Завтрашний ветер - Евтушенко Евгений Александрович (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
денность в том, в чем вовсе не убеждены. Патриотизм
восходит на крови собственного подвижнического не-
равнодушия к народу. Но неравнодушие к своему на-
роду никогда не замыкалось в нашей классике на
почвенничестве, никогда не сводилось к умиленной эт-
нографии, никогда не доходило до того, чтобы возвы-
шать свой народ за счет унижения других. Русская
интеллигенция устами Короленко высказала свое
отвращение к насаждавшемуся царской бюрократи-
ей антисемитизму. Долго тянулся спор между славя-
нофилами и западниками, но практика решила этот
вопрос по-своему. Не подражая, не обезьянничая, рус-
ская классика впитала все лучшее, что было на Запа-
де, и, переплавив это в горниле русской совести, при-
шла и завоевала Запад Толстым, Достоевским, Чехо-
вым, определив на много лет вперед все развитие ми-
ровой литературы.
Еще один урок русской классики — лишь нерав-
нодушие к собственному народу дает право неравно-
душия к человечеству. Без любви к своей нации ин-
тернационализм невозможен. Но любовь только к сво-
ей нации, без любви к другим народам, может пре-
вратиться в национальный эгоизм. Пушкин, мечтая
о том времени, «когда народы, распри позабыв, в ве-
ликую семью соединятся», писал о стране будущего,
где его назовет «всяк сущий в ней язык, и гордый
внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг сте-
пей калмык». Это было гениальное поэтическое пред-
видение Союза Советских Социалистических Респуб-
лик. Если бы не было русской классики, не было бы
Ленина. Русская классика заложила основы той
гражданственности, которую мы называем социалис-
тической. Русская классика — это опыт титаниче-
ских усилий по преодолению трагической разобщен-
ности людей. В современных условиях эта разобщен-
ность усиливается благодаря всевозрастающей опас-
ности узкой специализации в той или иной области.
Писательская специализация для писателя убийствен-
на. «Россия — молодая страна, и культура ее — синте-
тическая. Русскому художнику нельзя и не надо быть
специалистом. Писатель должен помнить о живопис-
це, музыканте, архитекторе, тем более прозаик —
о поэте, поэт — о прозаике. Так же неразлучны в Рос-
сии живопись, музыка, проза, поэзия, неотделимы от
них и друг от друга — философия, религия, общест-
венность, даже политика. Вместе они и образуют мощ-
ный поток, который несет на себе драгоценную ношу
национальной культуры...» (А. Блок). Добавим к это-
му — писатель должен думать о крестьянине, рабо-
чем, солдате, ученом, инженере, студенте, школьни-
ке и о каждом несмышленыше, заявляющем о своем
появлении торжествующим криком. Искусство — это
то, что соединяет людей в нацию, в человечество. Ложь
разъединительна, соединять можно только правдой.
Опасна не только разобщенность с живыми, но и
разобщенность с мертвыми. Для молодого писателя
разобщенность с классиками то же самое, что разоб-
щенность с Родиной. Классики думали о будущих пи-
сателях и передавали им через пространство времени
свои заветы. Небрежное обращение с этими заветами
пагубно.
Гоголь писал, обращаясь и к нам, его потомкам:
«Скорбью ангела загорится наша поэзия и, ударив-
ши по всем струнам, какие есть в русском человеке,
внесет в самые огрубелые души святыню того, чего
никакие силы и орудия не могут утвердить в челове-
ке, вызовут к нам нашу Россию — нашу русскую
Россию — не ту, которую показывают нам грубо ка-
кие-нибудь квасные патриоты, и не ту, которую вы-
зывают нам из-за моря очужеземившиеся русские, но
ту, которую извлечет она из нас же, и покажет таким
образом, что все до единого, каких бы ни были они
различных мыслей, образов воспитания и мнений, ска-
жут в один голос: это — наша Россия».
Уроки русской классики — это уроки отношения
к Родине и человечеству.
ГРАЖДАНСТВЕННОСТЬ —
ВЫСШАЯ ФОРМА САМОВЫРАЖЕНИЯ
Есть выражение «войти в литературу», которое по-
рой употребляется с обескураживающей легковесно-
стью. Литература — это часть истории, и войти в нее
означает войти в историю. Литература начинается со
сказанного впервые. Сказанное впервые всегда звучит
как полновесный мужской удар кулаком среди уют-
ного постукивания доминошных костяшек литератур-
ного «козлозабивательства». Но удар кулаком по сто-
лу, заявляющий: «Я пришел!», оправдан только тог-
да, когда пришел не только ты сам, а вместе с то-
бой пришло нечто большее, чем ты, — когда весь
опыт предыдущих поколений могуче брезжит за тво-
ими плечами, а страницы, написанные тобой, трепещут
в твоих руках, как живой, уникальный документ опы-
та нового поколения.
Молодой писатель без хотя бы намерения сказать
что-то никем до него не сказанное — явление про-
тивоестественное. На свете нет людей, которым не-
чего сказать. Каждый новый человек в человечест-
ве обладает своими единственными тайнами бытия, и
каждому человеку есть что сказать именно впервые.
Продерешься к собственной душе — найдешь и соб-
ственные слова. Эпигоны—просто-напросто слабоволь-
ные люди, по трусости или по лени не пробившиеся
к собственной душе. Внутри каждого человека, будь
то приемщица химчистки, увенчанный лаврами генерал,
дворник или космонавт, крестьянка или балерина,
живет и чаще всего погибает хотя бы одна потенци-
ально великая книга их жизни, где все неповторимо,
все единственно. Даже жизнь любого закоренелого
бюрократа по-своему уникальна, как эволюция чело-
веческого невинного существа, торкавшегося ножон-
ками во чреве матери, до расчеловеченной, обумажен-
ной особи. Но нам еще неизвестна книга «Исповедь
бюрократа». А жаль. Было бы поучительно. Порой
самые замечательные люди, рассказывая истории из
своей жизни, становятся косноязычными, путаются во
второстепенном, а если и оказываются прекрасными
застольными рассказчиками, то, прикасаясь пером к
бумаге, невыносимо ускучняют жизнь. К счастью, есть
и хорошие мемуары, но они принадлежат, за редки-
■
ми исключениями, перу знаменитостей, а приемщи-
цы химчисток, дворники и многие-многие другие ме-
муаров не пишут.
Большая литература — это художественные мему-
ары человечества. В каком бы жанре большой писа-
тель ни работал, он прежде всего документалист, по-
тому что его творчество — это эмоциональный
художественный документ, составленный не только на
основании всего написанного, но и всего еще не напи-
санного. Выражая только самих себя, мы на самом
деле не поднимаемся до самовыражения. Есть писа-
тели самих себя, но это не большая литература. Боль-
шая литература — это писатели людей. Большая ли-
тература — это победа над смертью, дорастающая до
уровня еще недоступного медицине воскрешения лю-
дей, о чем мечтал своеобразнейший философ-идеа-
лист Федоров. Конечно, без самовыражения нет ис-
кусства. Но когда самовыражение превращается в
«самоворошение» — это эгоизм. У стольких людей па
холодеющих в последний час губах могут навсегда
умереть не высказанные ими тайны их жизнен. Мо-
лодой писатель сам еще тайна и для себя, й для
других. Но только самовыразиться мало. Гражданст-
венность есть высшая степень самовыражения. Преж-
де чем войти в литературу, надо, чтобы в тебя во-
шли твой народ, твоя страна. Салтыков-Щедрин
писал: «Отечество есть тот таинственный, но живой
организм, очертания которого ты не можешь отчет-
