Порт-Артур. Том 1 - Степанов Александр Николаевич (книги онлайн .txt) 📗

Генерал дремал, греясь на солнышке. Белая фуражка с огромным козырьком мерно покачивалась вместе с генеральской головой. Длинный, до колен, китель мешком сидел на его сухощавой фигуре. На коленях генерала лежал большой старинный бинокль, больше похожий на две спаренные подзорные трубы.

– Донесение вашему превосходительству от полковника Третьякова! – отрапортовал прапорщик.

– А? Что? – вскинулся генерал. – От Третьякова? Ну, что он пишет? Прочтите шами, а то я беж очков не вижу! – прошамкал Надеин. – Напрашно он панику ражводит! Японцы уже отштупают по вшему фронту. Я об этом уже пошлал телеграмму в Артур, – проворчал недовольно генерал, когда Звонарев прочитал ему третьяковское послание.

– Шам пишет, что японцы перештали штрелять, и тут же требует шебе артиллерию и режервы. Ничего я ему не дам. Пушть выкручиваетша шам. – И генерал опять погрузился в приятную дремоту. Прапорщик в недоумении топтался на месте, не зная, что ему предпринять дальше. – В Шеваштополе куда хуже бывало, и то помощи не прошили, – вдруг заговорил опять генерал, не открывая зажмуренных глаз. – На четвертом баштионе по дешять – двадцать человек оштавалошь и то отбивалишь шами от францужов, и от англичан, и от итальянцев.

Опять последовала пауза.

– Генерал Фок не прикажал давать режерв. Он на жавтра понадобитша. – И генерал окончательно замолчал.

Звонарев отошел в сторону и стал наблюдать за картиной боя на правом фланге. На светлом фоне залива Хунуэнеза был отчетливо виден силуэт русской канонерской лодки «Бобр», которая громила левый японский фланг и тыл. Большие столбы дыма от разрыва крупных морских снарядов взлетали около занятой противником деревни. Вскоре деревня загорелась. Японцы стали быстро выбегать из нее, скрываясь в тылу. Прапорщик сообщил генералу свои наблюдения.

– Я же вам говорил, что японцы отштупают. Шкоро они побегут по вшей линии, – не поднимая головы, равнодушным тоном отозвался генерал.

В это время справа показалась выезжающая на позицию полевая батарея. Звонарев залюбовался, глядя на то, как на широком галопе она строго держала равнение и дистанцию между орудиями. Впереди на вороной лошади скакал командир, сопровождаемый трубачом на традиционном в артиллерии белом жеребце. Как только батарея вылетела на хребет, в воздухе блеснула командирская шашка, и тотчас, совершив на полном галопе заезд, батарея снялась с передков, а упряжка двинулась в тыл. В следующее мгновение первое орудие уже дало выстрел, а за ним, нагоняя друг друга, загрохотали и семь остальных.

– Очередь! – донеслась команда с батареи.

– Не правда ли, лихо? – проговорил очнувшийся Надеин. – Люблю шмотреть на артиллерийшкую штрельбу. Шердше радуетша.

Но не успела батарея выпустить и нескольких очередей, как на нее обрушились десятки японских снарядов. Огонь батареи сразу ослабел, ее заволокло дымом и пылью, сквозь которые были видны падающие на землю люди, перевернутые зарядные ящики и опрокинутые подбитые орудия.

Не прошло и пяти минут, как прислуга начала торопливо на руках скатывать вниз уцелевшие два-три орудия. Еще немного, и на позиции батареи никого не осталось, кроме белеющих на зеленом фоне травы рубах убитых и раненых. Батарея прекратила свое существование.

Звонарев был потрясен.

– Царштво им небешное! Не повежло им шегодня, – прошамкал генерал и, сняв фуражку, перекрестился размашистым крестом.

– Что прикажете доложить полковнику Третьякову? – осмелился наконец спросить прапорщик.

– Ах, вы еще ждете? – откликнулся генерал. – Там под горкой в куштах шидит капитан Романовшкий. Пожовите его ко мне, я с ним хочу посоветоваться.

Звонарев подошел к указанному месту и нашел лежащего на бурке молодого капитана генерального штаба.

– Вас просит к себе генерал Надеин, – обратился к нему Звонарев.

