Что на самом деле сказал апостол Павел - Райт Том (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
Я не случайно начал главу «Евангелие апостола Павла прежде и теперь» с наблюдений над некоторыми особенностями современных прочтений Павловых текстов: имея дело с мыслителем такого масштаба, мы всегда рискуем втиснуть его в шаблоны и схемы позднейших культур. Сбиться на привычные, а по сути извращающие смысл Павловых текстов толкования очень легко, тем более что иногда, при всех кривизнах, в них даже остается что–то от самого Павла. Но куда полезней задуматься, что он на самом деле имел в виду, и отважиться развернуть сказанное им в настоящее и будущее. Это я и попробую сделать. Речь пойдет о трех уже известных нам сферах Павлова богословия: о Евангелии, «оправдании» и новом понимании слова «Бог».
Провозглашение нового Царя
По моему убеждению, нам необходимо вернуть в учительное служение церкви Павлово понимание «Благой вести». Как уже говорилось, «Евангелие» для Павла — не набор приемов массовой христианизации. И не система пусть даже очень важных богословских построений. Это весть о том, что Иисус Христос — Господь всего: мира, вселенной, земли, неба, всех воздушных и безвоздушных пространств, всех китов и водопадов, всех черепах и всех деревьев. Достаточно это понять, — и тут же видишь полную бессмысленность существующих в нашем мозгу губительных разделений между «проповедью Евангелия», с одной стороны, и, так сказать, «социальным служением» или «борьбой за справедливость», с другой. Благовествовать, — значит, нести миру весть о том, что над ним воцарился Иисус, и если нам не хочется на каждом шагу противоречить самим себе, мы должны не только сообщать эту радостную новость, но везде, где только можно и как только можно, утверждать Его Царство. Несколько лет назад в некоторых церковных кругах был в моде лозунг: «Если Иисус не Господь всего, значит, Он и вовсе не Господь». Этот принцип все больше принято относить к личному благочестию и «религиозным обязанностям». Но, по моему глубокому убеждению, он впрямую касается и господства Иисуса над вселенной.
Если следовать Павлу, это означает, что нет такой сферы существования или стороны жизни, включая и нашу с вами жизнь, на которую не падал бы свет смерти и воскресения Иисуса Христа; нет ничего, что было бы Ему неподвластно. Возможно, многие из нас стыдливо «не замечают» в центре Павлова благовестил Мессию Иисуса именно потому, что, признавая Его владычество нелепым иудейским «пережитком», который быстро и благополучно перерос Павел, а с ним и христианская община, гораздо легче превратить христианство в то, чего от него хотело Просвещение, — в систему эгоистического личного благочестия. Нам же, на мой взгляд, более подходит картина, нарисованная Лукой в Деяниях. Любопытно, что ответят нынешние проповедники, если им, как некогда Павлу, народ станет кричать, что они «поступают против кесаря, проповедуя другого царем, Иисуса»?
Скорее всего, им, следуя примеру Павла, стоило бы для начала сообщить властям мира сего о том, что время их прошло, и они должны признать над собой владычество Иисуса Христа. Дело даже не в том, чтобы напомнить отдельным политикам и власть имущим, мол, пора бы покаяться и предать свою жизнь Христу, хотя такое напоминание тоже важно. Но гораздо важнее во имя Христово рассказать им о том, что жить можно иначе — в любви, по справедливости, по правде, что в наших силах разрушить все перегородки, которые веками разделяли, а нередко ссорили людей друг с другом. Конечно, если церковь не подтверждает эти слова своей жизнью, произносить их бессмысленно. Чуть дальше я покажу, что даже чисто символические жесты и поступки оказываются в наши дни намного убедительней догматов и поучений. Смысл не в том, чтобы, как иногда говорят, «привести политиков к вере». От нас требуется другое — привести весь мир к престолу Христа. Иного выбора Благая весть нам не оставляет.
Позволю себе несколько примеров. «Великие пророки» нашего времени — Маркс, Фрейд и Ницше. Отсюда вопрос: что Павлове благовестие говорит о главных предметах их пророчеств — деньгах, сексе и власти?
