Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович (список книг .TXT) 📗
– Пусть поработает за всю свою породу!..
Василий, смахивая пот со лба, подошел к Валентине.
– Что, упарились, товарищ Сунцова?.. А ну-ка, давайте я…
Он взял у нее из рук лопатку и весело заглянул в глаза.
– На первый день с вас хватит… Садитесь, отдохните, а мы докончим этот клочок.
Ударяя раз за разом, он разбил на куски снежную глыбу и, выкидав наверх комья, свалился, обливаясь потом, в кружок к женщинам.
– Куча мала! – крикнула Настя, вскочив верхом к нему на спину. – Вот же конь гулялой!
– Он двадцать пудов попрет и не крякнет.
– Здоров, якорь его возьми, как листвяжный пень! – смеялись приискатели.
Старшие драгеры поднимались и, вскидывая на плечи заблестевшие на солнце лопаты, направлялись к конторе.
– Шабаш!
И так же, как утром, рабочая армия с веселыми криками возвращалась к кладовым, стуча инструментами. Василия догнали Качура и Вихлястый. Оба они, с обмытыми потом лицами и горящими глазами, заговорили вперебой:
– После такого воскресника не мешало бы ребят побаловать.
Голос Вихлястого звучал неврастенически-радостно.
– Да и не квасить ее нам, – поддержал Качура, суетливо поспевая шагать за Василием. – Только народ она дразнит!
– Да о чем вы толмачите? – недоумевал Василий.
– Как о чем, самогонки-то у нас ведерок двадцать, поди, будет? У мужиков-то отняли! – наклоняясь, шепнул Вихлястый.
Василий, дернув головой, засмеялся.
– Сейчас же выльем вон, чтобы не воняло ею на прииске.
Вихлястый и Качура враз кинули на него испуганные взгляды.
– Да ты чего, облешачил, парень? – обидчиво заскрипел Качура упавшим голосом. – Ведь здесь тайга, а не город. Там тоже – из рукава, а тянут! Зачем растравлять людей? Они кабы не знали про это…
– Выдать, конечно, – отчеканил за их спиною голос техника Яхонтова.
Василий с удивлением взглянул на него и приотстал, выравниваясь.
На упрямом лбу Яхонтова не было обычных складок, и черные глаза не прятались в глубокие орбиты.
– Вот и я говорю тоже, – обрадовался Качура, – ведь не для пьянства, Борис Николаевич, а так, чтобы добро не пропало зря. И наряду будет веселее.
– Ясно! – поддержал Яхонтов. – Если мы не выдадим, то они сами возьмут и правы будут.
Василий расхохотался.
– Чудаки! Вам самим хочется нутро смазать… Ну, я же не возражаю! Правду говорит Качура – тайга… А сегодня мы заробили по хорошей баночке. Но только это в последний раз.
На крыльце конторы их поджидала кучка рабочих и баб с Никитой во главе.
– Порцию, начальство! – крикнул кто-то с задорным смехом, и за ним раздались десятки осипших, пересохших голосов:
– Порцию!!!
Толпа в тесной давке нажимала на крыльцо, обтаптывая друг другу ноги. Жарко дышали груди.
– Вот, видишь, – толкнул Яхонтов локтем Василия. – Все в курсе дела. Грамотный народ!
Василий так же, как и утром, протянул руку.
– А ну, подравняйся!..
И когда ряды вытянулись и закачались зигзагами, как туловище большого змея, он вскочил на крыльцо.
– Товарищи! Мы сегодня в первый раз ударили по тяжелой разрухе… И здорово трахнули… Поэтому ничего не будет пакостного, ежели смочим загоревшую утробу. Но только вперед – к чертовой матери эти порции! От них воняет старым дурманом.
Над тайгою спускался тихий теплый вечер, и чуть слышно шумела дубрава. С гор легкий ветерок приносил смолистые ароматы.
9
Вечером, когда Валентина вернулась с воскресника, она застала дома большую сутолоку. Со стен были сняты все ценные вещи и свалены в кучу. Галина с прислугой и несколько человек тунгусников увязывали их в узлы.
– Сегодня мы уезжаем на Калифорнийский прииск, – с расстановкой сказал Сунцов и в упор взглянул на сестру красивыми цыганскими глазами.
Но Валентина без малейшего напряжения выдержала этот взгляд и так же коротко ответила:
– Я мобилизована на работу и никуда не поеду!
– Ты что же, решила подыхать на пайке с этой шпаной и подвергать себя разным домогательствам со стороны этих карманщиков?!
