Сторож - Пинтер Гарольд (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Астон. Ты здесь…
Дэвис. Ужасно. Дождь ночью шел, что ли?
Астон. Небольшой.
Подходит к своей кровати, берет маленькую планку и начинает чистить наждачной шкуркой.
Дэвис. Так и знал. Заливало на голову.
Пауза.
И сквозняком прямо в лицо тянуло.
Пауза.
С мешковиной которое окно не можешь разве закрыть?
Астон. Взял бы и закрыл.
Дэвис. Так как же тогда, а? Дождь прямо на голову льет.
Астон. Воздуха надо немного.
Дэвис (вылезает из постели. На нем брюки, жилет и фуфайка. Надевая сандалии).Слушай. Я всю жизнь на воздухе провел. Нечего мне про воздух толковать. Я только о чем говорю: что-то слишком много воздуха в окно идет, когда я сплю.
Астон. Здесь душно очень, когда окно закрыто.
Подходит к стулу, кладет на него планку и продолжает чистить наждаком.
Дэвис. Да, но послушай, ты ж знаешь, о чем я говорю. Этот дождь чертов — он мне прямо на голову. Спать не дает. Я ж мог до смерти простудиться на таком сквозняке. Вот и всё. Окно только закрой, и никто простужаться не будет, вот и всё.
Пауза.
Астон. Я не могу здесь спать при закрытом окне.
Дэвис. Да, но я как? Обо мне… обо мне ты подумал? Я — как?
Пауза.
Астон. А почему бы тебе наоборот не спать?
Дэвис. То есть как?
Астон. Ногами к окну.
Дэвис. И что?
Астон. Дождь на голову не попадет.
Дэвис. Нет, так не выйдет. Так не выйдет.
Пауза.
То есть я иначе уже спать не могу. Со мной чего менять, лучше с окном. Смотри, дождь идет. Погляди только. Вон как льет.
Пауза.
Астон. Я, пожалуй, пройдусь по Голдхок-роуд. С одним типом надо поговорить. У него верстак есть. В хорошем состоянии, как я поглядел. Вряд ли он ему нужен.
Пауза.
Пройдусь туда, попробую…
Дэвис. Смотри, что получается. В Сидкап сегодня уже не добраться. Э, а сейчас не закроешь окно, а? А то зальет всё.
Астон. Закрой пока что.
Дэвис (закрывает окно и смотрит во двор).А что там под брезентом?
Астон. Доски.
Дэвис. Зачем?
Астон. Для моего сарая.
Дэвис (садится на кровать).Ботинки не присмотрел мне еще, что обещал?
Астон. Ботинки? Нет. Посмотрю… может, сегодня принесу.
Дэвис. Куда ж мне сейчас в этих выходить? Даже чаю не выйдешь попить.
Астон. Тут есть кафе по дороге.
Дэвис. А хоть бы и было, что с того?
Во время следующего монолога Астона в комнате постепенно темнеет. К концу монолога ясно виден лишь Астон; Дэвис и все предметы — в тени. Свет следует убирать постепенно, незаметно.
