Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1 - Борн Георг Фюльборн (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
Между тем как гондола королевы приближалась к пристани, трубы заиграли сигнал к возвращению с прогулки.
Прим помог улыбающейся Изабелле выйти на берег, где ее ожидала многочисленная толпа камергеров, интендантов и адъютантов.
В эту минуту дорога, обсаженная померанцевыми деревьями, осветилась разноцветными огнями.
— Я прошу вас дать мне руку, граф Рейс! — милостиво сказала королева.
— Блаженство этой ночи стоит целой жизни, ваше величество, я никогда его не забуду.
— Мне это очень желательно, и потому я с вами с первым, господин граф, чокнусь, — шепнула Изабелла, придавая своему голосу обольстительную интонацию.
Блестящие пары последовали за королевскими четами к павильону парка, залитому светом, как в яркий солнечный день. Это был красивый, наполовину раскрытый павильон в турецком вкусе. Он был весь украшен золотыми полумесяцами, а вокруг крыши его, вырезанной и сделанной наподобие палатки, висели тысячи колокольчиков, которые мелодично звучали, движимые ночным зефиром.
В этот вечер, для принятия двора, павильон был весь заставлен накрытыми столами, удобными креслами и диванами, на которых, сидя и наслаждаясь хересом, малагой и шампанским, можно было вдыхать ароматный, живительный воздух южной ночи.
Прим довел королеву до приготовленного для нее кресла с короной и низко поклонился ей.
— Неужели, ваше величество, эти часы должны пройти, не оставив мне ни одного воспоминания? — прошептал он.
— Ваша жалоба совершенно справедлива, господин граф, — ответила с улыбкой Изабелла, между тем как она с радостью заметила, что в числе других гостей к павильону подходил и Франциско Серрано, — но я все-таки должна остаться у вас в долгу, потому что я раздала все цветы, не подумав о моем верном кавалере! Я не забуду этого долга, господин граф, и заплачу его при первом случае.
В высшей степени обрадованный Прим поклонился Изабелле, а потом королю, который церемонно сел около своей супруги.
Подле них разместились направо и налево королева-мать, герцог Рианцарес, княжна Аронта, маршал Серрано и затем все остальные гости по достоинству.
Испытывая сильное волнение, Изабелла взглянула на герцога де ла Торре, в надежде увидеть на нем букет из белых и розовых роз, потому что все доны прикололи себе брошенные им букеты, как трофеи праздника любви.
Франциско сидел за столом недалеко от королевы подле донны, которую судьба посадила около него, и разговаривал с ней с холодной и вынужденной улыбкой. На Франциско Серрано не было роз. Изабелла увидела это, побледнела, так ей было горько видеть, что Франциско пренебрегает брошенными ею цветами, несмотря на записочку, которую он должен был в них найти. Королева сделалась очень молчаливой и рано удалилась.
Олоцага случайно поймал букет из розовых и белых роз, не зная, кто его бросил и кому он был предназначен. Только когда ушла королева, он нашел возможность прочесть находившуюся между цветами записку, которая гласила так:
«Воротитесь ко мне, иначе я погибну».
Олоцага тотчас же догадался, что слова эти должны заключать в себе глубокую и роковую тайну, но на записке не было ни подписи, ни имени.
ОТШЕЛЬНИК
На западе от Мадрида, за широкой пустынной равниной, простирается большой и густой буковый лес. Перед ним стоит возвышение с кельей святого Исидора, которую духовенство превратило в прекрасную часовню. Святой Исидор сделался с тех пор покровителем Мадрида, и вода, находящаяся в колодце его часовни, имела свойство примирять поссорившихся друзей и любовников.
За этой часовней, к которой приходят очень часто поклоняться, находился густой и дикий лес, в который редко заглядывал человек. Через него не было дорог, а только кое-где виднелись узкие тропинки.
В самой чаще этого леса, в десяти милях от Мадрида, находилась котловина, в которой стояла одинокая хижина. На путешественника, стоящего на высоте и смотрящего в котловину, хижина эта, покрытая тростником, производит странное впечатление. Всякий спрашивает себя, как может существовать человеческое жилище в таком уединении и какой человек обрек себя на житье в такой глуши.
