Юлиан-отступник (Смерть богов) - Мережковский Дмитрий Сергеевич (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Входит Саллюстий.
Саллюстий. Милостивый Кесарь.
Юлиан. Что случилось?
Саллюстий. Галилеяне побили камнями жреца Георгия…
Юлиан. А сокровищница?
Саллюстий. Цела. Жрец заслонил дверь, стоя на пороге, и не дал осквернить святыню. Не сдвинулся с места, пока не свалился, пораженный камнем в голову. Галилейская чернь вломилась бы, но мы подоспели.
Юлиан (указывая на храм). Поджог? (К толпе). Антиохийцы. Знайте: поджигатели Аполлонова храма и мятежники без пощады будут наказаны. Вы смеетесь над моим милосердием, — посмотрим, как посмеетесь вы над моим гневом…
Памва. Сам говоришь: «конец, конец». Нет врачества для раны твоей.
Юлиан. Несчастные. Если жизнь вам надоела, разве трудно найти веревки и пропасти?
Издали доносится пение.
Хор (поет, приближаясь). «Облако и мрак окрест Его. Пред ним идет огонь и вокруг попаляет врагов Его. Горы, как воск, тают от лица Господа, от лица Господа всей земли. Дa постыдятся служащие истуканам, хвалящиеся идолами. Поклонитесь пред Ним все боги».
Юлиан (прислушиваясь). Что это?
Саллюстий. По твоему повелению, могущественный Август, галилеяне переносят мощи мученика Вавилы [22] из Дафнэ в Антиохию.
Солдаты приносят на носилках убитого Георгия.
Юлиан (подходя к носилкам). Жив?
Орибазий. Умер.
Голос из толпы. Собаке — собачья смерть.
Георгия уносят. В толпе ропот и сдержанный смех.
Юлиан. Вот как исполняете вы закон любви, галилеяне. Воистину хищные звери милосерднее, чем вы, братолюбцы. Пока еще, милостью богов, я — император, слушайтесь меня. Вы можете смеяться над бородой и одеждой моею, но над римским законом (Саллюстию). Разогнать толпу, хватить мятежников.
Солдаты бросаются на народ, завязывается свалка; одни убегают, других связывают.
Памва. Что ж, избивайте нас, римляне. Пусть прольется кровь мучеников, — земля ею очистится, мертвые кости вновь станут творить чудеса.
Юлиан. Помните: я казню вас не за веру, а за мятеж.
Памва. Лжешь, богохульник. За веру Христову казнишь.
Юлиан. Вот как. (Саллюстию, указывая на Памву). В цепи негодяя.
Солдаты связывают Памву.
Памва. Лжешь, лжешь, за веру Христову, за веру казнишь. Зачем же не милуешь меня, как Мариса, слепца Халкедонского? Зачем, по обычаю твоему, не прикрываешь насилие ласкою. Братья, убоимся не кесаря римского, а Бога небесного.
Толпа отбивается от солдат. Они вынимают мечи.
Памва. Избивайте, избивайте нас, римляне, — да приумножимся. Цепи — наша свобода, слабость — наша сила. победа наша — смерть.
Орибазий. Юлиан, что ты делаешь? Достойно ли твоей мудрости?
Юлиан. Поди прочь, и все вы подите прочь, с вашими советами, глупцы. Я знаю. что делаю. С негодяями, неверующими в богов, нельзя говорить, как с людьми, — надо истреблять их, как хищных зверей. Что за беда, если десяток-другой галилеян будут уничтожены рукою одного эллина?
В глубине рощи проходит шествие. Иереи, в облачении, дьяконы, монахи с восковыми свечами, девы, отроки и дети с пальмовыми ветвями; над толпой рака с мощами.
Хор (поет). Да постыдятся служащие истуканам, хвалящиеся идолами. Поклонитесь пред Ним все боги.
Юлиан, обнажая меч, хочет броситься в толпу.
Юлиан (воинам). Мужи, за мной.
Саллюстий (преграждая ему дорогу). Кесарь. Не нападай на безоружных.
Юлиан (опуская меч). Уйдите все.
Все уходят.
ДЕЙСТВИЕ 4-ое
Лагерь Юлиана в Персии. Палатка. Сквозь откинутый полог видна выжженная степь. Вечереет. Юлиан, Саллюстий, Максим, Орибазий и софисты.
Юлиан (Саллюстию). Подождать? Все вы точно сговорились. Подождать. Как будто я могу ждать и колебаться. Разве галилеяне ждут? Пойми, я должен возвратиться победителем, или совсем не возвращаться.
Саллюстий. Откуда же, милостивый кесарь, достанем мы хлеба для такого войска?
Юлиан. Войско должно быть готово к походу. Слышишь? Никаких отговорок.
Раб вносит Юлиану ужин.
Юлиан (беря тарелку). Золотая? Зачем? Где прежняя глиняная?
Раб. Прости, государь, — разбилась…
Юлиан. Вдребезги?
Раб. Нет, только с краю.
Юлиан. Принеси.
Раб уходит.
Юлиан. Так помни. Саллюстий, — мы будем продолжать поход. От этого зависит не только слава моя и спасение римской империи, но и победа богов над Галилеянином. Ступай.
Саллюстий уходит. Раб приносит тарелку.
Юлиан (взяв тарелку). Вот она — моя милая. Я заметил, друзья; что сломанные вещи служат дольше и лучше новых. В них есть особая прелесть. Я боюсь новизны, ненавижу перемены. Старого всегда жаль, даже плохого.
Один из софистов (тихо, другому). Слышал? Бережет одинаково и свои разбитые тарелки, и своих полумертвых богов.
Юлиан (ставя тарелку на столик). Ничего, еще долго прослужит… А за мою любовь к старине не судите меня слишком строго. Старые, глупые песни трогают меня до слез. Я люблю вечер больше утра, осень — больше весны. Я люблю все уходящее. Воспоминание имеет надо мною большую власть, чем надежда. Возвраты люблю я больше, чем пути вперед.
Орибазий. О, кесарь, ты говоришь, как мечтатель. Но грезы опасны: судьбы мира в руках твоих.
Юлиан. Я боюсь нового. В старом, в старом — мое сердце. Новое только в старом, в умершем, в поруганном…
Максим. Сын мой, дозволь мне говорить с тобой наедине.
По знаку Юлиана все уходят.
Максим. Ты погибнешь. Изменяющий себе погибает.
Юлиан. И ты, Максим.
Максим. Помни, Юлиан: плоды золотых Гесперид [23] вечно зелены. [24] Милосердие — мягкость и сладость слишком зрелых плодов. Ты — постник, целомудрен, ты скорбен, ты милосерд. Ты называешь себя врагом христиан, но ты сам — христианин.
Юлиан. Нет.
