Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗

*

Через год мне торжественно вручили аттестат об окончании педагогиче-ского училища. Директор Ш. Микаилов долго тряс мою руку и, хитровато улы-баясь, сказал: — Поздравляю, Расул… но мог бы учиться еще лучше… «Уважаемый мой учитель, — думал я, с гордостью и грустью принимая аттестат, — разве до учебы мне было?»… Вместо того, чтобы внимательно слушать уроки, я самозабвенно строчил стихи о Шахри, взрослея с каждым новым четверостишием. И прежде чем получить аттестат зрелости, я получил аттестат Любви, первой и незабываемой. С этим аттестатом, ставшим для меня самым заветным документом, я прошагал через годы, границы и страны. О нем спеты мои лучшие песни. Не знаю, вручат ли мне когда-нибудь диплом Поэзии, но думаю, что это не так уж и важно… Мне достаточно аттестата Любви — главного документа жизни моей и судьбы. И хотя я получил его много лет назад, мне порою кажется, что я до сих пор сту-дент училища Любви, которое так и не окончил… Батырай

Я памятник себе воздвиг нерукотворный… А. Пушкин

I

Слово страстью наделить По велению небес Смог Омарла Батырай – Муж даргинцев удалой. На чонгуре четырех Струн касался он когда – Отзывалися ему Все четыре стороны. Шла стоустая молва, Будто раны Батырай Может песней исцелять, Почитая храбрецов. И однажды, говорят, Песнь победную пропев, Он погибшего в бою Смог наиба воскресить. К офицерам царских войск От лазутчиков дошел Из аула Урахи Слух, что песней Батырай Может женские сердца Покорять вернее, чем Стены горских крепостей Именитые полки. И когда у родника Он к груди прижмет чонгур, Из кувшинов воду прочь Вылить девушки спешат. Разом по воду они Отправляются опять И подольше норовят Постоять у родника. А как станет Батырай Под луной в ауле петь, Все красотки до одной Затаят дыханье вдруг. На балконах сладко им От блаженства замирать, Отражая лунный свет И огонь земной любви. Пел Омарла Батырай, И казалось – тает снег На вершинах от его Слов, что были горячи: «Наша страсть – цены ей нет – Так развеяна тобой, Как имущество, когда Нет наследников ему. Но свою сберег я страсть, В тело крепкое вогнав, Как вгоняют гвозди в сталь Амузгинцы-мастера». До сих пор живет молва, Как однажды Батырай В окружении мужей О герое песнь сложил. И рассказывалось в ней Про кавказца одного, Что в ущелии принять Бой решился против ста. Эту песню услыхав, Битвы помнивший старик Крикнул, посох отшвырнув: «Где ты, молодость моя?» А усатый молодец Перед собственным конем Амузгинского клинка Лезвие поцеловал. И когда воспел в горах Лань Омарла Батырай, Все охотники окрест Поклоняться стали ей. И она во всей красе, Меткой пули не боясь, Красоваться на скале, Словно гурия, могла… Не держал в руке своей Ты, Омарла Батырай, Ни гусиного вовек, Ни железного пера, Но сберег твои стихи Благодарный Дагестан В книге памяти своей, Словно в Книге бытия. Он про то не позабыл, Что безбожными считал, Вольнодумство углядев, В твоих песнях старшина. Властью, данною ему, Повелел всегласно он: «Запрещаю песни петь Батыраю пред людьми. А как станет Батырай, Мне переча, песни петь, То взыскать велю с него Штраф в обличии быка». Строг приказ, но оценен По достоинству поэт. И решили земляки: Купим в складчину быка. Купим в складчину быка, Старшине заплатим штраф. И споет нам Батырай Песню новую свою. Аульчане с той поры К старшине во двор не раз Круторогого быка Отводили на зарез. Но за это им дарил Песню новую свою Златоустый Батырай, Что никем не превзойден. Но всему приходит срок, И состарился поэт. Славу собственную сам Он на волю отпустил. Гаснет пламень очага, Старика забыли все, Лишь чонгур не изменил В одиночестве ему. Не заржет в конюшне конь, Бык в хлеву не замычит. Струн коснулся Батырай, И слова слетели с губ: «Как же я спою теперь, Если тягостный недуг, Если смертная печаль В угол бросили меня, Словно шубу сироты? Ой, Омарла Батырай!» Пред потухшим очагом В сакле нищенской угас Знаменитый Батырай, И не пел над ним мулла. Два аульских бедняка, Тело в саван завернув, На кладбищенском холме Наспех погребли его. Муж даргинцев удалой, Очевидцем не простым Бурных дней Кавказа ты Был, Омарла Батырай. В год, когда родился ты, Пушкин молод был еще И Раевским привезен Из Одессы на Кавказ. Где начало, где конец Повести твоей судьбы? А быть может, нету в ней Ни начала, ни конца?

