Книга о королеве - Чосер Джеффри (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Сидевший скорбный человек.
«И кто же, – мысленно я рек, –
Скорбить ушел в лесную глушь,
Беря пример высоких душ?»
Поняв по благородству черт,
Что рыцарь это, а не смерд,
Был неизвестному готов
Не боле двадцати годов
И четырех, пожалуй, дать я;
О блеске рыцарского платья
Упомянул бы дальше – но
Как уголь бысть оно черно.
Я – право, не опаски ради, –
Приблизился незримо сзади,
Ступая лишь на влажный мох.
И вот, издав тягчайший вздох,
Бедняга скорбь излил в стихах…
Должно быть, он страдал и чах
Неимоверно – ибо плоть
Любую мог бы обороть
Избыток пережитой муки,
О коем возвещали звуки
Бесхитростных и ясных слов,
Изысканных и сложных строф.
Нет! Жить слагатель сих баллад
И песен вовсе не был рад –
Какое горе в них кричало!
Одной лишь повторю начало:
«О, безучастный древостой,
Внимай отчаянной, пустой,
Бесцельной жалобе! О рок,
Услышь заслуженный упрек:
Зачем ты сокрушил пятой,
Сокрыл могильною плитой
Мою любовь? О, почему
За ней, во гробовую тьму,
Ты не ведешь меня, о смерть?
Увы, я брошен, как в тюрьму,
В постылой жизни кутерьму,
В сует никчемных круговерть…»
И отливала от лица
Вся кровь у скорбного певца,
Чье сердце облекалось в лед
Под гнетом горшей из невзгод.
Коль сердце страждет, наше тело
Томится тяжко и всецело.
И кровь, прервав привычный ток,
Стремится к сердцу, чтоб чуток
Тепла принесть ему назад,
И гибельный умерить хлад.
Любая жила, всяк сосуд
Лишь сердцу кровь тогда несут.
И смолк несчастный – бел, как мел.
И я предстать ему посмел,
И поклонился. Но поклон
Оставил без ответа он.
Глаза в отчаяньи смежив,
Бедняга был ни мертв, ни жив.
Наверное, гадал вотще:
Как жить – и жить ли вообще?
Его ладони, как тиски,
Сдавили впалые виски,
Где прежь положенных годин
Белела изморозь седин.
Казалось, он и слеп, и глух,
И мнилось, разум в нем потух,
Потоплен в глубочайшем горе…
Но, к счастью, он очнулся вскоре,
От бытия не отрешен.
Я вновь откинул капюшон,
И в этот раз на мой поклон
Учтиво и негромко он
Изрек: «Простите, сударь – ведь
Ни слышать вас не мог, ни зреть,
Раздумьем горестным убит».
«О что вы! Никаких обид, –
Я рек. – Меня простите: шум
Я учинил, наверно, дум
Теченье ваших оборвав».
«Знать, у обоих кроток нрав,
Коль, обоюдно смущены,
Винимся, – рек он, — без вины».
Любезный, ласковый глагол!
Казалось, рыцарь вдруг обрел
Покой – коликой доброты
Исполнились его черты!
Я счел за истинную честь
Знакомство новое завесть –
Но речь завел издалека,
Уважив горе бедняка,
Что не вотще и неспроста
Бежал в безлюдные места:
«И впрямь досадно, сударь! Что-то
Не задалась у нас охота:
Бесследно скрылся красный зверь!»
И рыцарь молвил: «О, теперь
Забав охотничьих я чужд!»
«Видать, – я рек, – и бед, и нужд
Возлег на вас тягчайший гнет…
Почто же в дебри вас влечет?
О, гнет, как вижу, наивящ!
Но друга средь глушайших чащ
Вы нынче встретили – и боль
Излейте вслух – а я, насколь
Сумею, разделю избыток
Любых душевных ваших пыток.
И довод подыщу любой,
Чтоб вы не гнулись пред судьбой –
Быть может, разговор в тиши
Подмогой станет для души,
Изведавшей, что значит ад».
