Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Эмар Густав (электронные книги бесплатно txt) 📗
Дверь эта выходила на площадку. Налево была лестница очень крутая, которая вела в первый этаж, направо дверь в погреб.
Трактирщик отворил эту дверь. Погреб был наполнен дровами, пустыми бочонками и множеством предметов разного сорта, разбитых или бесполезных.
Пройдя погреб, Герцог отодвинул несколько бочонков, нагроможденных один на другой, и отворил другую дверь.
Посетители очутились тогда в комнате довольно большой, с необходимой мебелью для сиденья, в комнате этой не было окна и воздух входил в отдушину, находившуюся почти в уровень с землей; подняв свою лампу так, что графиня могла свободно рассмотреть комнату, Герцог спросил, смеясь:
— Как вы находите эту гостиную?
— Она очень красива, — ответила графиня таким же тоном, — остается узнать, выполняет ли она требуемые мною условия.
— Ваше желание будет исполнено. Смотрите.
Герцог подошел к стене, прижал гвоздь направо от камина; камин повернулся без шума и обнаружил коридор, довольно узкий и темный.
— Куда ведет этот коридор? — спросила графиня.
— К двери, выходящей к Дуву. Я все это показывал Карлу Брюнеру.
— О! Когда так, я ничего больше не желаю.
— Теперь пожалуйте сюда, — продолжал трактирщик, направляясь к противоположной стене.
Там находилась железная розетка, похожая на отдушник, с проволочной решеткой; приблизившись к этой розетке, можно было видеть и слышать все, что делалось и говорилось в общей зале.
— Прекрасно! — с удовольствием сказала молодая женщина. — Вы довольно честно заработали свои деньги, а счет дружбе не мешает, — прибавила она, шаря в кармане.
Трактирщик остановил ее.
— Нет еще, — сказал он, — мои деньги будут заработаны тогда, когда вы здраво и невредимо выйдете из этого дома, а до тех пор я в вашем распоряжении.
— Хорошо, я согласен; но вы ничего не потеряете, если подождете.
— Знаю, — сказал Герцог, чистосердечно засмеявшись.
— Вы знаете наверно, что этот тайник неизвестен никому?
— Никому кроме меня, барин; до первой революции дом этот был местом сборища для охоты графов фон Сальм, здешних помещиков; в 1790 отец мой купил его и очень удивился, что его занимал бывший помещик, которого все считали переселившимся в Германию и которому, казалось, проще прятаться здесь, где, впрочем, он находился в такой безопасности, что отец мой увидал его только потому, что граф сам вышел из тайника; он знал, что мой отец, его молочный брат, не изменит ему.
— И граф долго прятался в этой комнате?
— Во все время террора; после того, так как никто не может предвидеть будущее, мы сохранили в секрете комнату графа, как я называю тайник; признаюсь, я не понимаю сам, как я решился показать ее вам.
— Вы не станете раскаиваться в этом, — серьезно сказала графиня, — дурные дни вернулись. Кто знает, может быть, по милости доверия вашего ко мне, большие несчастья будут устранены.
— Дай Бог! Барин, теперь пора оставить вас. Не оставляйте огня, свет изменит вам.
— Не бойтесь ничего; я буду осторожен: а вы, мои друзья, — обратилась она к Карлу Брюнеру и его товарищу, — вы знаете в чем мы условились?
— Да, да, господин Людвиг, не беспокойтесь.
Все трое вышли из тайника, дверь которого лесничий старательно запер за собой, а графиня осталась одна с Иоганом Шинером.
Глубокая тишина царствовала в доме; жена и дети лесничего легли спать и уже спали около часа.
Лесничий один в большой зале курил свою огромную фарфоровую трубку, прихлебывая пиво, стоявшее в кружке на столе под рукою у него.
Более часа прошло таким образом; ничто не шевелилось на дворе, не слышалось ни малейшего шума.
Вдруг голос, слабый как дыхание, шепнул два слова на ухо молодой женщине:
— Они приближаются.
Графиня сделала движение, как бы сбрасывая с себя оцепенение, начинавшее овладевать ею, приподняла голову и странная улыбка промелькнула на ее губах, побледневших от волнения. Она стала прислушиваться.