II

Полтораста лет назад В мир явился Батырай. Эту дату неспроста Отмечал весь Дагестан. Отозвались на призыв Горской музы кунаки, Всех прибывших не смогу Я поэтов перечесть. О Омарла Батырай, По эфиру из Москвы Золотой твой стих летел В переводе Эффенди . И на разных языках, О Омарла Батырай, Золотой твой стих звучал На аульских площадях. Я читал твои стихи На аварском языке, В переводе сохранив Все, чем славятся они. А когда Аджиев стал По-кумыкски их читать, Мне припомнился поэт, Имя чье Ирчи Казак. Пел он женщин, и лихих Делибашей воспевал, И свободы неспроста Слыл глашатаем окрест. А шамхалу, что в Тарках Был наместником царя, Ни единою струной Льстить не стал его кумуз. Велика шамхала власть, Данная ему царем, И в холодную Сибирь Сослан был Ирчи Казак. И подумал я о том, Что Ирчи Казака мог Встретить запросто в горах Ты, Омарла Батырай. Лишь подумал я о том, А уже перед людьми Твой даргинский стих звучать Стал на лакском языке. И когда бы ты воскрес, Удивился б не тому, Что читает наизусть Женщина твои стихи. Удивился бы тому, Что в пленительном пылу На язык ногайский их Женщина перевела. Этой женщины узнать Поспешил бы имя ты, И ответил бы любой: «Пред тобою Кадрия. Знай, сама она стихи Пишет так, что никаких Всем соперницам своим Не оставила надежд». А назавтра в горы нас Повезли, чтобы венки На могиле мы твоей Возложили, Батырай. Кавалькада легковых В горы двигалась машин, А дорожный серпантин Будто бы арканил их. Для того чтоб путь в горах Безопасней был для нас, Впереди машина шла Дагестанского ГАИ. Я в одной машине был С лордом аглицким, и мне Как хозяину в пути Гость вопросы задавал: «С кем могу, скажите, сэр, Батырая я сравнить?» «Только с Бернсом, – говорю, – Было сердце чье в горах». Вот уже Сергокала Остается позади, И за поворотом нам Урахи предстать готов. Объявляется привал, И достал заморский гость Виски темную бутыль С белой лошадью на ней, И за Батырая мне Предлагает выпить он. Водки наклонив бутыль, Вышибаю пробку я. «Белой лошадью» полны Наши чарки до краев. Пьем, Омарла Батырай, Мы вначале за тебя. А потом за Бернса пьем Водку русскую до дна, Чтоб в обиде не была Водка белая на нас. И шотландец говорит: «Вот бы было славно, сэр, Если б чокнуться могли С нами Бернс и Батырай». Из-за моря возвратясь, Пролетали журавли. И казался мне их строй Наконечником стрелы. Вот уже рукой подать До аула Урахи. Вот и кладбище, но где Похоронен Батырай? Все мужчины как один Шапки скинули с голов. Девы гор несли цветы, Как младенцев, на руках. Медлят старцы почему Из аула Урахи? Иль неведомо им, где Похоронен Батырай? И ученые мужи, Что толпятся в стороне, Почему не скажут, где Похоронен Батырай? На костях ли не его Вознеслись они, когда, Ради моды стать смогли Кандидатами наук? Раскаленное печет Солнце, встав над головой. Надмогильные вокруг Стали камни горячи. И сказал один старик, Что в ауле Урахи Дом он может показать, Где родился Батырай. А могилы, где поэт Погребен был, не найти: Стерла времени рука Надпись с камня, как на грех. Золотой чеканки стих, Может, ты нам скажешь, где Похоронен на холме Твой создатель Батырай? И на это отвечал Золотой чеканки стих: «В том углу, где бедняков Полагалось хоронить. И воздвигнут в головах Бедный камень был над ним. На орлиное крыло Он размером походил». Вдруг сказал Абуталиб : «Мне известно, под каким Камнем, что травой оброс, Батырая прах лежит. Я лудильщик и зурнач, Славной Лакии поэт, По горам хожу всю жизнь, Слухом полнятся они». За собой Абуталиб Нас по кладбищу повел И на камень указал, Покосившийся давно. На могильном камне слов Разобрать не смог никто: Их беспамятной рукой Уничтожили года. И спросил тогда один Горский парень разбитной: «Ты уверен, аксакал, Что лежит здесь Батырай? А быть может, прах его Под соседним камнем тем, Где ни слова не прочесть, Век покоится почти?» «Ах, не все ли то равно, – Отвечал Абуталиб, – Этот камень иль другой Есть надгробие его. Батырай неотделим От аульских кузнецов, Ото всех, кто сеял хлеб Или пас в горах овец. Вознеслись его стихи Выше мраморных столпов. Оставаться им и впредь На завидной высоте». Так сказал Абуталиб, И вослед его словам Все надгробья бедняков Оказалися в цветах.