Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Поводья кое-как держа, Пешком побрел в аул я, В то время, как моя душа К Ахваху повернула.
Поэтому мой путь впотьмах Тянулся бесконечно… А возле дома глянул… Вах! В руке — одна уздечка.
Но где же конь?.. Искать его Средь ночи мало толку, Уж хорошо, что самого Не растерзали волки.
Уздечку спрятав на груди, Я рухнул, как убитый, В постель… Покуда бригадир Не постучал сердито.
За то, что конь мой заплутал В колхозных сочных травах, Блюститель мать оштрафовал За мелкую потраву.
Ах, мама, зря на скакуна Тебе не надо злиться… Не он виновен, а одна Ахвахская певица.
XV.
Так, как хлам бесполезный сжигают, Так спалил я свой нрав удалой. Эх, фуражка моя городская, Что же ты натворила со мной?..
Мне наскучило в отчем ауле, Ведь с рассвета жужжало в ушах, Как бесцельно летящая пуля, Без конца — Все Ахвах да Ахвах.
Мне найти бы какую причину, Наговорам да сплетням назло… Без предлога негоже мужчине Заявляться в чужое село.
Думал день… Думал два… И неделю. От фантазий совсем изнемог, Но в конце-то концов еле-еле Отыскал подходящий предлог.
Как же я позабыл про Омара — Однокашника и кунака. В общежитии мы с ним на пару Кой-кому понамяли бока…
Сколько раз я сулил на прощанье Ненадолго прийти погостить… Исчезали мои обещанья На глазах, Как песок из горсти.
Ну, теперь-то уж, сердце порукой, Что пылает в груди у меня, К своему закадычному другу Я отправлюсь, не медля ни дня.
XVI.
В самом деле интересно это — Есть ли человек такой в горах, Чтобы знал подробнее поэта Путь тернистый из Цада в Ахвах.
Сорок верст — Немного и немало, — Маршируя браво, как солдат, Прямиком, минуя перевалы И ущелья мрачные, как ад.
Сорок верст — Немало и немного — Напрямик в обувке городской Вдоль с ума сходящего потока По тропе над пропастью глухой.
Тут орел парит, А там удоды Сели на боярышнике в ряд… И везде крутые повороты Роковой внезапностью грозят.
… Мне уже случалось не однажды Покидать родимые края. Но в Ахвах, томим любовной жаждой, Собирался тщательнее я.
В первый раз побрился, как мужчина, И вихры кинжалом обкорнал, Получилась грустная картина — Клок травы, застрявший между скал.
Не смутясь, однако, чуб колючий Прилизал я кое-как с трудом И перевязал на всякий случай Шею свою стиранным бинтом.
Так солидней… Будто от ангины Горло воспаленное горит… Может быть, свой взор случайно кинет На меня насмешница Шахри.
Встрепенется, глядя на больного, И найдет сочувствия слова… Братовы часы с застежкой новой Я напялил поверх рукава.
А затем, старательно и рьяно Перерыв семейный гардероб, Я на дно большого чемодана Уложил все лучшее добро.
Видимо, святое чувство меры От усердья изменило мне… Не хватало только револьвера, Чтобы он болтался на ремне.
Через час, уставши до упада, Заглянул я в зеркало и сник: Всем хорош джигит, одна досада — Нос орлиный чуточку велик.
Ну, да ладно — Я махнул рукою И переступил через порог… Солнце расцветало над горою, Как гигантский розовый цветок.
Чемодан давил пудовой гирей, Только я его не замечал, И поэму Лермонтова «Мцыри», Всласть жестикулируя, читал.
Полон героических порывов В этот исторический момент Любовался я, как над обрывом Горный тур застыл, как монумент.
Коротко ли, долго — Но под вечер, Наконец, увидел я Ахвах. Дух перевести присел у речки От воды игривой в двух шагах.
Сполоснул лицо, ловя губами Капли и прохладу ветерка. И газету с первыми стихами Заложил за лацкан пиджака.
Набекрень надел свою фуражку И для форса, только и всего, Прицепил к нагрудному кармашку Я значок блестящий ГТО.
Сунул в зубы с тайным отвращеньем Папиросу модную «Казбек» И вошел в аварское селенье, Как видавший виды человек.
XVII.
— Дом друга, асалам алейкум… Встречай, хозяин, кунака! Водицы ключевой налей-ка Или парного молока.
Омар с улыбкой белозубой В объятья заключил меня И, накормив горячим супом, Заставил греться у огня.
