Кома: ключ к пробуждению - Минделл Арнольд (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Сэнди: Я теперь понимаю, как сильно я его на самом деле любила. Я чувствую, что не смогу жить одна, без него, после того, как это произойдет. Я бы хотела умереть сейчас, вместе с детьми. Я не хочу его терять.
В этот момент Питер проснулся. Он посмотрел на нее, потом в сторону. Я спросил, что он видел.
Питер: Я вижу, что тоже люблю ее. Поэтому я хочу выздороветь.
Он впервые сказал, что любит ее и хочет жить ради нее. Я был тронут до глубины души. Они стали нежно обнимать друг друга. Я смутился и встал, чтобы уйти. Они попросили меня остаться.
Позже, когда мы стояли с Сэнди снаружи, она призналась мне, что сожалеет о том, что Питер только сейчас учится любить и выражать свою любовь. Она чувствует, что все это слишком поздно. Когда она заговорила о своем страхе одной растить детей, она расплакалась. Я остался с ней еще на некоторое время, пытаясь ее успокоить.
Я сказал, что, если ей хотелось бы умереть, она должна сделать это сейчас в своих фантазиях. Умирание в воображении, фантазии — это путь к перерождению. Сэнди закрыла глаза, и я оставил ее с Эми.
Сэнди позвонила мне на следующий вечер и стала снова и снова спрашивать, умрет ли Питер. Она хотела знать, что я лично чувствую в отношении смерти. Я ушел от ответа, сказав, что единственное, в чем я могу быть уверен, это в том, что он изменится. Я повидал много людей на этой стадии умирания. Одни умирали, сказал я ей, но другим становилось лучше, они вставали с постели и возвращались на работу.
Именно потому, что я столь много раз видел, как люди умирают, жизнь и смерть приобрели для меня новый смысл. Это относительные понятия. Смерть пугает нас только до тех пор, пока мы отождествляемся с тем, кем мы были в этой жизни. Вот почему я рекомендую людям, которых беспокоят мысли о смерти, пройти через подробные смертельные фантазии. Фантазия, касающаяся умирания, часто выражает потребность отказаться от жизненной позиции или самоотождествления, которые себя изжили. Когда люди представляют себе, что они умирают, они часто закрывают глаза, на какое-то время воздерживаются от привычного самоотождествления и вступают в новую фазу жизни.
Я сказал Сэнди, что вижу нашу работу в том, чтобы как можно лучше следовать процессам, происходящим в ней и в Питере, и помогать им сознательно переживать все, что бы ни случалось. Я уверен, что природа сделает все остальное. Она спросила, почему в больнице я не чувствую себя подавленным. Я ответил, что мой опыт работы с людьми заставил меня поверить в природу, поскольку все, что бы ни происходило, судя по всему, всегда приносит людям больше того, о чем они просили. Смерть гарантирована. Нам приходится умирать снова и снова, по мере того как зарождается новое.
Сэнди прервала мои откровения. "Что же мне теперь делать?" — спросила она. "Сомневайтесь, продолжайте ставить все под вопрос и звоните нам", — ответил я.
4. КОМА И ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
Последняя ночь жизни Питера была удивительна. Казалось, она была насыщена драматическими пиковыми переживаниями религиозного характера, которые людям иногда доводится испытывать в обычной жизни. И все же было отличие. Для Питера она стала вызывающим трепет пробуждением, прикосновением к тайнам жизни.
Наша последняя ночь с Питером началась около восьми вечера, когда Эми позвонила мне из больницы. Она пошла навестить Питера и обнаружила, что около дверей его палаты стоит новый доктор, который заявил ей, что Питер умирает и что вход в палату запрещен. Эми окликнула Сэнди, находившуюся внутри, и та ее впустила.