Начнем с денег. Если Иисус — Господь мироздания, значит, Маммона — не могущественный бог, а жалкий идол. Проповедь Благой вести, как понимал ее Павел, призвана, во–первых, поколебать владычество Маммоны над нашими умами, а во–вторых, напомнить его верховным жрецам и тем, кто призывает припасть к его святыне, что есть и «другой царь, Иисус». Более полувека тому назад Т. С. Элиот спрашивал, может ли современное западное общество держаться на чем–нибудь, кроме взаимной выгоды? Как представляется, сегодня этот вопрос звучит гораздо острее. Мы живем в мире, где долги, которых во все времена стыдились, воспринимаются чуть ли не как дело чести и показатель зажиточности: стоит обзавестись Mastercard, уговаривает реклама, — и «весь земной шар у вас на ладони», а владельцу карты Visa ничего не стоит его «вращать». На деле же все это — поклонение Маммоне, которое даже теоретически несовместимо с верностью Иисусу, а на практике оборачивается откровенной ложью. Однако миллионы людей подобным уговорам верят и этим живут. На глобальном уровне та же пресловутая, болезненная проблема кредитов и долгов одних людей становится источником несчастий для миллионов других, поскольку значительная часть денег скапливается в руках у состоятельного меньшинства. Не так давно несколько церковных лидеров выступили с идеей объявить 2000 год «юбилейным», то есть простить все крупные долги и позволить каждому начать сначала. Здесь, конечно, возникает немало трудностей, но поскольку крупнейшие кредиторы — власть имущие, почему бы всей церкви, проповедующей Благую весть о смерти и воскресении Иисуса Христа, общими усилиями не свергнуть Маммону и вместо того, чтобы поклоняться ему, радоваться Христовой любви?
Аналогично, если Иисус — Господь мироздания, значит, богиня чувственной любви Афродита — тоже кумир. Павел клеймил ее на улицах всех языческих городов, по которым проходил; окажись он в современном городе, безусловно, поступил бы так же. Сулящая неземное блаженство, а в действительности не несущая ничего, кроме смятения и несчастий, власть Афродиты тоже должна быть низвергнута во имя Христово.
Однако главная трудность здесь состоит в том, что церковь, говоря о сексуальности, чаще всего допускает одну из двух наиболее распространенных ошибок. В одних случаях она впадает в отживший свое дуализм, требующий запретить, отвергнуть или подавить сексуальность, поскольку «не Божье это дело» (в подобных взглядах иногда совершенно несправедливо обвиняли и Павла). В наши дни большинство мыслящих христиан вполне отдают себе отчет как в дуализме, так и в опасностях, которые в нем таятся. Но, как это ни грустно, многие из «понимающих», оправдываясь тем, что воздержанность оскорбляет или подавляет Богом данные инстинкты, угодили прямиком в плен к Афродите. Боязнь впасть в дуализм обернулась тайным или половинчатым язычеством, в котором абсолютное послушание «богине любви» не только приветствуется, но и отстаивается как одно из фундаментальных прав человека. Однако подобные идеи могут возыметь силу лишь там, где проповедь «Евангелия» понимается исключительно как увещевания «ходить в церковь и слушаться Бога», а не как призыв последовать за распятым и воскресшим Мессией. Однако Павлово богословие одинаково обличает и дуализм, и служение Афродите. Оно зовет поклониться истинному царю и, пройдя через мучительный опыт умирания и «рождения заново», понять, что на самом деле значит самозабвенная любовь.
И, наконец, третье — власть. Как говорилось в предыдущей главе, стоит понять природу Павловой проповеди, и становится ясно, что его рассуждения о «началах и властях» — не риторический прием, а впрямую связаны со всем его богомыслием. Действительно, мы живем в мире, где на двадцать первом веку истории христианства большинство по–прежнему понимает власть главным образом как force majeur. На протяжении двух последних столетий западная демократия вроде бы нашла более или менее надежный путь между Сциллой тоталитаризма и Харибдой анархии. А сколь долго может подобное продержаться, — это, на мой взгляд, не в последнюю очередь зависит от способности церкви напоминать: если над миром владычествует Иисус, значит, помимо всем известной, есть и другая, более могущественная сила, которая «в немощи совершается».
