Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - Бьюдженталь Джеймс

Когда мы пытаемся рассматривать свою жизнь объективно — так же, как рассматриваем ремонт автомобильного двигателя, — мы можем иметь дело только с личностью. Мы лишаем себя жизненной силы осознания и пытаемся переделать свою жизнь, переклеив фотографии в семейном альбоме. Мы воздействуем на бездушный объект, поэтому неудивительно, что от этих усилий мало жизненной пользы. Некоторые версии классического психоанализа и других сверхинтеллектуализированных терапевтических направлений, кажется, являются именно такими. Они собирают огромное количество информации о ранних детских переживаниях и создают сверхсложные теории личностной динамики, но пациенты не обнаруживают существенных изменений в своей реальной жизни. Анализ личности так же тщетен, как и любые медицинские мероприятия по отношению к мертвецу. Тот, кем я был, мертв; мое осознание (осознающее Я) живо сейчас и движется, постоянно изменяясь.

Психотерапевты постоянно пытаются выявить факторы, способствующие изменениям. Если бы мы только лучше понимали, почему некоторые люди получают такую существенную помощь в процессе психотерапии, в то время как другие, на первый взгляд, очень похожие, демонстрируют незначительные изменения или вообще никаких. Каждый терапевт, каждая теория, каждая техника могут добиться некоторого успеха; но все они вынуждены признать, что у них бывают и неудачи. Насколько важными являются инсайт, понимание истории пациента, отношения с терапевтом, разрядка прежде подавленных эмоций и другие признанные целебные воздействия?

Иногда пациент достигает нового понимания своей жизни и своих проблем — как мы говорим, достигает инсайта, — и результаты оказываются глубокими, изменяющими всю жизнь. Иногда самое подробное изучение жизненной истории пациента и его симптомов оказывается таким же бесполезным, как прошлогодняя биржевая сводка. Фрейд пришел к пониманию того факта, что одного инсайта недостаточно. Хотя он имеет решающее значение для некоторых людей, что подтверждают все терапевты и впечатляющее количество литературы.

Я верю в то, что ключом к существенным жизненным изменениям является обнаружение жизненного центра в субъективном осознании. Истинный инсайт, по-моему, — это взгляд внутрь [9], субъективное зрение. Так называемый «инсайт» исходит главным образом из наблюдений и интерпретаций терапевта и не является внутренним зрением. Это объективная информация о том, каким пациент был, а не воспроизведение его нынешнего состояния.

Массовая культура — фильмы, романы, телепередачи — создала образ целительного эффекта, который оказывает на человека внезапный инсайт, новый взгляд на свою жизнь. Это привело к тому, что я называю «детективным» направлением в психотерапии. Многие пациенты относятся к себе таким образом и охотно исследуют собственные действия, слова, оговорки, сновидения и все остальное, чтобы отыскать улики, на основании которых можно было бы выстроить дело. Различие между «инсайтом», к которому приходят (терапевт, пациент или оба) с помощью детективной психотерапии и через осознание внутреннего чувства, таково же, как и различие между искусственным освещением и солнечным светом. Первый может показывать нам вещи, которые мы иначе не увидели бы, но только последний обладает всеми свойствами, которые необходимы нам для жизни и роста.

Внутреннее зрение — человеческое осознание, преодолевающее световой барьер. Это непосредственное осознание нашего субъективного бытия. Оно становится видимым в своих содержаниях и эффектах. «Я хочу кусок пирога» — эту фразу можно выразить более точно: «Яесть желание куска пирога».

Но, конечно, как только я облекаю его в слова, оно больше не является внутренним чувством, которое я описываю, а объективированной работой моего внутреннего видения. Только в момент дорефлективного понимания желания во мне живо осознание. Сейчас я есть писание этих строк. Нет, даже не так; сейчас я есть осознание новых дословесных мыслей, которые становятся словами в моих внутренних ушах.

Я — гребень волны, который всегда сдвигается к тому времени, как мы можем увидеть саму волну.