Шум голосов, смешанный с лошадиным топотом, раздавался на дороге с такою силой, которая показывала приближение значительного количества людей.
Лесничий погасил огонь и, вероятно, ушел в свою комнату, потому что зала была пуста.
— Стой! — закричал грубый голос по-немецки. — Мы приехали.
— Не ошибаетесь ли вы? — ответил другой голос с легкой насмешкой.
— Разве вы принимаете меня за дурака, — продолжал первый, — разве вы не видите этой лачуги. Притом, мы сейчас узнаем; привести проводника!
Наступило несколько секунд тишины, потом тот же голос продолжал по-немецки:
— Подойди сюда, негодяй; хорошо. Где мы? На этот вопрос ответа не было.
— Разве ты не понимаешь по-немецки?
— Gar nicht [5], — ответил голос, который графиня узнала и который заставил ее вздрогнуть.
— О! О! — продолжал первый голос. — Это мы увидим.
Послышалось несколько ударов хлыстом, смешавшихся со стонами и с болезненными восклицаниями.
— Das shmeckt ihnen nicht? [6], — продолжал первый насмешливым голосом.
— Es ist abscheulich [7], — ответил холодно другой. Потом прибавил по-французски решительным тоном:
— Повторяю, я не говорю на вашем собачьем языке, я только понимаю его; теперь делайте, что хотите.
— Я спрашиваю у тебя, как называется это место; зачем ты ответил не сейчас, если понял?
— Вы хотите знать?
— Да.
— А если я отвечу вам откровенно?
— Тебе ничего не сделают.
— Хорошо; я вам не ответил только потому, что хотел удостовериться сам, так ли вы злы и грубы, как уверяют все.
— А теперь что ты думаешь?
— Я был не прав, предполагая по наружному виду, что вы люди; вы, действительно, разбойники и варвары.
— Негодяй! — закричал офицер тоном угрозы. — С кем ты осмеливаешься говорить?
— Вы человек, а ваше звание ничего не значит для меня.
— Отвечай на мой вопрос.
— Это Прейе, бывшее место сборища охоты графов фон Сальм, грабителей и воров, каких у вас много, а теперь это гостиница Герцога, моего приятеля, лесничего, имеющего надзор за всем лесом, простирающимся около вас; довольны вы или еще что хотите сказать?
— Да, я хочу тебе сказать, что ты будешь повешен сию же минуту на одном из деревьев леса, о котором ты говоришь.
— Таким-то образом вы опровергаете слова тех, которые обвиняют вас в разбое?
— Уведите этого негодяя и повесьте его!
— Когда поймаете, — с насмешкой возразил француз.
Послышался шум борьбы, потом голос офицера, заглушая другие голоса, закричал с бешенством:
— Донерветер! Эта проклятая собака ускользнула от нас. Стреляйте! Стреляйте!
Шум увеличился, послышались даже ружейные выстрелы.
— Надо отказаться, — сказал, наконец, офицер с досадой, — у этого негодяя оленьи ноги. Донерветер! Пусть он не попадается в мои руки. Эй! Кто там?
— Что вам нужно? — спросил лесничий, показываясь в окно.
— Отвори дверь, негодяй, — грубо сказал офицер, — проворнее, если не хочешь, чтобы она была выбита.
Лесничий знал, с какими людьми имел дело. Не давая себе труда затворить окно, он поспешил отодвинуть запоры двери, и хорошо, что поспешил: уже удары ружьями сыпались как град на гнилые доски несчастной двери, которую угрожали выломать совсем.
Забренчали сабли; это немецкие офицеры сходили с лошадей и тотчас же вошли в залу гостиницы; графиня, все подстерегавшая за железной розеткой, сосчитала их.
Их было девять человек, кроме полковника, казавшегося начальником отряда; все другие офицеры были поручики и капитаны.
Они делали большой шум, говорили громко и стучали по столу ножнами сабель.
— Вина! — приказал полковник.
— Какое прикажете подать? — смиренно спросил трактирщик, бледный от гнева и стыда.
— Всякое, какое у тебя есть, — грубо отвечал полковник, — мы здесь хозяева; все, что у тебя есть, принадлежит нам; принеси вина, пива и водки из черники.
5
Ничего не понимаю.
6
Это вам не по вкусу?
7
Это ужасно.