Одиссея поневоле (Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевс - Свет Яков Михайлович

Яков Свет

ОДИССЕЯ ПОНЕВОЛЕ

Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевствах Кастильском и Арагонском

Слово от автора

Цепочка Багамских островов, не очень больших и совсем маленьких, тянется от полуострова Флориды к Кубе и Гаити. Все эти острова по пояс погружены в теплые атлантические воды. Пожалуй, если бы не кораллы, они ушли бы с головой в морские пучины. Однако несметная рать этих неутомимых строителей создала на полузатопленных древних цоколях долговечные белокаменные надстройки.

Одна из таких надстроек венчает остров Гуанахани. Он лежит на восточном крае Багамской гирлянды и с птичьего полета похож на длинный плот, потерпевший крушение в тропических водах. Почти во всю его длину зияет огромная пробоина — провал, вместивший в себя большое озеро. Рядом проступают пробоины поменьше — вмятины, заполненные мелкими озерами.

Гуанахани невелик. Длина его пятнадцать, ширина четыре-пять миль. Вдоль берегов, как зубы дракона, рассеяны остроголовые рифы. Только в двух-трех местах к бухтам, врезанным в белые берега, ведут безопасные проходы.

Вероятно, на таком же острове некогда нашел приют Робинзон. Но в отличие от робинзоновской обители Гуанахани остров обитаемый. И волей судеб ему суждено было стать первой землей Нового Света, открытой Христофором Колумбом. Это открытие было великим событием. Гуанахани — островок у ворот «Индий», тех «Индий», которые издавна вызывали у европейцев корыстные грезы о золоте и пряностях, о драгоценных камнях и сказочных сокровищах царей Востока, — лежал в преддверии исполинской суши, несметно богатой и густонаселенной. Приметы вожделенного золотого руна высматривали за морем-океаном новые Ясоны, эти приметы они настойчиво искали, внезапно открыв на краю света остров Гуанахани. Их реляции об этом острове были обстоятельными инвентарными описями, актами оценки новых земель. Европа открыла Гуанахани, Европа желала знать, какой ценой можно будет этот остров, быть может лежащий во владениях Великого хана, освоить, покорить, прибрать к рукам.

12 октября 1492 года совершилось двойное открытие: Европа открыла Гуанахани, а Гуанахани открыл Европу.

На Гуанахани обитали в ту пору индейцы-таины. Себя они называли лукайцами — Людьми Островов. На три тысячелетия и на три исторические формации они отстали от кастильцев Колумбова времени, но им, как и всем людям, ничто человеческое не было чуждо. Гости с Востока вызывали у них бурю разнородных эмоций — удивление и радость, страх и тревогу. Их извечный уклад был нарушен, грядущее отныне сулило им великие перемены. И кроме того, нежданные пришельцы были для них созданиями непонятными и странными, куда более странными, чем оказались бы для нас посланцы соседней галактики. Ведь лукайцы полагали, что весь подлунный мир населен их бронзовокожими собратьями, они не знали, что за линией солнечного восхода есть страны, где живут бородатые люди, плавающие на огромных белокрылых лодках и вооруженные огнедышащими палками.

Неведом был лукайцам и нрав их непрошеных гостей. В 1492 году ни один островитянин не мог вообразить себе, что спустя тридцать лет Гуанахани станет необитаемой землей, что все исконные обитатели этой земли будут истреблены жестокими и алчными пришельцами с Востока. Густые леса, тихие озера, белые скалы остались безмолвными свидетелями кровавых событий первых десятилетий XVI века.

Много лет спустя на Багамские острова пришли археологи. Они отыскали немало мертвых памятников мертвой культуры — осколки глиняных сосудов, рисунки на стенах пещер, каменные топоры, фигурки богов, обломки всевозможной утвари. Эти находки позволили восстановить картины таинского прошлого. Правда, картины эти оказались бледными, тусклыми, отрывочными, они были подобны разрозненным кадрам старой киноленты.