Короче говоря, мой поиск привел меня к пониманию того, что у каждого из нас есть внутреннее чувство, орган восприятия нашего субъективного мира, но что слишком часто нас не учат ценить и использовать этот жизненно важный элемент нашего бытия. В результате мы теряемся в пустыне объективаций, лишенные путеводной звезды нашей идентичности, которая подсказала бы нам правильный курс к подлинному воплощению.

Подняв колоссальную важность этого внутреннего зрения для нашего повседневного существования, я начал осознавать, что оно может также вести к другим важным следствиям, лежащим за пределами повседневного.

Я убежден, что мы не живем в подлинном согласии со своей глубочайшей природой.

Наоборот, мне кажется, что мы живем образами самих себя. Они искажены и снижены. Мы мыслим себя в качестве машин и животных и принимаем это за свойства нашей природы, когда это всего лишь простейшие средства достижения наших целей.

Люди, которых я описал в этой книге, как и многие другие, с кем я работал, научили меня тому, что наша природа гораздо глубже и гораздо менее изучена, чем мы обычно предполагаем. И большую часть своей жизни мы проживаем, имея ограниченные представления о самих себе. Когда Ларри рассматривал себя исключительно с точки зрения действия, он пережил опыт небытия, потеряв возможность что-либо делать. Когда Кейт рассматривала себя как личность, неспособную к изменениям и подлинным отношениям, она была вынуждена идти на отчаянные поступки, чтобы подавить свое пробуждающееся осознание текучести и потребности во мне. Представьте себе племя дикарей, которые еще не научились ходить прямо и передвигаются на четырех ногах. Их образ человека делает их пленниками точно так же, как образы Ларри и Кейт ограничивали их возможности.

Все это очевидно. Мы обычно упускаем из виду, что каждый из нас проживает жизнь в соответствии со сложившимся у него образом того, что возможно. Когда нам говорят, что мы животные и такие идеи, как «свобода и достоинство», являются иллюзиями, мы можем усвоить этот образ самих себя. Разумеется, это правда: мы животные, так же, как правда и то, что мы можем ходить на четвереньках. Большой угрозой для человека являются навязываемые нам взгляды бихевиористов, но не потому, что они ошибочны. Господство действительно ошибочных взглядов на природу человека было бы относительно коротким. Нет, опасность не в том, что Скиннер и его коллеги ошибаются, а в том, что они правы. Они правы, но их правота умышленно односторонняя и разрушительная.

Голубей можно научить ударять по шарику для пинг-понга, чтобы этот шарик прыгал туда-сюда по маленькому столику. Скиннер это сделал. То, что не понимает Скиннер и упускают из виду популярные издания, сообщающие о его работе: Скиннер не научил и не может научить голубей играть в пинг-понг. Скиннер добился только того, что превратил голубей в маленькие машины, ударяющие по мячу. Однако голуби могут играть, но, разумеется не столь механическим и искусственным способом.

Человека можно низвести до уровня белой крысы или голубя. Человека можно превратить в машину. Редуцированный образ человека можно использовать, чтобы им управлять, как это хочет сделать Скиннер. Но останется ли человек человеком, если превратить его в голубя, гоняющего мячик для пинг-понга?

Когда я думаю о том виде психотерапии, который больше всего поглощает меня сейчас, я обнаруживаю, что пользуюсь словами, которые звучат непривычно в таком контексте: я в основном занят работой с теми пациентами, которые разрешают мне разделить с ними поиски бога в самих себе. (Для тех, кто до сих пор воспринимает слово «бог» как препятствие, можно заменить его словом «творчество» (креативность), но значения этих слов не до конца совпадают, во всяком случае, для меня.)

Я убежден, что осознание каждого отдельного человека — уникальная часть Вселенной. Каждый человек является частью существующей материи, и в этом смысле каждое осознание подобно растению, животному или даже реке или горе. Каждое существо получает некоторую порцию потока бытия (солнечный свет, силу тяготения, химический состав воздуха) и использует его в соответствии со своей собственной природой (обменом веществ, уязвимостью перед вниманием, воздействиями и разрушением), вносит свой вклад в общую космическую систему (выделяя углекислый газ, отражая свет). Во время этого цикла материя космоса меняет форму, но она не прибавляется и не убавляется. Мы называем это «законом сохранения вещества».