Остров, одетый в джерси - Востоков Станислав Владимирович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— О, майн год! — говорил, наверно, Гагенбек, глядя на грязные клетки и плохие корма. — О, майн год!
Сначала Гагенбек занимался тем, что привозил для европейских зверинцев африканских зверей. Но, посетив как-то один из зверинцев и увидев, до чего довели привезенных им животных, Гагенбек так жахнул кулаком по решетке, что звон пошел по всей Европе.
Очень хороший человек был Карл Готфридович.
Наконец после тягостных раздумий Гагенбек решил, что изменить положение животных в неволе можно только с помощью мировой революции.
Нет. Он не стал расклеивать по ночам листовки, обличающие зверинцы, и пилить решетки клеток. Нет. Мудрый Карл Готфридович решил на собственном примере показать, как следует относиться к живым существам.
— Я вам покажу! — сердился старый зверолов. — Вы у меня увидите небо в алмазах!
И показал. И увидели.
Гагенбек построил такой зверинец, в котором не было клеток. Зверинец без клеток! Такого в Европе и вправду еще не видели. Животные бродили по загонам, огороженным рвами, каналами и стенами, которые нельзя было отличить от настоящих оврагов, ручьев и скал.
Посетители, побывавшие в зоопарке Гагенбека впервые, не верили своим глазам. Перед ними разворачивалась натуральная саванна, в которой было все, что нужно: и слоны были, и львы и баобабы. Это, конечно, походило на чудо.
По Германии пошел слух, что Карлу Готфридовичу удалось купить и привезти на пароходе кусок Эфиопии. Люди, которые желали побывать в Эфиопии, но не имели на это денег, повалили к Гагенбеку валом.
Да и те, которые имели деньги и могли побывать в Эфиопии, предпочитали все-таки зоопарк. Ведь до Эфиопии еще доехать надо и совсем не факт, что там окажутся слоны. А уж у Гагенбека они обязательно будут.
Но владельцы зверинцев не верили, что успех Карла Готфридовича будет продолжаться долго.
— Не хитро сделать для животных большие вольеры и давать им хорошую пищу, — говорили они. — Но в таких условиях животные долго не протянут. Им нужна грязь, микробы и язвы, как в джунглях. От чистого воздуха и хорошей еды они протянут ноги.
Ан-нет: звери Гагенбека побили рекорды долгожительства.
Это обстоятельство заставило задуматься многих.
Особенно плодородной почвой для революционных идей Карла Готфридовича оказалась почва центральной Англии. Она была к ним, как говорится, исторически подготовлена.
Здесь незадолго до Второй Мировой Войны Лондонское зоологическое общество основало знаменитый нынче Уипснейдский парк. Волки тут, как и положено, жили в лесу, бегемоты — в реке, зебры скакали по равнине, которая действительно казалась бескрайней.
Между клетками вместе с посетителями бродили кенгуру и павлины. Время от времени павлины распускали хвосты, и англичане от удивления садились на скамейки, которых к счастью было много.
И вот во время войны Джеральд Даррелл решил поступить служителем в Уипснейдский парк. Он, конечно, видел, что парк это хороший, но все-таки хотел, чтобы содержание животных стало еще лучше.
— Куда лучше-то? — удивлялись другие работники Уипснейда. — Мы бы сами тут вместо животных жили, если бы разрешили.
Трудно поверить, но оказалось, что в хороших зоопарках животным жить даже лучше, чем на свободе. Если в природе горилла живет тридцать лет, то в хорошем зоопарке может прожить полвека. Черепахи, которые на свободе редко дотягивают до десяти лет, в зоопарке живут дольше человека.
Хотя, если подумать, ничего удивительного в этом нет. В природе у любого зверя есть враги, которые стремятся сделать его жизнь короче. Даже больного льва, или львенка, оставшегося без матери, как это ни грустно, наверняка сожрут. Сожрут и не подавятся.
А в зоопарке какие враги? Случается, конечно, что какой-нибудь посетитель кинет камень или ткнет зверя палкой. Но все-таки не сожрет. А ведь и по-другому бывало. Бывало, что тех, кто тыкал палками, съедали. Но это тоже неприятно.
