Сладкоголосая птица юности - Уильямс Теннесси "Tennessee Williams" (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
ПРИНЦЕССА: Я не вожу с собой наличных.
ЧАНС: Уже заметил. Вот ручка, можете подписать чек. (Принцесса смеется.) Если вы так смеялись и на экране, нечего удивляться провалу вашей последней картины.
ПРИНЦЕССА: Вы что, всерьез пытаетесь шантажировать меня?
ЧАНС: Вам придется поверить в это. Вы угодили в грязь, принцесса.
ПРИНЦЕССА: Язык подонков понятен всякому, кто хоть однажды столкнулся с ними. Вы плохо играете эту роль, это не ваша роль, Чанс. Страшно подумать, до какого же отчаяния надо докатиться, чтобы шантажировать меня. Меня! Александру дель Лаго! Это так глупо, трогательно, беспомощно… Вы вдруг стали мне близки, Чанс! Где вы родились? Верно, вы из хорошей семьи с прочными традициями, и только одно помешало вам – лавровый венок, полученный слишком рано и без достаточных усилий… Где альбом с вырезками о ваших маленьких театральных успехах и с фотографиями, на которых вы повсюду на заднем плане?
ЧАНС: Здесь, здесь. (Вытаскивает из ее сумки чековую книжку и протягивает ей.) Подписывайте или…
ПРИНЦЕССА: Или что? (Показывает ему на ванную комнату.) Примите холодный душ. Я не люблю потные, разгоряченные тела. Виши условия я могу принять только при неукоснительном выполнении моих. Я плачу за хорошую работу!. Уберите! И вашу ручку, она течет…. Когда монстр встречает монстра, один из них должен уступить, а я никогда не сдаю позиций. Я гораздо старше вас, и я талантлива от природы… Вы поставили маленькую карту против козырного туза. Вы поторопились. Чеки подписывают потом. Я могу заплатить вам, Чанс, поскольку вы мой слуга. Слуга – запомните это. Я была звездой и научилась обходить налоги. Мой муж был принц великой коммерции. Он научил меня обращаться с деньгами… А теперь, Чанс, пожалуйста, запомните, на каких условиях я согласна платить вам… (Пауза.) Забудьте легенду обо мне. Даже если у меня действительно больное сердце и день моей смерти определен, никогда не упоминайте при мне слово «смерть», никогда, никогда… Считается, что я жажду смерти, но я хочу жить – безумно, бесстыдно, на любых условиях. У меня есть только один путь – забыть все. (Чанс отходит к окну. Она говорит тихо): Чанс, можете ли вы дать мне забвение? Вы нужны мне. И если я говорю «сейчас» – это значит сейчас. А потом я позвоню кассиру и прикажу оплатить чеки наличными…
ЧАНС (медленно оборачивается и смотрит на Принцессу): И вам не стыдно?
ПРИНЦЕССА: Мне – стыдно. А вам?
Занавес
Сцена вторая
Когда поднимается занавес, Принцесса подписывает чеки. Чанс, одетый в темные брюки, модные носки и ботинки, натягивает рубашку.
ЧАНС: Пишите, пишите. Что, чернила кончились?
ПРИНЦЕССА: Я начала с конца чековой книжки, где цифры крупнее.
ЧАНС: Но что-то быстро остановились.
ПРИНЦЕССА: Хорошо. Еще один, с начала. За ваши заслуги. Как видите, они не слишком велики.
ЧАНС (берет трубку телефона): Портье, кассу, пожалуйста.
ПРИНЦЕССА: Зачем?
ЧАНС: Вы сами должны сказать кассиру, что посылаете меня получить по чекам… для вас.
ПРИНЦЕССА: Должна? Вы сказали – должна?
ЧАНС: Касса? Одну минуту. Принцесса Космонополис. (Передает ей трубку.)
ПРИНЦЕССА (в трубку): Но я не вызывала кассу. У меня остановились часы, я хотела узнать время… Пять минут четвертого? Благодарю вас… Сейчас пять минут четвертого. (Вешает трубку, с улыбкой глядит на Чанса.) Давайте не будем ссориться по пустякам, побережем силы для более крупных сражений. Я сама получу деньги для вас, как только приведу в порядок свое лицо. Я не хочу оставаться одна в таком виде. Мне надо привести в порядок свое лицо, чтоб оно стало таким, какое известно миру, мой мальчик. Может быть, когда мы лучше узнаем друг друга, нам незачем будет спорить по пустякам… Приоткройте жалюзи. Я не вижу в зеркале своего лица. (Чанс как будто не слышит.) Откройте жалюзи!
ЧАНС: Вы хотите…
ПРИНЦЕССА (резко): К сожалению, это необходимо! Открывайте!
ЧАНС (повинуется. Остается у открытого окна и смотрит в пространство): Я родился в этом городе. Я родился в Сэнт-Клауде.