И рыцарь взвел померкший взгляд,
Моливший: «Нет! Оставь! Не трожь!..»
А после рек негромко: «Что ж…
Спасибо, друг! Но ты едва ль
Умеришь скорбь, смиришь печаль,
Задушишь вопль моей тоски,
Разъявшей душу на куски!
Я для скорбей рожден и мук –
А сердце длит постылый стук!
Ни стих Овидиев могучий,
Ни звон Орфеевых созвучий
Не развлекают. Марциал
Тоски моей не разогнал.
Меня, увы, не исцелят
Ни Эскулап, ни Гиппократ.
Я ныне жизнь влачить навык,
Как иго – изнуренный бык.
И прирожденный лишь палач
Не вздрогнет, мой подслушав плач.
Где б радость в мире ни жила –
Смерть пепелит ее дотла;
И ненавижу ныне я
Всяк день земного бытия.
Я все бы отдал – а взамен
Желал бы обратиться в тлен.
Кончина! Лучшее из благ!
Да только Смерть, мой лютый враг,
Мольбе усердной вопреки
Подать не хочет мне руки –
А я давно б ее пожал!
О где вы, язва, иль кинжал,
Иль честный меч, иль подлый яд?
О Смерть, отрада из отрад!
И кто же, внемля этот стон
И зная, чем он порожден,
Не сжалился бы? Средь людей
Обрящется ль такой злодей?
Проказник, ерник, баловник
Сникают, глянувши в мой лик:
Аз есмь тоска, тоска есть аз.
А почему – скажу сейчас.
Что песней было – стало пеней.
Смирен я стал – а был надменней
Наинадменнейших вельмож…
Коню подчас втыкает нож
Для вящей прыти всадник в круп –
Вот так и в мой бродячий труп,
Скорбей и горестей комок,
Рука незримая клинок
Вонзает, к жизни вспять гоня,
Как непокорного коня!
Угас мой пыл, увял мой мозг;
Я сталью был, – а стал как воск;
Мой сон пропал, мой смех умолк.
Я львом рыкал – а днесь, как волк,
Стремлю тоскливый к небу вой,
Удел оплакивая свой!
Но Смерть со мной не хочет встречи –
Ни на турнире, ни средь сечи.
Я счастлив был – да не к добру
С Фортуной в шахматы игру
Затеять накатила блажь…
Возьмешь фигуру – две отдашь:
Везенья и удачи мать
Вельми горазда плутовать.
У ведьмы столь прелестный вид,
Не чаешь от нее обид!
И, глядь – нарвался на гамбит:
Поверил, принял – и разбит.
Фортуна с нежностью в очах
Противоправный даст вам шах.
Не верь злодейке ни на грош:
Фортуна – что с нее возьмешь!
О сколь сулит она всегда –
Но лжет без меры и стыда.
Предружелюбно подмигнуть –
И зыркнуть, нагоняя жуть:
Единственный ея закон!
Фортуна – тот же скорпион!
О лицемерный, льстивый гад:
Он изогнется, точно рад
Служить немедля и немало –
И сей же час вонзает жало.
Но, правду молвить, лик пригож
Фортуны – ей же имя Ложь,
Когда во каверзной красе
Летит, восстав на колесе,
Что давит смертных за столом
Игорным – впрочем, поделом!
Суля богатство и почет,
Мерзавка нас в игру влечет –
И сколь негодница мила!
И два у колеса крыла…
Мой милостивый государь,
Что сотворила эта тварь!
Бесперерывно слезы лью
С тех пор, как сел за тавлею
С Фортуной! Вымолвить нельзя:
Обманом забрала ферзя –
А я, дурак, разинув рот,
Глядел, как тварь ферзя берет!
Рекла Фортуна: «Шах и мат».
И хмыкнула: «Сам виноват».
А дан был мат – заблудшей пешкой…
С Фортуной – не зевай, не мешкай:
Ей проиграл бы сам Аттал,
Что шахматы изобретал!
Я ж был невежда – не мастак
Атак, защит и контратак,
Создатель коих – Пифагор,