Еще можно вспомнить о том, что в организме любого дикого животного почти наверняка есть паразиты, которые, по меньшей мере, неприятны. В хорошем зоопарке зверей от паразитов избавляют и следят, чтобы они снова не появились.
Да и большинство болезней, от которых дикие звери умирают, в хорошем зоопарке успешно лечат.
Но в том-то и дело, что не все зоопарки — хорошие.
До сих пор среди них встречаются никуда не годные.
Правда, в Англии таких зоопарков меньше. Всем известно, что любовь к животным — древняя традиция англичан. Они любили животных уже тогда, когда другим это и в голову не приходило.
Англичане даже создали комиссию, которая следит, чтобы зоопарки не нарушали славную традицию любви к животным. Раз в год инспекторы из этой комиссии осматривают все зоопарки. Но это так говорится: «осматривают», на самом деле, они еще и нюхают и даже пробуют.
— Что-то у вас даже в буфете медведями пахнет.
— Яблоки у вас горькие. Прошлогодние что ли?
— Вы, кажется, забываете о нашей древней традиции любви к животным!
Всех людей, владеющих дикими животными частным образом, в Англии быстро пересчитали и предупредили, что за нарушение древней традиции их строго накажут. Сначала на земле, а потом еще и на небе.
Вот дело и пошло.
Ученые стали сравнивать жизнь животных на воле и в зоопарке. И сначала разница между этими жизнями, надо признать, была большая. Однако зоопарки учли свои ошибки, начали обмениваться опытом друг с другом, и разница постепенно уменьшилась.
Сложно поверить, но теперь животные в хороших зоопарках выглядят лучше чем на воле.
Такие громадные успехи даже пугают.
Со временем появились специальные журналы по зооделу, образовались ассоциации зоопарков, и даже — профсоюзы смотрителей.
Можно с уверенностью сказать, что революция, начатая Гагенбеком, победила.
История зоодела, как и всякая история, разделяется на эпохи и периоды.
Постепенно на смену немыслимым гагенбекским просторам пришли умеренные вольеры, где легче было следить за животными. До этого заболевшее животное нередко замечали, лишь когда оно начинало качаться от слабости. Да и поймать его в небольшой вольере полегче.
Кроме того, ученые выяснили, что дикому животному, скажем, леопарду, вовсе не обязательно для нормальной жизни иметь территорию размером с индийский штат Ассам. Если, например, свободного леопарда кормить вдосталь и поить, он вообще никуда ходить не будет. Потому что — незачем.
Так наступил период камерного зоопарка, в котором большое место было отведено науке.
Но вот грянули семидесятые, и на удивление многих в зоопарках стали вырастать постройки, которые иначе как авангардными и не назовешь.
Медведей поселяли в бетонных кубах, лис в шарах, птицы сидели в сетчатых пирамидах. Спроектировать такое могли лишь люди, сильно увлекающиеся Кандинским и Малевичем.
Директора удивляясь тому, что вырастает в их зоопарках, но почему-то никак не могли повлиять на ситуацию.
В библиотеке Центра я обнаружил фотографию гиббона из Лондонского зоопарка, который висел на железной штуке, напоминающей решетку атомиума.
Ничего более ужасного я не видел никогда.
Только ум закоренелого абстракциониста мог совместить гиббона и атомиум.
Бетон несколько десятилетий оставался в зоопарках самым популярным строительным материалом. В то время посетители часто могли видеть медведя, который, часами стоя на одном месте, качался из стороны в сторону. Многие думали, что у него случилось огромное горе. На самом деле в однообразном движении животное пыталось хотя бы мысленно уйти из страшного окружения. Ходьба тигров вдоль решетки, объясняется тем же.
В восьмидесятых владельцы зоопарков будто бы наконец пробудились от кошмарного сна и ужаснулись содеянному. В это время в зоопарках появились чудо-мастера, которые могли так построить зимник или кормокухню, что они казались частью окружающего пейзажа. Служебные пристройки превратились в скалы, горы и холмы. Назывались те чудо-мастера «ландшафтными архитекторами».