– Что? Надеин? Что еще надо этому старому!.. – нехотя отозвался капитан, лениво поднимаясь на ноги.

Надеин рассказал Романовскому о просьбе Третьякова.

– По-моему, вполне основательные требования, ваше превосходительство. Если японцы начнут отступать, то эти батальоны с артиллерией можно будет бросить в преследование, а если опять будут атаковать, они помогут Третьякову отбить атаку, – с апломбом проговорил капитан.

– А что шкажет потом Фок?

– Едва ли он скоро появится здесь, – усмехнулся капитан.

– Да, и Фок, и Штешшель не любят штрельбы. Еще в шеяьдешят шедьмом году, когда они у меня в роте шубалтернами [116] были, то как подниметша штрельба, так оба и норовят в обож уехать, – оживился генерал. – И оба крешты жа других получили. Фок на Шипке [117] и не был, а крешт жа нее имеет. Штешшель в шорока верштах от Тяньджиня был, когда его брали, и тоже умудрилша получить крешт жа его вжятие, вше по протекции. Хорошо тому, у кого рука наверху ешть, – вздохнул генерал.

Романовский быстро набросал на полевой книжке ответ Третьякову и подал Надеину для подписи.

Звонарев уже собирался ехать назад, когда неожиданно к ним подъехал с большой свитой Фок.

– Как дела, Митрофан Александрович? – обратился он к Надеину, поднявшемуся со стула ему навстречу.

– Японцы отштупают, а Третьяков прошит помощи! – ответил генерал, указывая на Звонарева.

– Передайте полковнику Третьякову, что он не командир полка, а дерьмо собачье! – крикнул Звонареву сразу вскипевший Фок. – Больше ничего, можете ехать.

Прапорщику ничего не оставалось как повиноваться, и он пошел к ординарцам, которые валялись на земле около своих лошадей.

Через четверть часа Звонарев уже был у Третьякова и передал ему на словах ответ Фока.

– О чем они думают? Японцы не только не отступают, но, наоборот, усиленно накапливаются против нашего левого фланга у деревни Сидай и против центра – за Цзинджоу! На левый фланг я отправил последний резерв. Теперь у меня остались только штабные ординарцы, – возмущался полковник. – Потом меня же винить будут, если японцы прорвутся и займут позицию.

Прапорщик отправился к своим батареям.

Вскоре бой возобновился по всей линии. Теперь японцы обрушились на стрелковые окопы. Эти окопы вовсе не имели бетонных блиндажей, а прикрывались лишь легонькими деревянными козырьками, которые могли предохранить только от ружейных и шрапнельных пуль, но не от артиллерийского огня.

Траншеи наполнялись ранеными и убитыми. Вскоре на задние аппарели окопов стали выбрасывать трупы, которые мешали передвижению в траншеях.

Белые рубахи убитых образовали за окопами четко видимую японцами кайму, чем еще больше облегчали им пристрелку.

На море появились ушедшие было японские суда и начали фланговым огнем обстреливать стрелковые траншеи. Мощные взрывы морских снарядов сносили сразу по нескольку саженей окопов и проволочных заграждений. Положение пехоты стало критическим. Звонарев с волнением наблюдал за развертывающейся перед ним драмой, не имея возможности ничем помочь стрелкам.

– Ваше благородие, японец лезет на наши окопы! – показал пальцем Купин на цепи противника, быстро приближавшиеся со стороны деревни Сидай.

– Прямой наводкой шрапнелью! – скомандовал прапорщик, и несколько белых разрывов появились над неприятельскими цепями.

Японцы сразу остановились и припали к земле, скрываясь за малейшими укрытиями на местности.

Звонарев еще раз удивился тому, насколько хорошо сливалась с местностью их защитная одежда.

Вскоре губительный артиллерийский огонь заставил стрелков очистить передовые окопы и отойти на вторую линию. Батареи наполнились ранеными, искавшими укрытия в бетонных блиндажах.

На перевязочном пункте не хватало рук, и все артиллеристы, не занятые около орудий, превратились в санитаров, наскоро оказывающих помощь раненым.

Артиллерийские позиции все больше наполнялись стрелками, которые постепенно уходили из совершенно уже разрушенных окопов.