Астон. Я туда захаживал частенько. Давно это было. А потом перестал. Мне там нравилось. Очень часто заходил провести время. Перед тем как уехал. Как раз перед этим. Мне кажется… это было одно с другим связано… Они все… там… были постарше, чем я. Но они вроде всегда слушали. Мне казалось… они понимали, что я говорил. То есть я обычно с ними разговаривал. Слишком много болтал. Моя ошибка. И на фабрике то же самое. Стою там или в перерыв, всегда… треплюсь о разных вещах… А эти люди, они слушали, что бы я… им ни рассказывал… И больше ничего. Беда в том, что у меня было вроде галлюцинаций. И не галлюцинации даже… У меня было чувство, что я все вижу… очень ясно… все… было такое ясное… все обычно… все обычно… все обычно успокаивалось… все успокаивалось… все такое… спокойное… и… так ясно видно… было… Может, и не так… Но все равно, кто-нибудь должен был сказать. Я ничего не знал. И… верно, какая-то сплетня объявилась. И пошла ходить. Мне казалось, люди стали смешные. В кафе. На фабрике. Я все не понимал. Тогда однажды меня увезли в больницу, под самым Лондоном. Меня… привезли туда. Я не хотел. Все равно… я пытался убежать, не раз даже. Но… это не просто. Мне задавали вопросы там. Приводили и задавали разные вопросы. Ну, я им говорил… когда они хотели… о чем я думал. Хм. Тогда однажды… этот человек… доктор, наверно главный… он такой был… видный из себя… хотя я и не знал точно. Он меня вызвал. Он сказал… он сказал, что у меня чего-то там было. Он сказал, что они исследовали и решили. Он мне так сказал. И еще показал пачку бумаг и сказал, что у меня чего-то там есть, какая-то болезнь. Он сказал… просто сказал, понимаешь? У тебя… вот то-то. Это твоя болезнь. И мы решили, говорит, что в твоих интересах мы можем предложить только одно лечение. Он сказал… но я… точно не помню… как он выразился… он сказал, мы что-то сделаем с твоим мозгом. Он сказал… если нет, ты здесь останешься на всю жизнь, а если да, у тебя есть шанс. Сможешь выйти, он сказал, и жить как все. Что вы хотите сделать с моим мозгом, я его спросил. Но он только повторил, что раньше. Ну, я был не дурак. Я знал, что я несовершеннолетний. Я знал, что он ничего со мной не сделает без разрешения. Я знал, что ему нужно разрешение от моей матери. Я ей написал и сказал, что они хотят сделать. Но она подписала их бланк, понимаешь, дала им разрешение. Я знаю, потому что он показал мне ее подпись, когда я про это заговорил. Ну, в ту ночь я пытался убежать, в ту ночь… Я пять часов перепиливал один прут в окне палаты. Пока было темно. Они обычно светили фонариком на все кровати каждые полчаса. Так что я все рассчитал. И когда все было почти готово, у одного там… у него был припадок, прямо рядом со мной. Так что меня поймали. А через неделю они начали обходить и делать эту штуку с мозгом. Нам всем должны были это сделать, в той палате. И они приходили и делали по одному. По одному в ночь. Я был один из последних. И я все мог видеть, как это у других происходило. Они приходили с такими… не знаю, что это такое… вроде больших зажимов с проводами, а провода шли к маленькой машине. Электрической. Они клали человека, и этот главный… главный доктор, укреплял зажимы, вроде наушников, он их укреплял по обеим сторонам черепа. Один человек держал машину, понимаешь, и он… там он держал машину, понимаешь, и крутил ее, а главный просто прижимал эти зажимы по обе стороны — на черепе. А потом снимал. Потом они человека закрывали и больше не трогали. Некоторые начинали буянить, но по большей части все обходилось. Они просто так лежали. Да, они уже ко мне подходили, и в ту ночь, как они пришли, я поднялся и стоял, прижался к стене. Мне велели лечь на кровать, а я знал, что им надо меня положить, так как, если бы они мне это сделали стоя, у меня мог бы сломаться позвоночник. Так что я стоял, и тогда один или двое подошли ко мне, да, я тогда был моложе, гораздо сильнее, чем теперь, я был очень сильный, одного я положил, а другого схватил за горло, и тогда вдруг этот главный приставил мне зажимы к черепу, а я знал, ему не полагалось делать так, пока я стою, вот почему я… в общем, он это сделал. Так что я вышел. Вышел оттуда… но я не мог ходить. Не думаю, чтобы они мне повредили позвоночник. Это все было в порядке. Главное… что мои мысли стали медленнее… я совсем не мог думать… не мог… собраться… с мыслями… э-э-э… не мог… никак собрать их… вместе. Главное — я не слышал, что говорят. Я не мог смотреть ни направо, ни налево, мне надо было глядеть только перед собой, потому что, если я поворачивал голову… я не мог держаться… прямо. И еще головные боли. Я не выходил из комнаты. Это когда я жил с матерью. И с братом. Младшим. И я все вещи разложил по порядку у себя в комнате, все вещи, что были мои, но я не умер. Дело в том, что мне следовало умереть. Мне надо было умереть. Но все равно мне сейчас гораздо лучше. Только я с людьми не говорю теперь. Держусь подальше. Никогда не хожу туда, к ним, в кафе… И ни с кем не разговариваю… как сейчас. Я часто думал — вернусь и найду того, кто мне это подстроил. Но раньше мне еще кое-что надо сделать. Я хочу построить тот сарай, в саду…