Эта романтическая хижина была построена между четырьмя деревьями, составлявшими своими грубо обтесанными стволами ее боковые столбы, и представляла, таким образом, истинное произведение дикой страны.
Хижину окружало большое пространство, разделенное на грядки и обсаженное разными растениями. Кругом царила тишина и какой-то мир, исполненный блаженства, которого ничто не может нарушить.
Во внутрь хижины вела дверь без задвижки и без замка. Ее большая комната была разделена на две части перегородкой из грубо обтесанных деревьев, сделанной, как видно, гораздо позже наружных стен.
В левой комнате стоял стол из древесного ствола и грубо обтесанных досок; несколько скамеек было расставлено вдоль задней стены. Налево от входа находился камин, сложенный из камней, в котором было сделано отверстие в стене для выхода дыма. Направо же от входа стояло большое распятие, вырезанное из дерева, и которое, как видно, стоило большого труда тому, кто его делал. Перед этим распятием стояла чаша со святой водой, а рядом с ним была высокая постель из мха и листьев. На выдающейся от стены балке висело старое одеяло, а на другой такой же балке были подвешены сушеная рыба, дикие плоды, каштаны и оливы.
В другой комнате было две постели также из моха и листьев, над которыми висела маленькая лампа. На одной из этих постелей лежала скорчившаяся фигура, покрытая теплым одеялом, из-под которого была видна только голова с закрытыми глазами. Это мертвенно-бледное лицо с седыми волосами, упавшими на лоб, наводило невольный ужас.
По огороду, засаженному тыквой, капустой и разной другой зеленью, шла стройная нежная девушка. Великолепные черные волосы обрамляли ее прелестное лицо, сиявшее добротой и тихой грустью. Когда она поднимала свои дивные глаза, они сияли как звезды. Это была Энрика. Она ходила за водой к далекому ключу и теперь возвращалась к хижине, в которой она нашла себе приют вместе со старухой Марией Непардо. Она тихонько вошла в комнату, чтобы не разбудить одноглазую старуху. Нагнувшись к ней, она стала прислушиваться к ее дыханию.
В то же время к двери хижины подходил старик. Его высокую, худощавую фигуру покрывала широкая темная одежда, которую носят монахи. Руки его были сложены на груди, а на ногах не было ни сапог, ни сандалий. Лицо старика, покрытое глубокими морщинами, которые происходили не от старости, смотрело смиренно вниз. Редкие волосы окружали его лицо наподобие венца, спускаясь длинными прядями и почти сливаясь с седой бородой, волнами падающей на грудь. Высокий, выдающийся лоб и благородно очерченный нос придавали наружности старца строгую важность.
Старый, сгорбленный Мартинец, кающийся отшельник дремучего леса, носил на своих плечах невидимый страшный гнет. Он переносил самые горькие лишения и усердно молился в продолжение более половины своей жизни. Но несмотря на все старания, он теперь так же мучился, как и в то время, когда он бежал в эту глухомань, чтобы, отказавшись от мира и всего, что составляет счастье и радость человека, в уединении, без жены и детей, без любви и дружбы, влачить свою тягостную жизнь.
Руки Мартинеца были омочены в крови, потому-то он, когда молился Богу, никогда не осмеливался простирать их к небу.
В его хижине были только самые необходимые вещи и то все его изделия. Лесничие большого королевского леса не беспокоили его, с уважением относясь к его жилищу. Если они случайно встречались с суровым Мартинецем, то всегда с почтением подходили под его благословение. Кроме этих надсмотрщиков, почти никто никогда не заглядывал в эту глушь, так что отшельник нашел, наконец, желанную тишину.
Много лет провел он в своем уединении, и никто не нарушал его одиночества. Волосы его поредели, борода поседела, но душа все еще была полна печали и муки.
Однажды ночью, когда бушевала непогода, сверкала молния и с шумом и треском расщепляла деревья, а буря чуть не разрушила хижину отшельника, старик Мартинец бросился на колени перед распятием.