ПРИНЦЕССА: Хорошее начало. Расскажите о себе. Мне это интересно. Поверьте, я хочу знать вашу историю. Заставьте себя рассказать все. Пусть это будет, как ваша проба в кино. Я буду следить за вами в зеркале. И если вам удастся увлечь меня, значит, у вас талант. Тогда я свяжусь со своей студией и сообщу, что еще жива и встретила молодого человека по имени Чанс Уэйн, который прямо создан стать великой звездой.
ЧАНС (выходя на авансцену): Этот город, где я родился, жил и откуда уехал десять лет назад, – Сэнт-Клауд. Я родился здоровым ребенком весом в двенадцать фунтов, но с каким-то особым качеством в крови… скажем, с потребностью быть не таким, как все. Небольшая компания, с которой я дружил, была сборищем снобов – основой ее были громкие имена и семейные капиталы. Ни того, ни другого я не имел, хотя и был тогда звездой и законодателем. (Принцесса тихо засмеялась в своем неосвещенном углу сцены.) Единственное, что я имел…
ПРИНЦЕССА (оборачивается со щеткой в руках, она видна в пыльном луче света): Красота? Скажите! Скажите это! Вы были красивы? Я тоже. Я говорю об этом с гордостью, и не важно, что все уже позади.
ЧАНС: Да… а другие… (Принцесса вновь начинает причесываться, и внезапно луч света, в котором она возникла, исчезает.) Почти все мои сверстники осели здесь, и что называется, «устроились» – женились, занялись бизнесом, обзавелись детьми… Девочки стали почтенными матронами, играют в бридж, парни – члены Торговой палаты – посещают нью-орлеанские клубы средней руки, участвуют в карнавалах. Куда как чудно! Тоска… Я ждал, надеялся на что-то большее… И получил, получил то, чего хотел!.. Когда они были еще ничем, я уже пел в хоре в самом грандиозном шоу в Нью-Йорке, в «Оклахоме», и портреты мои печатались в «Лайфе»… В ковбойском костюме, в шляпе с широчайшими полями: «Йи-пи-ай!..» Но мой единственный талант – умение любить. Нью-Йорк принадлежал мне! Вдовы миллионеров, жены, дочери из знаменитых семей Вандербруков, Мастерс, Халловей и Коннот, чьи имена не сходят с газетных полос, кого каждый знает в лицо…
ПРИНЦЕССА: Хорошо платили?
ЧАНС: Я давал гораздо больше, чем получал взамен. Стареющим я возвращал ощущение юности, одиноким дарил понимание и иллюзию привязанности, печальным, потерянным старался вернуть надежду… Но всякий раз, когда я мог получить то, чего добился, – а хотел я многого, – когда до цели оставался всего лишь шаг, воспоминания о моей девушке гнали меня назад, к ней… А когда я возвращался домой – Боже, что тут творилось… Какие кипели страсти! Город жужжал, как осиное гнездо. Ну а потом – война в Корее. Меня мобилизовали. Я чуть было не загремел в пехоту, но все же сумел пристроиться во флот. Морская форма была мне больше к лицу…
ПРИНЦЕССА: Хм!
ЧАНС (передразнивая): Хм! Я не мог вынести эту идиотскую дисциплину! По-ря-док… Я думал – все, конец. Мне было двадцать три – самое время жить. Я знал, что юность не протянется вечно. Я кто знал, когда кончится эта проклятая война? Кто тогда вспомнит о Чансе Уэйне? В жизни, какую я вел, нельзя упускать ни минуты. Надо торопиться… Иначе тебя выкинут… и жизнь промчится дальше, но уже без тебя.
ПРИНЦЕССА: Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
ЧАНС: Я говорю о параде! Параде жизни, где каждый должен отвоевать свое место… Однажды, причесываясь, я заметил на гребенке несколько волосков. Это был тревожный знак – я понял, что лысею. Тогда у меня еще были густые волосы. А что с ними станет через пять лет? А что, если к концу войны я совсем облысею? Я пришел в ужас, меня стали преследовать ночные кошмары. Я просыпался в холодном поту, сердце мое колотилось. На берегу я так напивался, что на утро не мог понять, где и кто лежит рядом… Мне казалось, что я не доживу до конца войны и не вернусь домой, что моя жизнь – вся неповторимая радость быть Чансом Уэйном – улетучиться, как дым, от первого соприкосновения с кусочком горячей стали, оказавшимся в то же время и в том же месте, что и моя голова… Вообразите! Все – мечты, надежды, стремления – все исчезнет в одно мгновение, как арифметическая задачка, написанная мелом на доске и стертая мокрой губкой. Все кончится крошечной пулей, которая, возможно, и не предназначалась мне. И вот я сломался, сдали нервы. Врачи признали меня негодным к дальнейшей службе. Я вернулся домой. И тогда заметил, как все изменилось – и город, и люди… Вежливы? Пожалуй, но не сердечны. Уже не было заголовков в газетах… так, крошечная заметка на последней странице: «Чанс Уэйн, сын миссис Эмили Уэйн, проживающей по Норт-Франт-стрит, демобилизован по болезни и вернулся домой на поправку». Тогда-то я и понял: единственное, что у меня осталось, – Хэвенли. И она стала мне дороже всего на свете.