– Останусь, – твердо ответила Валентина, – надоело! Тебе ли чернить других.
Сунцов не то в испуге, не то в злобе беззвучно шевелил побледневшими губами. Так она еще никогда с ним не говорила.
К Валентине дробно и виновато подбежала сухощавая, жалкая Галина.
– Ну, Валечка, ты прости… Прости нас… Ведь какие бы ни были, а мы все же родные, Валечка. Если бы жили в городе и была бы наша власть, то этих гадостей, может быть, и не было бы…
Она, всхлипывая, склонила маленькую голову с измятыми, как изжеванная солома, волосами на грудь Валентины и в судороге причитала:
– Ты думаешь, мне, ему легко расставаться с этим гнездом? И опять ты… Ведь он один у тебя брат! Вас двое на всем свете.
Валентина отвела невестку в сторону и усадила на мягкий, обтянутый шевро диван.
– Опять же, ты знаешь, я беременна, и придется быть одной среди тайги, – тянулась к ней руками Галина. – А мы бы прожили год какой и, может быть, в город переехали, а там тебе и в университет можно.
Валентина встала и прошла в свою комнату.
– Ну, подумай же, Валя, – не отставала от нее Галина. – С разбойниками… Ну, с людьми, которые оплевали даже самого господа бога и ограбили весь мир. Неужели же тебе не страшно оставаться с ними?!
– Нет, – решительно сказала Валентина. И насмешливо, укоризненно взглянула в изуродованное лицо невестки:
– Чудная ты, Галина! Какая разница?.. Вернее, большая разница: они грабят и мы с Евграфом грабили… Мы – для себя, они – для всех.
– Милая Валечка! – вдруг припала к ней на грудь Галина. – Я и сама бы не поехала, но куда я – урод, больная? Ты сильная и умная, а я…
Она смахнула слезы и уже твердым голосом спросила:
– Ты у него, у Яхонтова, остаешься? Какая он светлая личность! Какой обаятельный человек. Я бы с ним напоследок… Ну, понимаешь, хотя бы последние дни с ним…
– Вот глупости ты городишь, – остановила ее Валентина. – Я остаюсь просто работать. И не так уж страшны они, как мы представляли.
Она вытянула перед собой руку и сжала ее кольцом. Около плеча вздулся упругий бугор.
– Вот видишь? А знаешь, как приятно поломаться на работе, и мне кажется, я привыкну скоро к ним.
На дворе заскрипели сани.
– Вот скоро и ехать, – сказала Галина. – Знаешь, с нами едет тридцать семей… Ты бы передумала?
Валентина опустила голову на ладони и тихо сказала:
– Нет! Да и для тебя же хуже будет, если я поеду…
В комнату вошел Сунцов и несколько человек тунгусников.
Они поспешно выносили имущество. Евграф в нерешительности постоял около дверей, но подошел к женщинам развязно.
– Ну-с, собирайтесь! – сказал он. – А ты, Валя, брось из себя революционерку разыгрывать. Если желаешь испортить себе жизнь, то – пожалуйста… Но только напрасно… Мы тебе не враги. И не думаешь ли ты, что здесь будут дражные работы? Ерунда! Вот какой-нибудь месяц… и они останутся без хлеба. А время-то уже уходит – летом сюда ничего не завезешь.
Помолчал немного и задумчиво добавил:
– Дураки: верят разным Медведевым и Яхонтовым.
Валентина снова, как в первый раз, взглянула на брата, и Сунцов понял, что его доводы только укрепляют ее решение.
Валентина молча поцеловала невестку и, не оглядываясь, вышла на улицу. Падал мягкий сырой снежок, застилая темные обледеневшие дорожки. На прииске вперекличку хрипели испорченные гармошки и слышались подпевающие голоса: это куча приискателей гуляла после выпитой порции.
Квартира Яхонтова находилась на самом конце прииска, под горой. Из низких окон казармы лучился слабый свет. Мелькали тусклые тени людей. Подходя к двери, она услышала легкий шорох на пригорке и остановилась с занесенной рукой.
«Уехали, – мелькнула мысль. – Ну да, уехали, и с ними ушло все прежнее». И удивилась своему безразличию.
С Яхонтовым она не видалась с глазу на глаз с того времени, когда у мужиков были отобраны продукты. Раньше он часто заходил к Сунцовым и просиживал долгие зимние вечера. Женщины привыкли в нем видеть умного, но неряшливого человека.