Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Гадаю, милый, о твоей судьбе, Пойдет ли путь твой и светло, и прямо… Учили бабки этой ворожбе, И ты запомни, как гадала мама.
Вот какую песню пела мама, гадая на камушках:
Сядь ко мне, сыночек, на колени. Нынче я – твоя ворожея. Это – горы, это – лес осенний. И тропинка эта – жизнь твоя.
Пред тобой широкая дорога, Так шагай ты этим большаком… Погадаем, счастье иль тревогу Принесет сыночек маме в дом.
Не дари мне лалов и жемчужин, Не хочу я дорогих даров. Маме лишь один подарок нужен, Чтобы сын был счастлив и здоров.
Сядь ко мне, сыночек, на колени, Нынче я – твоя ворожея. Это – солнце, а вот это – тени… Будет ли судьба светла твоя?
Осенью становятся плодами На деревьях нежные цветы. Как плоды, и ты растешь… С годами Чем родимый край одаришь ты?
Маме нужен лишь один подарок, Лишь одно от сына мама ждет, Чтобы счастлив был ты, Был бы ярок Каждый год твой, слышишь, каждый год!
Сядь, мой милый, к маме на колени. Камушки нам говорят не зря. Это – частый лес, в лесу – олени, Беркут в небе кружится, паря.
Молит мама, чтоб под облаками Сын парил, чтоб был высок полет. Песнь какую, вы скажите, камни, Милый сын для Родины споет?
У судьбы прошу я неустанно Сладостного дара одного, Чтобы полюбилась Дагестану Эта песня сына моего!
*
Так пела мама, на камнях гадая, И множество таких же матерей Молили, чтоб в родимом нашем крае Жилось их детям легче и светлей.
Чтоб молния не поджигала крова, Чтоб множились стада и табуны. Чтоб дети были сыты и здоровы. И, главное, чтоб не было войны!
А там, вдали, на западной границе Готовятся войска не на парад. Там блещут каски, сапоги скрипят… А может быть, тебе все это снится?..
2
Растут сыны. Их у тебя четыре. Ты охраняешь мирный наш очаг, Не зная, что в чужом, далеком мире Взят на прицел давно наш каждый шаг.
О мама! Камушки спроси скорей ты, Как дом родной, как сыновей сберечь? Там, в Мюнхене, взбесившийся ефрейтор, Скрипя зубами, изрыгает речь…
Я первоклассник… Клятвой пионерской Народу в верности поклялся я. А там – в Берлине – вой и гогот мерзкий, Там брызжет ядом свастика-змея.
Пишу стихи… И больно, и отрадно Огонь поэзии открылся мне… А там костры уже пылают чадно И книги Гейне корчатся в огне.
Я полюбил впервые… Я вознесся В мечтах своих превыше наших гор. А там, в железном плане «Барбаросса», Любви и жизни пишут приговор…
О мама, мама! Ты сынов растила. Мечтала ты о радости в дому, Не думая, что ранняя могила Готовится уже не одному…
Сын Магомед. Он педагог. Он учит В Буйнакском педучилище ребят… Какую враг ему готовит участь. Того не знает он – мой старший брат.
Что враг шипит: «Нам не преграда – горы! Дадут приказ – мы их взорвем, сотрем! «Родной язык!..» Мы с вами горцы, скоро Поговорим на языке своем!..»
Сын Ахильчи… Он будущий географ. Над картою склонился Ахильчи. Не слышит брат мой шорохов недобрых, Угроз, уже таящихся в ночи.
Не думает, что где-то спозаранок Терзают карту, мир перекроив. Кружком кровавым обведен Майданек. Освенцим назревает, как нарыв…
Пока еще все тихо в нашем крае, И горе словно далеко от нас. Здесь пашут, строят, землю украшая, Растят сады… Но фюрер дал приказ…
Но фюрер дал приказ. И на рассвете Обрушился с небес ревущий град. Дома взлетают… Матери кричат… И погибают маленькие дети.
И завертелся мир, и полетел Вниз, под откос поломанной арбою… О мама, мама!.. Что стряслось с тобою? В полях растут стога кровавых тел.
…Растут, растут стога кровавых тел. Все множатся они за лихолетье. И будет ли тоске твоей предел? Черным-черны, беззвездны ночи эти, Что – ночи?! Дни и те черным-черны, И летом мерзнешь, словно бы зимою… Все реже вести от живых с войны. Все больше писем с траурной каймою…
И если почтальон стучится в дверь, Мать открывает дверь, чуть-чуть помешкав: Не верит мама камушкам теперь – Их обещанья были злой насмешкой.
