Событие - Набоков Владимир Владимирович (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Мне очень грустно, что ты так замыкаешься в себе. Я часто думаю, что ты несправедлива к Алеше. Он все-таки очень хороший и обожает тебя.
ЛЮБОВЬ:
Это что: тактический маневр?
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Нет, просто я вспоминаю некоторые вещи. Твое тогдашнее сумасшествие и то, что папа тебе говорил.
ЛЮБОВЬ:
Спокойной ночи.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
И вот все это как-то повторяется. Ну, помоги тебе бог справиться и теперь с этим.
ЛЮБОВЬ:
Перестань, перестань, перестань… Ты меня сама вовлекаешь в какую-то мутную, липкую, пошлую обстановку чувств. Я не хочу! Какое тебе дело до меня? Алеша лезет со своими страхами, а ты со своими. Оставьте меня. Не трогайте меня. Кому какое дело, что меня шесть лет медленно сжимали и вытягивали, пока я не превратилась в какую-то роковую уездную газель -- с глазами и больше ни с чем? Я не хочу. И главное, какое ты имеешь право меня допрашивать? Ведь тебе решительно все равно, ты просто входишь в ритм и потом не можешь остановиться…
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Один только вопрос, и я пойду спать: ты с ним увидишься?
ЛЮБОВЬ:
Я ему с няней пошлю французскую записку [5], я к нему побегу, я брошу мужа, я…
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Люба, ты… ты шутишь?
ЛЮБОВЬ:
Да. Набросок третьего действия.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Дай бог, чтобы он тебя разлюбил за эти годы, а то хлопот не оберешься.
ЛЮБОВЬ:
Мама, перестань. Слышишь, перестань!
Трощейкин входит справа и обращается назад в дверь.
ТРОЩЕЙКИН:
Сюда, пожалуйста…
АНТОНИНА ПАВЛОВНА: (Любови).
Спокойной ночи. Храни тебя бог.
ТРОЩЕЙКИН:
Что вы там в коридоре застряли? Это просто старые журналы, хлам, -- оставьте.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Спокойной ночи, Алеша.
ТРОЩЕЙКИН:
Спите, спите. (В дверь.) Пожалуйте сюда.
Антонина Павловна уходит, входит Барбошин: костюм спортивный, в клетку, с английскими шароварами, но голова трагического актера и длинные седовато-рыжие волосы. Он движется медленно и крупно. Торжественно-рассеян. Сыщик с надрывом. Войдя, он глубоко кланяется Любови.
БАРБОШИН:
Не вам, не вам кланяюсь, а всем женам, обманываемым, душимым, сжигаемым, и прекрасным изменницам прошлого века, под густыми, как ночь, вуалями.
ТРОЩЕЙКИН:
Вот это моя мастерская. Покушение случилось здесь. Боюсь, что именно эта комната будет его притягивать.
БАРБОШИН:
Дитя! О, обаятельная, обывательская наивность! Нет, место преступления привлекало преступников только до тех пор, пока этот факт не стал достоянием широкой публики. Когда дикое ущелье превращается в курорт, орлы улетают. (Опять глубоко кланяется Любови.) Еще кланяюсь женам молчаливым, задумчивым… женской загадке кланяюсь…
ЛЮБОВЬ:
Алеша, что этому господину от меня нужно?
ТРОЩЕЙКИН: (тихо).
Не бойся, все хорошо. Это лучший агент, которого мне могло дать здешнее бюро частного сыска.
БАРБОШИН:
Предупреждаю влюбленных, что я научен слышать апарте яснее, чем прямую речь. Меня этот башмак давно беспокоит. (Стаскивает его.)
ТРОЩЕЙКИН:
Я еще хотел, чтобы вы исследовали окно.
БАРБОШИН: (исследуя башмак).
Так и знал: гвоздь торчит. Да, вы правильно охарактеризовали меня вашей супруге. Последний весенний сезон был особенно для меня удачен. Молоточек, что-нибудь… Хорошо, дайте это… Между прочим, у меня было одно интереснейшее дело, как раз на вашей улице. Ультраадюльтер типа Б, серии восемнадцатой. К сожалению, по понятным причинам профессиональной этики я не могу вам назвать никаких имен. Но вы, вероятно, ее знаете: Тамара Георгиевна Грекова, двадцати трех лет, блондинка с болонкой.
ТРОЩЕЙКИН:
Окно, пожалуйста…
БАРБОШИН:
Извините, что ограничиваюсь полунамеками. Тайна исповеди. Но к делу, к делу. Что вам не нравится в этом отличном окошке?