Трудно постичь живую душу мертвого народа. Для этого требуются не только археологические «кадры». Впрочем, мы располагаем и иными ключами к духовной культуре таинов-лукайцев. Их облик, их быт, их обычаи в свое время описали некоторые испанские путешественники. И кроме того, в знойной венесуэльской сельве сохранились почти не затронутые цивилизацией племена индейцев-араваков, близких родичей лукайцев. В аравакских лесных селениях до сих пор звучат песни доколумбовых времен. В непролазных чащобах живут злые и добрые духи — братья лукайских леших и водяных…

Одним словом, попытка войти в духовный мир гуанаханийцев не столь уж безнадежна. К тому же герой нашей повести Ягуа, которому испанцы дали имя Диего, — лицо совершенно реальное. О нем упоминали младшие современники Колумба Бартоломе Лас Касас и Гонсало Фернандес де Овьедо. Он был личным переводчиком великого мореплавателя, он участвовал в трех его экспедициях, он открывал Европу в ту пору, когда Колумб открывал Америку.

В «Божественной комедии» Вергилий водит Данте по девяти кругам ада. В этой повести роль подобного гида играет гуанаханиец Диего.

Мы посетим вместе с ним Гуанахани в дни, когда жители этого острова, потрясенные, очарованные, подавленные и ошеломленные, впервые встретились с Колумбом и его спутниками. Мы совершим вместе с подневольным Одиссеем-Диего путешествие на Кубу и на Эспаньолу, с ним же пересечем море-океан, высадимся в Лиссабоне, посетим Испанию и двор католических королей — Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского. А затем вернем нашего Одиссея-Диего на его родной остров, багамскую Итаку, чья судьба окажется не менее печальной, чем судьба Илиона, уничтоженного данайцами.

Важные путеводные указания нам даст сам Колумб. Отрывки из его писем и дневников [1] вплетены в ткань «Одиссеи поневоле» не как чужеродные вставки, а как нити ее основы.

Наша повесть начинается 5 октября 1492 года, за неделю до открытия Нового Света.

СЕМЬ ДНЕЙ ДО ДНЯ «ИКС»

День первый

Пятница, 5 октября. Плыли своим путем. Шли 11 миль в час, за день и ночь проделали 57 лиг, потому что ночью ветер немного ослаб. Насчитали людям 45 лиг. Море спокойное и тихое. Адмирал говорит: «Господу надо воздать великую хвалу». Травы нет никакой, много птиц… Летающие рыбы во множестве проносились над кораблем.

Шел шестьдесят четвертый день великого плавания. Оно началось 3 августа 1492 года, когда «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» — три корабля адмирала моря-океана Христофора Колумба — вышли из андалузской гавани Палос.

На трех кораблях шли на запад девяносто человек. Девяносто аргонавтов, ведомых великим генуэзцем к берегам Дальней Азии.

Семь лет Колумб отчаянно боролся за свой проект, убеждая королеву Изабеллу Кастильскую и короля Фердинанда Арагонского, что Индии — сказочно богатые страны азиатского Востока — достижимы, если плыть к ним прямо на запад.

Ценой мук и страданий он выиграл чернильную битву, прорвался через рогатки и барьеры королевских канцелярий, получил право на снаряжение трехкорабельной флотилии и титул адмирала моря-океана.

Ему удалось в ничтожно короткий срок эту флотилию снарядить, родиной ее стал приморский городок Палос. В Палосе находилось много опытных моряков; им суждено было стать соратниками Колумба. Соратниками и соперниками… Палосский морской волк Мартин Алонсо Пинсон, оказавший адмиралу важные услуги в пору снаряжения кораблей и назначенный капитаном «Пинты», был соперником номер один. Он желал пожать плоды грядущих открытий. Земляки Мартина Алонсо Пинсона — а их немало было во флотилии Колумба — не доверяли безвестному командиру-генуэзцу. Им казалось, что он одержим гибельным желанием завести корабли на край света, туда, откуда нет и не может был возврата. Зная это, адмирал скрывал от них истинные дистанции пройденного пути. Поэтому и внесена была в его дневник двойная запись о расстоянии, преодоленном в день 5 октября.