед зеркалом (Hammond, 1984). Если ему казалось, что кто-то из друзей его детей является хорошим гипнотическим субъектом, он просил разрешения родителей поработать с этим ребенком и обычно по вечерам проводил гипнотические эксперименты.
Даже несмотря на свое упорство, он был весьма щепетилен. В 1939 году Маргарет Мид написала Эриксону двухстраничное письмо. Она хотела знать его мнение о трансе в примитивных культурах. Он ответил двумя письмами, на четырнадцати и семнадцати страницах. Должно быть, его гений и упорство произвели на нее впечатление. На следующий год Мид приехала в Мичиган, чтобы встретиться с Эриксоном. Так было положено начало дружбе, которая продолжалась до самой ее смерти.
По мнению его сестры, Берты (частная беседа, 1984), он никогда не избегал тяжелой работы, стремился освоить все еще в раннем возрасте. Например, когда Эриксон был еще ребенком, его прозвали «Мистер Словарь», потому что он много раз перечитывал словарь и обладал обширным словарным запасом.
Но самой поразительной была его способность замечать нюансы. И это не был праздный дар, но нечто, что он заставлял себя освоить. С возрастом его способность к наблюдению стала легендарной. Он замечал, как женщина двигается особым образом и думал: «Эта женщина беременна», хотя в ее фигуре не было заметно видимых перемен. Он часто записывал свое предсказание, отдавал своему секретарю, и та запирала его в ящик стола. Позже Эриксон получал подтверждение своего прогноза.
Его стремление к знанию и совершенствованию сохранилось и в поздние годы. Когда зрение Эриксона ослабло, он больше не мог читать и стал смотреть телевизор. Один из его студентов рассказывает: однажды по телевидению передавали легкоатлетические соревнования, и Эриксон взялся предсказать победителя. Он наблюдал, как бегуны разминаются. Некоторые из них глядели по сторонам, отвлеченные зрителями. Он предсказал, что эти люди не победят. Победителями должны были стать те, кто действительно концентрировался и фокусировал свое внимание.
Центральной гранью личности Эриксона стал его интерес к обучению. Он был самым ненасытным учеником из тех, кого мне доводилось встречать. Однажды я спросил, не утомляют ли его те истории, которые он, неделя за неделей, излагает группам студентов, посещающих его учебные семинары. Эриксон был скептичен."Утомляют? — спросил он. — Нет. Я целиком заинтересован в том, чему могу обучать".
Случай Джона и Барни
Биограф может писать бесконечно и не раскрыть человека так, как человек может раскрыть себя самого. К концу своей жизни Милтон Эриксон взялся за случай, который, похоже, стал кульминацией его жизни и в полной мере раскрыл его талант.
Случай Джона и Барни свел вместе совершенствование Эриксона, его великие инновации и прозрения — использование контекста, способность осуществлять коммуникацию ради эффекта, его жизнерадостность в терапии — с огромной гуманностью.
Эриксон начал работать с Джоном в середине 60-х годов. Джон страдал от шизофрении, и было ясно, что это хронический случай. Цель состояла не в том, чтобы вылечить его, а в том, чтобы держать пациента вне больницы и научить его вести продуктивную жизнь. Когда Эриксон взялся вести этого пациента, он буквально делал все возможное, чтобы помочь ему, чего бы это ни стоило, поскольку имелась реальная мотивация к изменению. Итак, Эриксон погрузился в жизнь пациента и включился в каждый из ее аспектов. Одно из первых вмешательств Эриксона состояло в том, чтобы изолировать Джона, который был единственным ребенком, от его родителей. Это было сделано, поскольку после первых сеансов стало ясно: с семьей в целом работать невозможно. Родителям надлежало основать попечительский фонд, чтобы Джон был финансово независим, им нельзя было вступать в контакт с Джоном. Каждый месяц Эриксон получал небольшую сумму денег за лечение Джона, а Джон — небольшую стипендию на текущие расходы.