Ты различаешь белый свет едва, В усталом сердце отдаются взрывы, Но поднята высоко голова. И это знак, что сердце мамы живо И защищать готово сыновей… И ты поешь.
Вот песня этих дней:
Вы, оставившие дом, Вы – птенцы, вы – сыновья. Через грохот, через гром Песня к вам летит моя.
Если в поле вспыхнет свет, Обернитесь на закат: Это мама шлет привет, К вам мечты мои спешат.
Вам легко, и мне легко. С вами я – сто раз на дню. И сыночка своего Я от пули заслоню.
…Но раненые падают птенцы. Но падают в сражениях бойцы. Приходит похоронка в чей-то дом… И наша мама так поет о том:
«Что двое дерутся, я часто видала. Случается им тесновато меж скал. Но как же все люди взялись за кинжал?.. Неужто Земли человечеству мало?!
Кончались все драки по первому знаку: Я брошу платок – пресекается драка. Неужто покончить с войной не могли, Сорвав свои шали, все мамы Земли?!»
Вздыхает мама, причитает, просит, Но дымом горизонт заволокло. Беда все ближе… Холодает. Осень. И помню я, как горе к нам пришло.
Как нас оно настигло, наше горе. О мама! До тебя дошел черед: Под Севастополем упал он в море – Пылающий, как факел, самолет.
Что думал экипаж в тот миг, не знаю! Заскрежетали волны, как мечи. И птица рукотворная, стальная Пошла на дно… А с нею Ахильчи.
Об этом, плача, рассказали маме. Но мама не поверила словам: – Не умер он!.. Над мертвым ставят камень! Наш Ахильчи еще вернется к нам!
Меня, себя не мучайте напрасно! Я верю, рассекая толщу вод, Он выплывет… Ведь он пловец прекрасный! Наш Ахильчи не умер… Он придет!..
Но горе в двери постучало снова – Беда одна не ходит, говорят, Пришло известие из Балашова: Там раненый лежит мой старший брат.
И мы с отцом в дорогу поспешили. Но поездов быстрей бежит беда. И мы прочли на братниной могиле: «Здесь – Магомед Гамзатов из Цада»…
Мы возвратились… Мама онемела. Качнулась. Губы стиснула в тоске. И крупная слезинка искрой белой Блеснула на морщинистой щеке.
Но мама тотчас поднялась проворно. Сказал ей кто-то: – Черное надень!.. – Нет, нет! Я не надену шали черной. Работать буду в скорбный этот день!.. И, стисну зубы, подавив страданья, Весь день трудилась ты до темноты… Так о горянках гордое преданье Своим примером подтвердила ты.
А много позже, разведя очаг запела тихо, гневен был напев:
«Слез моих ты жаждал, враг! Но тебя спалит мой гнев! С неба шлешь огонь, злодей. Смерть полям и селам шлешь, Но от мести сыновей, Душегуб, ты не уйдешь!»
Терпения и кротости царица, Кто силу гнева робкой лани дал? Нежнейших в мире песен мастерица, Откуда в голосе твоем металл?
…Подумать! Грамоте не обучали Горянок старых – наших матерей, Но в дни народной скорби и печали Они предстали мудрецов мудрей.
О матери! Красавицы ущелий! Достойно лик ваш не запечатлен, Ни Рафаэли и ни Боттичелли Не возвели горянок в сан мадонн.
Хоть ваши очи – два потока света И благороден смуглых щек овал. Нигде в музеях вашего портрета Я не встречал… А где я не бывал!
Вам служат рамой горы снеговые. Ваш колорит – рассвета колдовство. О Моны Лизы наши, о Марии, Вы ждете Леонардо своего!
Что знает мир большой о нашей маме, Хоть скромных подвигов ее не счесть? Какой художник красками, словами Ее опишет и воздаст ей честь?
Часть третья
КОЛОКОЛА ЗВОНЯТ О МАТЕРЯХ
«Сердце мое словно гора тревоги. Бейте в колокола». Так говорила мама
1
Мама! На душе – тяжелый гнет, Жжет меня раскаянье и давит. С каждым часом боль моя растет – Никогда, наверно, не оставит.
Мама! В ночь мучительную ту Я, твой сын, с тобою не был рядом. Тщетно ты меня искала взглядом, Уходя во тьму и немоту.
Облегчить твоих не смог я мук, Долг последний свой не отдал маме И не смыл горячими слезами Стужи я с твоих усталых рук.