Когда я приехал, на Питере была кислородная маска. Он был в коме, дышал тяжело и громко, и привлечь его внимание с помощью обычных методов общения было невозможно. Его руки были серовато-синего цвета, а его дыхание «дребезжало», потому что легкие из-за пневмонии были заполнены водой. Почки отказали, и его тело опухло. Он перестал мочиться несколько часов назад и неподвижно лежал на кровати. Периодически появлялись медсестры и проверяли технические детали. Сэнди, ее подруга Хелен и Эми сбились в кучку, заботясь друг о друге. Питер уже получил дозу морфия и по графику должен был получить еще одну дозу через несколько часов.
Я присел на кровать Питера и превратил свои скорбные чувства по отношению к нему в интенсивное сосредоточение на происходящем с ним процессе. Я смотрел на его тело, слушал его дыхание, касался его груди и искал самый сильный из сигналов. Дребезжание в легких и прерывистое дыхание, несомненно, и были этими главными сигналами, посылаемыми им во внешний мир.
Хотя я понимал, что прерывистое и шумное дыхание — это результат физических нарушений, я прислушивался к нерегулярным вдохам и выдохам как к единственно возможной форме его общения. Я положил свои руки на его, то слегка усиливая, то ослабляя свое прикосновение в ритме его дыхания, чтобы пережить и почувствовать, где он сейчас был. Сэнди вставила в кассетный плеер любимую музыку Питера, сказав, что он любит октет Мендельсона, потому что это бурная музыка, напоминающая ему о ней.
Я нежно заговорил с ним в ритме его дыхания. Чтобы понять его ответы, я подсчитывал скорость вдохов и выдохов, внимательно следил за движениями одной из его бровей, слушал звуки, исходящие из легких, и следил за изменением цвета его щек и губ. Говоря с ним, я держал свои губы вблизи его уха и следил за его реакциями. Я шептал, в ритме его дыхания, что-то вроде следующего.
"Привет, Питер. Это я, Арни. Я снова с тобой. Я хочу взять тебя за руку, скоро я положу свою руку на твою грудь. Мне хотелось бы, чтобы ты поверил, а раньше ты всегда верил, в то, что с тобой происходит. Что бы ни происходило, что бы это ни было, оно укажет нам путь. Оно будет нашим проводником. Итак, продолжай чувствовать, смотреть, слушать и двигаться вместе с чувствами, видениями, звуками и движениями, которые происходят внутри тебя. Да, только так. Это приведет нас туда, куда мы должны идти".
Пока я говорил, Питер лежал без движения, за исключением хрипов, неравномерного дыхания и слабого шевеления бровями, которое возникло в связи с моими репликами. Сэнди спала. Мы с Эми разговаривали и по очереди пытались установить контакт с Питером. Атмосфера комнаты наполнялась растущим благоговением, звуком хриплого дыхания и чувством почтения к неведомому.
Приближалось время для следующей инъекции морфия. Я разбудил Сэнди и посоветовал ей попросить отменить эту процедуру. Она попросила доктора больше не давать Питеру никаких болеутоляющих средств. Врач настаивал, уверяя, что введение морфия является актом милосердия. Он сказал, что недавно уже пережил такую же ситуацию: его близкий родственник получал болеутоляющее в недостаточной мере и оттого умер мучительной смертью.
Я вмешался и сказал, что не сомневаюсь в его гуманности по отношению к родственнику, но Питера боль не мучает. Я пытался объяснить, хотя и напрасно, что знаю, что Питер не испытывает боли, поскольку я «общался» с ним посредством минимальных, невербальных реакций на мои вопросы1. Я ничего не добился. Я устал, едва стоял на ногах и не мог донести до них свою мысль. Подобно любому человеку, облеченному большой ответственностью, доктор и медицинский персонал, казалось, просто отказывались рассматривать возможность совершенно нового образа мышления посреди ночи. Они оставались тверды в своем решении провести инъекцию морфия.
Именно тогда я подумал, что напишу книгу о нехимических способах работы с болью. Я решил довести до сведения всех, что существуют такие методы работы с болью, которые не омрачают сознания. Если эти методы не работают, тогда болеутоляющее может стать наилучшим выходом. Однако осознавание — это первая из возможностей, которые следует использовать, потому что в этом случае индивид сам может определить, что должно происходить.