275. Лето
Жаром веяли дни июля,
Накалялся сухой песок,
Только на море ветры дули,
Был сердитый прибой высок.
Здесь, у взморья, друг друга встретив,
Мы бродили плечо в плечо:
Двое взрослых, и с нами третья —
На земле еще новичок.
Ей ничто не казалось малым,
Не пугала ее гроза,
И когда она подымала
К дальним тучам свои глаза, —
Так до дна они голубели,
Будто с первого дня ее
Расстилалось у колыбели
Моря чистое бытие.
А вдали, где каймою плоской
Берег заводи окружал,
Вечерами лиловой блесткой
В камышах прожектор лежал.
И порою, когда прохлада
Берегами брела впотьмах,
От маневренной канонады
Стекла вздрагивали в домах.
Этот грохот на полигоне
Был нам сторожем за окном.
И, приникнув щекой к ладони,
Спали дети спокойным сном.
А наутро был снова слышен
Хохот в зарослях сосняка.
И внезапно за ближней крышей
Угол паруса возникал.
И летящий за яхтой прямо,
Загорался в глазах ребят
Самый чистый, бесстрашный самый
Солнцу радующийся взгляд.
1941 {275}
276. Снова лето
Еще со взгорья, как штыки нацелясь,
Торчат сухие, мертвые стволы.
И, словно зло оскаленная челюсть,
На мшистом склоне надолбы белы;
Еще землянок черные берлоги
Сухим быльем с краев занесены,
Зияют в чаще по краям дороги,
Но этот лес — живой музей войны.
Уж на дрова разобраны завалы.
Природа нам союзницей была:
Она дождями гарь боев смывала,
На пепелище зелень привела.
И хутора спускаются в долину,
С угрюмым одиночеством простясь,
И жизнь полей становится единой,
И неразрывной будет эта связь.
Еще для слуха кажутся чужими
Названья сел, и путь меж ними нов,
Но Родины единственное имя
Встает, как день, над волнами холмов.
И люди здесь спешат трудом и словом
Запечатлеть во всем ее черты,
Уже навек сроднившись с краем новым
В сознании спокойной правоты.
1941 {276}
Евгений Саввич Нежинцев родился в 1904 году в Киеве. Учился в гимназии. С пятнадцати лет начал работать. Был табельщиком, сторожем, конторщиком, подручным слесаря. Учился в Киевском политехническом институте, на электротехническом факультете. Печататься стал с 1922 года в киевской газете «Пролетарская правда». Нежинцев давал в газету не только стихи, но и заметки на производственные темы.
В 1927 году Нежинцев закончил институт и приехал на строительство Волховской гидроэлектростанции, затем был переведен в Ленинград на должность инженера Ленэнерго. С этого времени его литературная деятельность тесно связана с Ленинградом.
Занимался поэт и переводами с украинского: переводил Т. Шевченко, И. Франко, М. Коцюбинского, современных украинских поэтов. Переводил Нежинцев также с английского и французского языков.
В 1930 году в Киеве вышел первый стихотворный сборник Нежинцева «Яблочная пристань», а в 1931 году там же — второй — «Рождение песни».
В июне 1941 года Евгений Нежинцев ушел добровольцем в отряд народного ополчения, но болезнь помешала ему отправиться на фронт. В ноябре 1941 года он слег, однако и в больнице продолжал работать над переводом повести И. Франко «Столпы общества», завершил который в конце 1941 года.
Евгений Саввич Нежинцев умер в Ленинграде от голода 9 апреля 1942 года.
277. Петит
Буква за буквой брели в набор,
В узкую щель плоскогрудых шпаций.
Осень и дождь. Невысокий забор
И ветви давно отшумевших акаций.
Годы, как литеры, шли из касс
В белые вьюги. Падали снова.
Годы верстали простой рассказ,
В кассах храня закипавшее слово.
Замерло слово. Застыло. Лежит.
Слово в свинце и свинцом перевито.
Вот почему здесь и радость, и жизнь
Набраны узким, скупым петитом.
Осень пришла, как всегда, в набор,
В мутную цепь равнодушных шпаций.
Плакала осень — лицом в забор —
В мокрых ветвях отшумевших акаций.
Вечер был слеп, да и ночь слепа —
Ночью в наборной шатался некто.
Первые гранки проспал метранпаж,
И корректуры проспал корректор.
Солнце и снег, и дождь поутру.
Редактор в поту, и очки сбиты:
По первой странице — водой из труб —
Хлынули дружно ряды петита.
По снежному полю на штурм орда, —
Черною дробью в снега впиться.
Стрелою накрест летал карандаш,
И руки в бессилье рвали страницы.
Поздно — колонн завоевана грань.
Последние строчки петит таранит.
Редактор знал:
Пропала игра.
И вещи наспех легли в чемодане.
А пули хлестали всю ночь в окно,
И люди, как кролики, жались с опаской.
На утро газетчики сбились с ног,
И пахли листы непросохшею краской.
<1929> {277}