— В любое время гостю рады… Но нынче кстати ты, Расул, Поскольку завтра женим брата — На свадьбе будет весь аул.
Что нового в Цада, ответь мне? Как твой отец, здоров ли он?.. Читал стихи твои в газете И от души был восхищен.
Они сейчас в избе-читальне У одноклассницы одной Шахри… — Я вздрогнул, будто в тайну Мою залез он, как в окно.
Омар осекся на полслове: — С дороги ты устал, поди? Давно постель я приготовил, Да заболтал тебя, прости.
— Спасибо… — Я вздохнул устало, — Мой друг, постель мне не нужна, Я сплю в объятьях сеновала, Меня баюкает луна.
На плоской крыше в свежем сене Я затаился и умолк. Но от любовного волненья Заснуть ни капельки не смог.
А, впрочем, я и не пытался… Ну, разве можно спать в горах? Передо мною простирался Ночной таинственный Ахвах.
Вон где-то светится окошко… Быть может, там сейчас Шахри Играет тихо на гармошке Или с подругой говорит.
— Моя голубка дорогая, Взмахни навстречу мне крылом, — Шептал я, слезы вытирая, Пока совсем не рассвело.
Тогда я слез с прохладной крыши И к роднику пошел… Зачем?.. В надежде, что Шахри увижу С кувшином полным на плече.
Уже в луга погнали стадо, Как улей загудел аул. И смех девичий где-то рядом Меня к реальности вернул.
Нет, не она… Побрел я вяло К избе-читальне напрямик. (Туда дорогу указал мне Чабанским посохом старик.)
Но на дверях избы-читальни Висел внушительный замок… И я совсем от ожиданья, Как от болезни, занемог.
Как неудачливый охотник, Шел без добычи я домой, Хоть это делал неохотно И был как будто сам не свой.
— Ну, где же ты запропастился? Омар мне с крыши закричал. — А, может, ты, кунак, влюбился?.. — Спросил шутя… Но угадал.
XVIII.
С заходом солнца весь аул Ахвах Потоком бурным хлынул к сакле друга. Гром барабанный грохотал в ушах, Зурна звучала зычно и упруго.
Кувшин старинный, спрятав под полой, Несла старуха, тростью громыхая. Шла женщина с тарелкой дорогой, С парчою царской шла за ней другая.
Шли девушки в черненом серебре, Как звезды, ожерелья их светились. Папахи лихо сдвинув набекрень, На плоских крышах юноши толпились.
И дети на коленях у старух, Тараща любопытные глазенки, Глядели на забавную игру И хлопали в такт барабану звонко.
Все ждали с нетерпением, когда Невеста и приданное прибудут… А я свою голубку ожидал И, как жених, надеялся на чудо.
И вот она с гармошкою вошла, Моя Шахри, Затмившая полмира… Мгновенно я вскочил из-за стола, Как рядовой при виде командира.
Казалось мне, что путь ее сейчас Должны устлать ковровые дорожки, Чтобы ни пыль аульская, ни грязь Не прикоснулась к голубиным ножкам.
Она была, как мак среди травы, Как золото червонное средь меди, В кругу своих подружек… Но, увы, Ее никто на свадьбе не заметил.
Подумал я, как все они слепы, На прежнее усаживаясь место. Но тут раздался резкий скрип арбы, — То привезли приданное с невестой.
По горскому обычаю лицо Ее закрыто было покрывалом. Однако, молодую взяв в кольцо, Толпа «ур-ра» восторженно кричала.
А я подумал, как они глупы… Ну, разве кто-то может быть прекрасней Моей Шахри — удачливой судьбы — Что, как звезда, мерцает, но не гаснет.
XIХ.
Гремела свадьба… Я один печально Сидел в сторонке, глядя на Шахри. Казалось мне, никто не замечает, Как на щеках румянец мой горит.
Соревновались бубен и гармошка С пандуром и гортанною зурной В то время, как мне нагло строил «рожки» Какой-то парень, стоя за спиной.
Носил он лейтенантские погоны, Но был не по-военному игрив. И я не знал, что до смерти влюблен он В односельчанку юную Шахри.
Смеялись все, толкая в бок друг друга: — Ну, лейтенант… Ну, бравый озорник! Когда я понял, в чем его заслуга, То головою горестно поник.
Но в тот же миг веселый вихрь лезгинки Взметнул с невесты царскую парчу, И танцевальной палочкою гибкой Меня ударил кто-то по плечу.
А я, вместо того, чтоб рассердиться, Застыл от неожиданности вдруг… Шахри, расправив руки, как орлица, Меня на танец приглашала в круг.