ТРОЩЕЙКИН:
Смотрите: совсем рядом водосточная труба, и по ней легко можно взобраться.
БАРБОШИН:
Контрклиент может себе сломать шею.
ТРОЩЕЙКИН:
Он ловок, как обезьяна!
БАРБОШИН:
В таком случае могу вам посоветовать один секретный прием, применяемый редко, но с успехом. Вы будете довольны. Следует приделать так называемый фальш-карниз, то есть карниз или подоконник, который срывается от малейшего нажима. Продается с гарантией на три года. Вывод ясен?
ТРОЩЕЙКИН:
Да, но как это сделать… Нужно звать рабочих… Сейчас поздно!
БАРБОШИН:
Это вообще не так важно: все равно я буду до рассвета, как мы условились, ходить у вас под окнами. Между прочим, вам будет довольно любопытно смотреть, как я это делаю. Поучительно и увлекательно. В двух словах: только пошляки ходят маятником, а я делаю так (ходит). Озабоченно иду по одной стороне, потом перехожу на другую по обратной диагонали… Вот… И так же озабоченно по другой стороне. Получается сначала латинское "н". Затем перехожу по обратной диагонали накрест… Так… Опять - к исходной точке, и все повторяю сначала. Теперь вы видите, что я по обеим панелям передвигаюсь только в одном направлении, чем достигается незаметность и естественность. Это способ доктора Рубини. Есть и другие.
ЛЮБОВЬ:
Алеша, отошли его. Мне неприятно. Я сейчас буду кричать.
БАРБОШИН:
Вы можете абсолютно не волноваться, мадам. Можете спокойно лечь спатки, а в случае бессонницы наблюдать за мной из окна. Сегодня луна, и получится эффектно. Еще одно замечание: обычно беру задаток, а то бывает, что охраняемый ни с того ни с сего исчезает… Но вы так хороши, и ночь такая лунная, что я как-то стесняюсь поднимать этот вопрос.
ТРОЩЕЙКИН:
Ну, спасибо. Это все очень успокоительно…
БАРБОШИН:
Что еще? Слушайте, что это за картины? Уверены ли вы, что это не подделка?
ТРОЩЕЙКИН:
Нет, это мое. Я сам написал.
БАРБОШИН:
Значит, подделка! Вы бы, знаете, все-таки обратились к эксперту. А скажите, что вы желаете, чтобы я завтра предпринял?
ТРОЩЕЙКИН:
Утром, около восьми, поднимитесь ко мне. Вот вам, кстати, ключ. Мы тогда решим, что дальше.
БАРБОШИН:
Планы у меня грандиознейшие! Знаете ли вы, что я умею подслушивать мысли контрклиента? Да, я буду завтра ходить по пятам его намерений. Как его фамилия? Вы мне, кажется, говорили… Начинается на "ш". Не помните?
ТРОЩЕЙКИН:
Леонид Викторович Барбашин.
БАРБОШИН:
Нет-нет, не путайте - Барбошин Альфред Афанасьевич.
ЛЮБОВЬ:
Алеша, ты же видишь… Он больной.
ТРОЩЕЙКИН:
Человека, который нам угрожает, зовут Барбашин.
БАРБОШИН:
А я вам говорю, что моя фамилия Барбошин. Альфред Барбошин. Причем это одно из моих многих настоящих имен. Да-да… Дивные планы! О, вы увидите! Жизнь будет прекрасна. Жизнь будет вкусна. Птицы будут петь среди клейких листочков, слепцы услышат, прозреют глухонемые. Молодые женщины будут поднимать к солнцу своих малиновых младенцев. Вчерашние враги будут обнимать друг друга. И врагов своих врагов. И врагов их детей. И детей врагов. Надо только верить… Теперь ответьте мне прямо и просто: у вас есть оружье?
ТРОЩЕЙКИН:
Увы, нет! Я бы достал, но я не умею обращаться. Боюсь даже тронуть. Поймите: я художник, я ничего не умею.
БАРБОШИН:
Узнаю в вас мою молодость. И я был таков - поэт, студент, мечтатель… Под каштанами Гейдельберга я любил амазонку… Но жизнь меня научила многому. Ладно. Не будем бередить прошлого. (Поет.) "Начнем, пожалуй…" [6]. Пойду, значит, ходить под вашими окнами, пока над вами будут витать Амур, Морфей и маленький Бром. Скажите, господин, у вас не найдется папироски?
